В раздумьях остановилась у библиотеки. Перед глазами промелькнула сцена захлопывающейся двери, и с неким трепетным ужасом Марлин нажала на позолоченную ручку. Дрожь снова облизала спину.
Свежий воздух проникал в уютную светлую комнату, нежно перебирая занавески цвета ранних весенних бутонов.
Весь ночной погром оставался на месте. Она села на колени перед разбитой хрустальной шкатулкой. Среди осколков вытащила цельный кусок дна, на котором замысловатой резьбой выгравирована золотистая надпись: «Ты словно свет в непроглядной темноте». Подарок Феликса. Для нее. После их душераздирающей ссоры. Марлин не хотелось вспоминать тот день.
По паркету разлетелись украшения.
Зачем было оставлять шкатулку в библиотеке? Память подводила, потому что Марлин не могла вспомнить, как принесла ее сюда.
Она сгорнула всё в кучу. Жемчужные бусы, ожерелья с топазами и бриллиантами, серебряные и золотые цепи, поблескивающие в лучах солнца, которое теплыми пальцами протискивается сквозь шторы, и… освященный крестик?
***
— Мари, нужно работать. Либо возьми отпуск. Детка, тебя опять ищут, — зазвенел голос Яры, пока Марлин сидела в палате Андриана, крепко сжимая его безжизненную руку.
Вокруг витал горький запах лекарств, который дает понять, что рядом находится больной человек, а значит — говорить нужно тише. Однако парню было нельзя помешать даже самым истошным визгом.
Марлин кивнула подруге, но не ответила. Стала колупать заусеницу.
Яра Истрова работает в больнице двенадцать лет. Знает все сплетни, все служебные романы, со всеми в хороших отношениях и постоянно прикрывает спину: обучает, советует, как лучше поступить, за что Марлин бесконечно благодарна.
Именно Яра первой сообщила эту содрогающую новость, что Андриан не пропал. Не бросил Марлин… Ведь именно так она и подумала, когда тот перестал отвечать на телефон, подумала, что надоела ему, и парень просто исчез. Как пелена, которую разорвал рассвет, новый друг растворился в воздухе.
Но она ошиблась. Андриан не забыл о ней. Нет, он здесь… В больнице. Избитый, весь в синяках и ссадинах. Лежит, почти увядший, недвижный и бледный, в пучинах бесконечной пустыни собственного сознания.
В коме.
Она приоткрывала его веки и от почти физической боли отдергивала ладонь, обнаруживая поблекшие глаза, вокруг которых разрослись черные впадины. И так — до бесконечности. Марлин сидела и ловила остатки любимого тепла. Иногда вытирала слезы. С груди Андриана, словно выжали весь воздух, и лежал он, как испорченная кукла.
— О, дорогая, — тоскливо прощебетала Яра, видя, как Марлин гладит русые волосы дрожащими пальцами, — он очнется!
— Три года назад умер мой отец. Два года назад — мать. Год назад — Феликс. А после знакомства со мной в предсмертном состоянии теперь и Андри. — Ладони сжали простынь. Марлин больно прикусила щеку изнутри. Склонилась над Андрианом, поцеловала в сухие губы и поднялась с кровати. — На мне порча?
Яра закатила салатовые радужки и потянула ее за рукав белого халата.
«Зеленые радужки, как у него», — подумала Марлин, пряча слезы под опущенными ресницами.
Подруга обняла ее за плечо и вывела из палаты. Марлин даже не заметила, как оказалась в кабинете Яры, утонула по грудь в объятьях мягкого кресла и сжала чашку с горячим чаем, ее любимым: с тонким ароматом черники и кислинкой цитрусовых нот.
— Нужно развеяться, — оживленно выдала Яра и развалилась на рабочем столе, взмахнув кудрями. Толстые черные пружины весело подпрыгивали с каждым движением хозяйки. Губы вытянулись краями к пурпурным стрелкам на веках. Кончик носа ко лбу. Всё в ее облике стремится куда-то вверх. — Как насчет субботы?
— Я думала, в субботу у тебя свидание с Глебом.
Марлин захрустела шоколадным печеньем с абрикосовой прослойкой. Почему в ее жизни всё ползет вниз? Улыбка, настроение, отношения… Несправедливо. Как перевернуть этот проклятый график на доске фатума?
— Нет, у меня свидание с Леоном. В воскресенье.
— Не понимаю, как ты настолько легко меняешь мужчин, — уныло выговорила Марлин и сгорбилась. С приглушенным свистом она потянула губами обжигающий чай. — У меня всегда к мужчине такие глубокие чувства, что, кажется, вот-вот и захлебнешься.
— Просто у тебя их мало было, — усмехнулась Яра, разрывая почерканные ручкой документы и кидая шуршащие клубки в мусорное ведро.
Стол ее по обычаю обильно завален бумагами, будто с неба упало жирное облако и теперь лежит на Яреном столе.
— Зато у тебя мужчины, как жвачки: пожевала и выплюнула. Когда надоели пластинки с мандаринами, то купила с яблоками. И снова — по новой.
Яра рассмеялась журчащим смехом, точно в кабинете заплескал горный ручеек.
Легкость и непринужденность подруги нравились Марлин, потому что она знала: Яра не обидится на ее слова. Она человек ироничный. И сказанное — непорочная правда. За плечами подруги в тридцать шесть лет числился четвертый брак, а мимолетных отношений насчитывалось, что пилюль в аптеке.
— Когда первый раз влюбляешься в мужчину, он кажется самым лучшим, — посулила Яра. — Но потом, когда страсть уйдет, и ты очередной раз окажешься свободной, этот настил обвалится. — Она подкинула вверх стопку бумаг, изображая что-то вроде взрыва. — И вот тогда ты, малышка, окунешься в прекрасный разнообразный колорит других мужиков и уже не так легко захочешь с ним попрощаться ради кого-то одного.
— Может, может...
— Сомневаешься? Зря! Просто ты еще малипуська, — словно ребенку пролепетала Яра и потрепала Марлин за щеку. — Двадцать три года... Господи! Такая молодая… Вся жизнь впереди, столько предстоит узнать, почувствовать, увидеть…
Подруга подмигнула и продемонстрировала пальцами имитацию чего-то неприличного.
— Хочется всё-таки остаться с одним мужчиной, — буркнула в чашку Марлин.
Яра отмахнулась. Выказывать неуважение к ее «мудрым» советам категорически нельзя. Обидится не на шутку. Она протягивает свой опыт на раскрытых ладонях — без надменности и фальши — с искренним желанием помочь, и из-за этой редкой открытости чувствуешь себя мерзкой тварью, отбрасывая его в сторону. Даже если опыт бесполезный. Поэтому Марлин воскликнула с любопытством первое, что пришло в голову:
— А что за Леон? Где познакомились?
Подруга снова расхохоталась.
— На трассе.
Веки Марлин захлопали, как заведенные. Яра продолжила:
— Нет, я там не на заработках стояла. Можешь не блымкать глазками. Я подшофе за руль села, а Леон меня остановил. Полицейский он, — Яра поудобнее устроилась на столе, откинув в сторону карты пациентов. Одна из карт со шлепком упала на пол. — Права у меня отобрал…
— Тебя прав лишили?! — вскрикнула Марлин.
Всегда удивляло, как Яра беспечно относится к важным вещам.
— Ну, неофициально, — хихикнула она. — Я, значит, обматерила его, пьяная же была. А он странный больно попался, и мое поведение его то ли развеселило, то ли… не знаю, в общем, но у него как раз закончилась смена. Он забрал у меня права и отвез домой. Машину поставил у подъезда, а вот документы не вернул, пригласил забрать их на следующий день в ресторане.
— Обожаю твои истории…
— О, он классный! И такое вытворял… Если понимаешь о чем я. А что насчет тебя и спящей красавицы в палате? У вас всё серьезно? Развлеклись в том походе?
Яра толкнула Марлин под локоть. Чай из кружки выплеснулся на халат, оставив желтую кляксу.
«Пятый халат за сегодня испачкала», — посетовала Марлин.
— Ам-м-м… не совсем. Между нами ничего не было, — смущенно пролепетала Марлин и снова уткнулась в теплую чашку.
Яра вскинула черные брови ко лбу.
— Ничего? В смысле? Да ты шутишь, — искренне удивилась подруга. — Мой тебе совет: если нравится, то лучше сразу проверь, что там у него, да как работает. Тем более этот парень сказочный жеребец. Что тебя смущает? Ух, я б им занялась, бляха-муха... Где мои двадцать?
— Да не во мне дело, — перебила Марлин. — А в нем!
— Хм-м-м… да, кома мешает отношениям, но ведь он выйдет из нее, и…
— Та нет, Яра! Не об этом я, — Марлин помедлила с ответом, закрыла глаза, будто прислушиваясь к воспоминаниям. — Он ведет себя очень странно. Не хочет даже в одном доме со мной ночевать, ускользает в последний момент, как сквозняк через форточку!
— И впрямь необычный мужчина. Интересно… Что ж, как только твой зеленоглазый монах очнется — запрыгивай на него. Не тяни! Может, парень чего-то стесняется? Лучше проверь. Без тест-драйва не бери. А то знаю я вас… молодежь. Пожить вместе не успели, а уже кольцами обмениваетесь. Смешно же!
Слышать подобное от человека, который был замужем четыре раза — вот это смешно.
— Стесняется? Чего, например?
— М-м-м… — Яра обхватила пальцами розовую бутылку с водой, многозначительно ее потрясла вверх-вниз и широко улыбнулась. — Размеров?
— Каких еще размеров?
После секундного замешательства она поняла, что раскраснелась, как внутренности июльского арбуза. У подруги в каждом диалоге упоминается область ниже пояса.
— Яра, помощь нужна! Пациенту из сорок пятой палаты плохо, — затараторила их коллега, ураганом врываясь в кабинет. — Кричит, что умирает!
— В другой больнице пусть умирает, — огрызнулась подруга.
— Так и передать?
— Да иду я! Иду! Что за работа, ядрёна мать, уже чаю не дают попить.
***
За открытым окном больницы порхало одиннадцатое ноября.
Нос учуял аромат красной калины, шуршащей листьями об стекла кабинета. И никакого холода или слякоти. Лишь ласки и довольное мурлыканье теплого ветерка.
Марлин безумно соскучилась по хорошей погоде, однако не было желания поддерживать благосклонное настроение природы. Ведь Андриан так и не проснулся. Вот уже шестой день, как она увидела его бледное лицо, парень томится в объятьях беспросветного сна, когда костлявые пальцы под черным плащом манят в преисподнюю.
Сев на подоконник, она заметила в углу павшее тело мухи. Слегка зажав погибшее насекомое между указательным и большим пальцем, Марлин прищурилась, всматриваясь в иссушенные солнцем крылья.