Парень черно выругался и схватил девушку за плечи. Блокнот шлепнулся на пол.
— Я совсем идиот, по-твоему? Кто вам дипломы выдает?
— Руки… уберите, — прошептала она, но не стала вырываться. — Я понимаю ваши чувства. И хочу помочь.
Андриан сделал несколько шагов вперед и рывком придавил ее к стене.
— Ни черта ты не понимаешь! Совершенно не разбираешься в людях.
Лазурные глаза девушки заблестели. Феликс ахнул, если бы мог. Почему она не сопротивляется? Давно пора влепить парню затрещину.
— Андри…
— Тебе нравится, когда тобой управляют, нравится подчиняться, да? Я чувствую, что нравлюсь тебе, чувствую твое желание отдаться мне, несмотря на то, кем я являюсь. Тебе это нравится. Быть ведомой. И, кажется, тебя заводят такие психи, как я. — Андриан издал истерический смешок и запустил пальцы в ее золотистые волосы. — А вот мне — нет! Но эта дрянь, что сидит в моей голове — всё контролирует и вспыхивает, когда ей вздумается! Сводит меня с ума! Понимаешь? Нет! Не понимаешь!
Девушка съёжилась и попыталась выбраться из-под него. Впрочем, он и не стал ее держать.
— Бесполезная трата времени, — прошипел Андриан, пнув кресло. — Есть лишь одно лекарство. Пока мысли забиты тем человеком, видения не отпустят мои мозги. Значит, я должен завершить начатое. Должен во всем разобраться. Пора избавиться от всего, что меня с ним связывает. Уничтожить те остатки, что от него остались.
— О ком вы говорите? — уточнила психолог, держась за телефон.
Парень одарил девушку ядовитой ухмылкой и громко захлопнул за собой дверь.
ГЛАВА 4. Марлин
Прежде чем осуждать кого-то, возьми его
обувь и пройди его путь, попробуй его слезы,
почувствуй его боль. Наткнись на каждый
камень, о который он споткнулся.
И только после этого говори ему,
что ты знаешь, как правильно жить.
Далай-лама XIV
Горько вздыхая, Марлин склонилась перед памятником Феликсу.
— Господи, воровать цветы с могил усопших… что может быть бессовестней? — проронила она вслух, осматривая пустой порожек мрамора, где несколько дней назад оставила охапку благоухающих малиновых роз. Пожурив обидчиков, почувствовала себя лучше, правда, поняла при этом, как убог ее скулеж — никто не слышит, красть не перестанет, Феликс (как обычно бывало) не заступится…
Стоило похоронить мужа прямо во дворе. А почему нет? Прямо под катальпой. Они с Феликсом часто отдыхали под ветвями дерева на лавочке с мягкими подушками. Там, в глубинах сада, коричневая кора возвышается на пять метров, коронованная могучей копной сердцевидных листьев, между которых рождаются кремовые соцветия с пурпурными точками.
Разве не идеальное место, чтобы увековечить память о муже?
Однако после кончины Феликса, Марлин решила смотреть на мир глазами путешественника, остановившегося в Париже, дабы увидеть Эйфелеву башню и вскоре уехать. Очевидно, что поддерживать финансовое положение она не сможет и вскоре — потеряет дом.
Как содержать такой дворец? Когда зарабатывать деньги ей не легче, чем глухому сочинять музыку.
На мгновение мысли оборвались. Она резко одёрнулась в испуге. За спиной раздался теплый мужской тенор с ноткой чувственной хрипотцы:
— Вы приходите сюда каждый день, не так ли?
Черное легкое пальто с затертыми рукавами, перепачканные землей коричневые ботинки и самые сочные зеленые глаза, что доводилось видеть, будто свежая мята после дождя. Чистая. Яркая...
Парень смотрел пристально — с тенью легкой улыбки, — а его отросшие светло-русые пряди резвились в осеннем ветерке, пропитанном ароматом луговых трав.
— Чтобы знать, что я часто здесь бываю, нужно самому ночевать на кладбище, не так ли? — зафыркала Марлин, машинально отпрянув.
— Я испугал вас? — Незнакомец сел на скамью и откинулся на спинку, небрежно закидывая ногу на ногу. — Приношу извинения. Не хотел.
— Это же кладбище, нельзя так подкрадываться! Вы бы еще с ножом из-за спины выскочили!
Марлин скривилась и плотнее укуталась в аквамариновый плащ. Леденящий холод отправился на вечернюю прогулку между могил, облизывал кожу, и она мечтала нырнуть под махровое одеяло.
Неужели так сложно заиметь привычку тепло одеваться? Или не ходить на кладбище по вечерам? Незнакомец явно поумнее будет — накинул пальто. Оно выглядело затертым, но Марлин знала: пальто куплено в бутике и несколько лет назад стоило больших денег, хотя теперь скорее напоминает тряпку с барахолки. Будь здесь Феликс, он бы непременно сделал вывод, что парень не так давно — обеднел. Муж вообще любил делать выводы обо всем на свете. Структурировал что угодно: вещи, мысли… людей.
— Я не маньяк, — усмехнулся незнакомец. — Так совпало, что мы навещаем одну и ту же могилу.
— Неужели? Вы дружили с моим мужем? Что-то не припомню.
— Мы никогда не были друзьями, так… знакомые. Скорее даже неприятели.
— Тогда зачем ходите сюда?
Марлин заняла лавочку напротив.
Что-то странное было в выражении лица парня, в его блестящих глазах… Она не понимала — что, но ее тянуло продолжать диалог. Незнакомец вёл себя сдержанно. Тень улыбки не покидала узких губ, окруженных недельной темно-русой щетиной.
— Иногда мы сами не можем понять причину своих поступков, не находите? Возможно, я жалею, что не был приветлив с ним при жизни, а может — хочу ощутить себя живым, смотря на старого знакомого, лежащего в земле, когда черви и жуки поедают его внутренности.
Марлин сморщила нос.
Черви, трупы, маньяки… великолепные темы для разговора, ничего не скажешь. Неужели этот идиот думает, что подобное ей интересно? На секунду Марлин показалось, что она рывком вскочит и убежит. Но внезапно поднялся ветер, растрепал золотистые локоны за спиной, и это приятное ощущение легкости смыло мерзкий осадок от слов парня. Порыв окутал ароматом ясеня и сена, со скользящими нотками смолы.
— Имя моей очаровательной собеседницы? — окликнул незнакомец.
— С чего мне называть свое имя? Вашего я не слышала.
Парень хлопнул себя по груди, звонко и театрально, словно поймал инфаркт.
— Где мои манеры? Андриан Вериго. Для вас просто — Андри.
— Марлин.
— Стало быть, Марлин Ларская, — он расплылся в подобострастной лисьей улыбке. И глаза у него были миндалевидной формы: узкие, хитрые. Точно — лис. — Каким он был, ваш муж?
Выдержав паузу, Марлин обратилась к портрету Феликса:
— Сильным.
Андриан засмеялся.
— Сильным? Мог морду кому-то набить?
— Нет… нет, он… не знаю. С ним я чувствовала себя… в безопасности. Обманчивое чувство, как оказалось, да?
— Да, физическая и моральная сила человека могут быть слабы перед смертью… перед, — парень на мгновение запнулся и продолжил: — перед планами других.
— Хороший план: убить человека и свалить, — огрызнулась она и заметила, что на смуглых щеках Андриана проявились красные пятна.
— О, извини… Я хотел сказать, что никто не может быть уверен в завтрашнем дне. В другом человеке. Беда может случиться с каждым, никто не застрахован.
Марлин отвернулась. Слова Андриана пусть и шаблонны — нет, невыносимо примитивны, — однако они растормошили что-то глубоко внутри, будто парень поковырялся в ее сердце ржавой вилкой.
Вот, снова она просыпается в холодном поту, уверенная, что муж рядом. И надеется, что еще спит. Или сама умерла. Лучше так, чем очередное утро рыдать у камина. Притворяться сильной... Вспоминать, как коллеги привели к Феликсу. В морг. Посмотреть на мужчину, которого она любила. Он лежал на холодном железе с опустошенными глазами. Бледный и стылый. Подняв светло-зеленое одеяло, она увидела, как в районе груди мужа зияет багровая дыра с запекшейся кровью. И этот запах… трупа. Нет… смерти. Марлин умоляла следствие вернуть ей пулю. Ту самую. Проклятую. Этот кусок стали был ненавистен и почему-то жизненно необходим, когда она осматривала его, то смеялась, не веря в смерть мужа. Такая ничтожная малявка не могла убить мудрейшего Феликса, не могла убить человека, который спас Марлин и любил! Удар молнии не способен убить бога...
— Что же спасет от беды? — печально спросила Марлин, заглядывая в светящиеся мятой глаза Андриана. Солнце уже заходило за горизонт, и мир обволокло золотистое сияние, красиво отражая в глазах парня блики, словно на зеленом лугу мерцают вкусные бриллиантовые одуванчики.
— От беды? Только смерть, — промурлыкал он, почесывая тонкий нос.
— А от смерти?
— Ничего.
— Очень оптимистично.
Андриан хмыкнул.
— Зато, правда. Хочешь слышать ложь? Заведи льстивую подругу.
— Нет, спасибо, я предпочитаю правду.
— Тогда врага.
— Враг тоже может тебе врать, чтобы унизить.
— А друг будет тебе врать, чтобы возвысить. Да только какой смысл, если это ложь? Враг будет ближе к истине.
— У меня от тебя голова разболелась, — фыркнула Марлин, шаркнула по мрамору ногами и подпёрла коленями подбородок.
— А я рад, что мы перешли на «ты».
Андриан хмыкнул и облокотился об темно-синие джинсы, выглядывающие из-под черного пальто. Он то и дело поправлял русую челку, которую хлесткий, сырой ветер перебирал извилистыми пальцами, норовя ослепить.
Марлин подумала, что ей нравится манера общения этого человека. Слишком нравится… Вокруг них сомкнулась в кольцо удивительная атмосфера непринужденности. Ветер затих за его пределами. Или ей так показалось? Может ли кто-то быть настолько вездесущ? О, несомненно, Андриан именно такой! Зазывная внешность, страстный взгляд, плавные жесты — всё это нравилось Марлин. Казалось странным, что она его не помнит.
— Как ты познакомился с моим мужем?
— Разве это важно? — Андриан зевнул и обхватил рукой лавочку, лениво распластавшись.
— Ты сказал, что вы не ладили.
— И зачем же говорить о столь грустном? Поведай мне, как ты встретила Феликса. Истории о любви интересней историй о ненависти.
— Мы познакомились в здании суда, — начала она и осеклась: — только это отнюдь не твое дело.