— Это какая-то магия?
— Да по сути… физика. Мы же не первые люди. Твой отец лично выбирал материалы для создания ваджры. Когда-то у него был похожий.
Феликс пошатнулся и поставил посох на место:
— Ты сказал — отец? Я… я могу с ним увидеться?
— Нет, конечно. Он серафим и давно находится в высшем мире на планете Сатьян.
«Единственный, кто мог бы мне объяснить, что происходит, пребывает неизвестно где. Хотя чему я удивляюсь?» — рассудил Феликс. Он собрался было вцепиться в Кастивиля с тирадой вопросов, но в один миг вокруг тела вспыхнул синий огненный шар, в пламени которого проявилась физиономия рассерженного Глэма.
— С тобой хотят связаться через портальную свечу, — пояснил Кастивиль.
— И как мне ответить?
Кастивиль пошарил в кармане мантии и достал комок голубого воска, кинул Феликсу и велел поджечь фитиль от полыхающего вокруг шара. Феликс вытянул руку и почувствовал укус огненного языка.
В глазах взорвался яркий свет и перед ним уже стояли Андриан с Гламентилом. Судя по выражению лиц — с огромным желанием его избить. А посох засунуть в задницу.
— Ты хоть представляешь, что мог натворить?! — завопил Глэм.
— И вот этот визг я слушал полдня, — пожаловался Андриан, но мгновенно притих под пожирающим взглядом наставника.
На плече блондина теперь сидело нечто, похожее на комок змей, но присмотревшись, Феликс понял, что у рептилии тело ящерицы с двумя змеиными головами, и чем больше Гламентил выплескивал злость, тем сильнее оно рычало, шипело и клацало маленькими оливковыми челюстями.
— Глэм? Тебе то, что нужно от Августина? — удивился Кастивиль.
Волосы на голове Гламентила встали дыбом.
— Августина? — медленно переспросил он и уменьшился в размерах. — Это… это тем, который сразу херувимом должен стать?
— Как тебя вообще асуром сделали, если ты даже одну душу от другой не в состоянии отличить?
Андриан фыркнул и с глумливой улыбкой процедил сквозь зубы:
— Замечательно. Феликс и так считает, что ему все должны ноги облизывать, так теперь еще, оказывается, после смерти он станет важной персоной.
— В смысле после смерти? — взвизгнул Кастивиль. — Глэм?!
Феликс почувствовал пинок коленом в поясницу и понял, что падает в портал.
ГЛАВА 11. Андриан. Пирамида сверхсознания
Ваджранаг, известный как посох
Прародителя-старца, был создан самим
Творцом в эпоху Великого взрыва, из плазмы,
энергии червоточин и первородной материи.
Энциклопедия «Реликтан»
— Идиот! Какой же ты… О, бездна гуватская! — орал и бранился Гламентил, пока Андриан старался придумать: в какую дыру забиться, чтобы не слышать эти крики. — Здравствуй, карцер! Меня туда на вечность запрут!
— Ну, облажался… — простонал Андриан, тщась не смотреть на пронизанную высокомерием морду Феликса, который усиленно молчал, пока наставник хотел выпотрошить кишки Андриана и размазать по стенам пирамиды.
Гламентил заслонил лицо правой ладонью. Некоторое время он так и стоял в растерянности, усердно качая головой и причитая, как будто нытьё чем-то поможет. Его манера заунывно стонать, человека оптимистичного и подавно могла бы свести с ума.
Гидра тихо посапывала. Видимо, уже привыкла к истерикам хозяина. Три зеленые головы обвили шею наставника, как клубок змей и, улицезрев подобную картину, Андриан решил взять обратно слова, сказанные когда-то Стасу. Тарантул не самый отвратительный домашний питомец, которого он видел.
Из глотки рвались проклятья для Феликса. Но оставались внутри. Где-то между небом и затылком. Из-за недобитого грача Андриану достались тонны возмущений наставника, к тому же Гламентил перестал отвечать на вопросы, а единственное место, где довелось побывать — пыльный подвал хранилища знаний, куда они спустились за портальными свечами. И о чудо! Феликс, провались он в клоаку, оказался несколькими этажами выше. Так что после исчезновения судьи Андриан не успел узнать ничего нового.
Кроме букета экзотичных ругательств.
Теперь же перед ним раскинулось нечто огромное и удивительно… сверкающее.
Ворота пирамиды переливались в палящих лучах трех алых солнц, так что под камзолом заструились водопады пота. И зачем оставлять тело, реагирующее на погодные условия? Это же бессмыслица!
Рядом — три статуи в капюшонах, длинных мантиях и с шестью крыльями за спиной.
Феликс исследовал глазами пирамиду. Андриан сел на корточки и прочитал надпись у подножья: «Прародители Обители Джамп». Каждая статуя держала перед собой ладонь, на которой выгравирован символ, украшающий многие стены местной архитектуры. Треугольник с кругом и звездой посередине.
Андриан переглянулся с Феликсом, который нервно стучал стопой по белоснежной плитке — тот махнул головой на ворота, а на кивок в сторону оцепеневшего Глэма, Феликс ответил выразительным взглядом, означающим: «Забей, не теряй время».
И они ушли. Одни.
Как только нога Андриана ступила внутрь пирамиды, нижняя челюсть рывком полетела к полу.
В центре зала кружился голографический эскиз галактики. Со всеми планетами и звездами. Этот шедевр издавал гудение, протискивающееся сквозь гомон и топот людей.
Обитаемые планеты пари́ли размером с яблоко, а остальные шары — совсем крошечные, едва различимые. Некоторые подсвечивались. Глэм (после очередных воплей негодования) рассказал, что разными цветами горят планеты, на которых живут души из Обители. Эскизы светятся в зависимости от цвета ауры, населяющей планету касты.
Андриан высмотрел Землю — она переливалась золотистым, а вот родная планета Гламентила светилась зеленым цветом.
Просунув руку сквозь одно из солнц, Андриан взвыл и одернул кисть назад, ощутив жгучую боль. Просто раздирающую! Попятился. Стал дуть на пальцы.
Кожа обгорела и покрылась волдырями. И… запах. Что за запах? Жареное мясо?!
Глаза Феликса замигали. Наставник схватил пострадавшую кисть — без малейшего сочувствия! — и тихо что-то пробурчал, испуская вздох. Боль ослабла. Но лечить руку полностью явно никто не собирался. Прямо бесплатная медицина: от смерти спасем — если успеем, — но в дальнейшем нужна страховка, или идите к черту.
Жалобный взгляд, увы, тоже не сработал. Глэм повёл их дальше.
В зале располагались отдельные входы для осмотра «живых» планет. Для тех, кто собирается перерождаться и хочет подобрать следующее тело.
Оказалось, оно должно тебе еще подойти. Как брюки. Только речь не о размере, а об энергетике. Андриан отбился от треплющихся знакомых — они вроде увлеченно обсуждали работу каких-то судей Трибунала — и проник в одну из таких комнат. Там увидел, как темноволосая девушка попыталась наладить связь с телом младенца. Ей это не удавалось. А когда она проявила настойчивость — плод в животе женщины чуть не погиб.
Расстроенную девушку отругал наставник.
— Не хочу другое тело! Я так ждала, когда у моей сестры появится ребенок, — рыдала она.
— Это тебе не подходит. Придется выбрать другое, — успокаивали её.
Рука Гламентила за шиворот трещащего камзола потянула Андриана обратно в зал. Правая голова гидры цапнула за щеку. Наставник строго шикнул на питомца. Место укуса, правда, от этого меньше болеть не стало.
Острое желание связать головы ящерицы узлом весь день не оставляло мысли Андриана, сильнее он вожделел только пообщаться с местными. Хотел разузнать, как они живут. Где обитали до этого? Почему у одних есть крылья, у других нет? Кто такие херувимы? Пьют ли здесь кофе? Если пьют, то с сахаром или без? А кто изготавливает сахар? А кофе? Здесь есть деньги? Заводы?
Бурю вопросов в голове прервал хриплый голос:
— Вы подавали прошение на аудиенцию с серафимом? Теперь пускаем только по разрешению Трибунала. Документ!
— Какой еще документ? — прорычал наставник в лицо стража. — Развели здесь бюрократию.
Пока Глэм ругался со стражниками, Феликс взял Андриана за плечо и отвел в сторону. От хмурого взгляда карих глаз зароился холодок в желудке. Настрой этого человека меняется так часто, что Андриан не успевает реагировать. Судья то шутит, то кидается с кулаками, то улыбается, то мрачнеет — и всё за минут пятнадцать. Побочный эффект смерти? По рассказам подруги, Феликс необычайно уравновешен. Но, видимо, не со своим убийцей.
— Что у вас с Марлин? — выпалил он. — У тебя, видимо, как у талов, совсем нет совести. Спать с женой человека, которого ты убил!
— Я не спал с Марлин, — ответил Андриан, недоумевая, кто такие талы, и сбросил с плеча напряженную руку Феликса.
Хотя мог бы, она уж точно была не против.
— Пока что… Не спал.
— Ты реально сейчас вот об этом думаешь? — Андриан выставил руки и прокрутился, напоминая Феликсу, где они находятся. — Серьезно?
При этом сам Андриан и час не мог проходить, не вспомнив о Марлин. При взгляде на очередную блондинку. Целующуюся парочку…
Даже розы с серебристыми лепестками и сладким ароматом — в садах дворца — всколыхнули мысли о любимых радужках. Он не помнил, чтобы когда-то так много думал об одной девушке, чтобы вообще чувствовал нечто подобное. И это безумно напрягало. К Марлин возникает такая страсть, которую он не в состоянии контролировать, она затягивает ретивей сверхмассивной черной дыры, и самое страшное — Андриан не знает, что с этим делать.
Каждый раз, закрывая глаза, он ощущает ее запах. Жасмин и сирень… Каждый раз закапывает в подсознание, закидывая листьями и землей, чувства, которые эти ароматы вызывают. Глупо отрицать, что они есть. Чувства… И они даже взаимны. Андриан знает это. Видит в блеске плавленого серебра. Это нечто мимолетное, мягкое, обжигающее — то, что нельзя поймать или воссоздать по желанию… Это можно только обрести.
Однажды, когда Андриану было восемь лет, он пришел домой и сказал маме, будто влюбился сразу в трех девочек в классе. Она искренне рассмеялась. А ему стало обидно. Тогда мама объяснила:
«Любовь — это другое, милый. Они нравятся тебе. Нравиться могут сотни людей».