А насчёт Рагнарёка мы ещё поглядим.
– Погляди, – усмехнулся великан. – Все знамения уже явлены, маг Хедин. Орёл и Дракон сошлись в смертельной схватке, прибегли к последней мере, но и она никого не спасёт. Сущее перестанет быть, однако от тебя зависит, каким оно воскреснет вновь. Ступай теперь, не медли. Упорядоченное обращается в единый кристалл, в зародыш грядущей вспышки, и те, кто гонит вперёд ледяные поля, не теряют время даром. От того, что ты сделаешь там, впереди, зависит…
– Удержи речи твои, йотун! – властно скомандовала сущность с лицом Мерлина.
– Что ж, спасибо ещё раз, многомудрый. Я иду дальше.
– Я пожелал бы тебе счастливой дороги, маг, но счастья не будет. Это говорю тебе я, Мимир.
– Посмотрим. – Хедин сделал шаг, и старый великан враз остался за спиной.
Вокруг вздымался безжизненный серый лес, море взнесённых ветвей; словно чья-то исполинская рука смыла с них все цвета и краски.
Великое Древо, сердце домена Духа Соборной Души, могучего Демогоргона. Но что за ним? Что дальше? Куда ведёт золотой луч? И, самое главное, – от чего или кого исходит?
Ты давно уже понял это, сказало ему множество голосов. Только боишься в этом признаться.
Этого не может быть. Он не находится здесь. Он давно ушёл, оставил сущее, Он…
Золотой луч резко поднялся над серым морем. Мгла отступала, оставалась внизу, а вокруг была лишь пустота, звенящая, режущая.
Внизу ничего. Ничего наверху. Только нить золотого огня.
Истинные Маги не интересовались, что там, в самом Великом Пределе. Не пытались дойти до самой последней грани, где одно становится другим.
Не этого ли символ кроется в золотистой черте?
Неяркий свет, разлитый вокруг, умирал. Тьма сгущалась, отрезая Познавшего даже от того скудного подобия мира, что он оставил позади, от тени Великого Древа. Вновь ожил ледяной ветер, в слепой ярости бросаясь то с одной стороны, то с другой.
Чувства. Память. Привязанности.
Они потянут тебя вниз, беззвучно сказал Мимир откуда-то из дальней дали, но так, словно оказавшись у Хедина за плечом. Это последний рубеж. Откажись. Отрекись. Забудь. Как ты забыл собственные детство и юность. Отца и мать. Первые победы и первую любовь.
– Я ничего не забывал, – громко ответил пустоте Хедин. – Это не я. Это миражи. Ничего этого не было. Или было, но не со мной. Зачем мне было явлено это – я не знаю. И не хочу знать. Я иду, чтобы вернуться. Я нужен – там, внизу или наверху – неважно. Я просто нужен.
Ты очень нужен, сказало многоголосие. У каждого свой золотой луч, и у каждого он кончается в своём особом месте. Ты проходишь свой, и настала пора – взгляни!
Тьма впереди заклубилась. Исчезли последние проблески серого света, Хедина окутал мрак, который так и хотелось назвать «изначальным».
Золотой луч рассыпался облаком стремительно исчезнувших искр, и свет теперь исходил только от огненного меча в руке Познавшего Тьму да от его собственного «тела», сотканного из всё того же золотистого сияния.
Привет тебе, Хедин. Ты дошёл, сказала темнота.
– Привет тебе, великий. Спасибо, что дал мне дойти.
Ты дошёл сам.
– Я ни от чего не отрекался. Мимир ошибся, великий.
Мимир не ошибся. Тебе осталось свершить последнее.
– Что именно, великий? Прости, я не понимаю…
Ты всё понимаешь, Хедин. И знал, зачем идёшь по золотому лучу.
– Конечно. Чтобы вернуться, чтобы помочь…
Нет. Ты шёл, чтобы перестать быть.
Тьма смотрела на него мириадами глаз, словно ощупывая бесчисленными взглядами.
Ты пришёл. Теперь ты перестанешь быть. Великий Предел должен исчезнуть, чтобы родилась новая монада. Вокруг тебя замкнётся кристалл. Поэтому Мимир мудро советовал тебе отринуть память. Но Истинный Маг потому и истинен, что движим совсем иным, нежели былые чувства.
– Ты говоришь со мной, великий… зачем? Ведь ты всесилен…
Нет всесильных в пределах Упорядоченного. Нет всесильных в пределах Хаоса. И лишь там, что лежит за рубежом бесконечности, кроется поистине Всесильное. Идея, что двигает всё и вся.
– Идея не существует в отрыве от…
Время истекает, мягко сказала темнота. Слишком много искажений внизу, слишком большой свободой пользовались смертные и бессмертные. Спаситель. Другие. Не страшись, Познавший Тьму, твоя участь прекрасна и высока…
– Участь перестать быть – «прекрасна и высока»?!
Мы все перестанем быть, сообщили ему. Всё и вся перестанет быть. Но у всех это случится по-разному. Тебе суждено…
– Со мной – Пламя Неуничтожимое, – клинок поднялся, огненные сполохи рассеивали мрак. – Я прошёл сквозь бездну Неназываемого, я вывел оказавшиеся там души, такие же искры вечного Пламени, как и у богов, и у истинных магов. Мир должен жить, великий. Оставь нам шанс. Мы будем бороться!..
Ты не можешь говорить за всех, Познавший Тьму. Пламя Неуничтожимое есть лишь часть того, что оживило Упорядоченное. Оно не повинуется никому. Оно просто есть. И оно вспыхнет вновь – непременно вспыхнет! Но для этого ему надлежит угаснуть. День сменяется ночью, за ней…
– Да-да, вновь настаёт рассвет, – перебил Хедин. – Может, для тебя, великий. Но не для тех, кто в Упорядоченном.
Это закон, грустно сказали голоса. Вечное обновление требует вечных рождений и вечных смертей.
– Я достаточно слушал о «всеобщем цикле», великий. Я не гожусь на предлагаемую роль. Если всё так, я предпочту сразиться в последний раз с Дальними и сгинуть вместе с ними.
Красивые слова остаются красивыми словами, Хедин Познавший Тьму. И «роль» тебе никто не «предлагает». Это твоё предназначение. Высшее предназначение Истинного Мага. Великий Предел перестаёт быть, или, вернее, изменяется, становится тем центром, вокруг которого соединяются разные части кристалла. А предназначения не избегнет никто, и даже то, что ты называешь Творцом.
– Кто ты? – выкрикнул он. – Ответь! Слышишь?!
Слышу. Я часть творящего сознания. Я то, чему предстоит уснуть, умереть и всё забыть. Когда я пробужусь, память моя будет чиста. Цикл повторится снова, без цели и смысла. Вернее, весь смысл будет в нём самом. Чтобы жили и любили бесчисленные души. Чтобы Пламя Неуничтожимое – другая часть творящего начала – получило бы свободу. А теперь пришла пора…
– Ты же всемогущ, – Хедин не имел сейчас плоти, а показалось, что горло всё равно стиснуло. – Мысль Твоя есть деяние. Стоит Тебе пожелать, и всё исполнится. Ты – абсолютный Маг. Тебе не нужны заклинания и формулы. Зачем ты говоришь тогда со мной?
Все чувства исходят из меня, печально сказали голоса. Жалость. Скорбь. Сострадание. Всё это есть во мне – иначе не было б и в вас.
– Тогда почему во мне сейчас ничего, кроме ужаса?! – Познавший Тьму кричал, или, во всяком случае, ему казалось, что он кричит.
Если бы ты знал, каков тот ужас, что во мне, ответили ему без гнева. Угаснуть и знать, что всё могущество и Пламя Неуничтожимое не спасут от такой же смерти, как и у мельчайшей мошки-однодневки. Мошке даже легче, она не подозревает о собственной участи. А творящему придётся угаснуть, зная, что он угасает навсегда.
– Тогда отпусти меня, великий. Если Тебе ведомы сострадание и милосердие, не неволь, не принуждай. Мы будем сражаться – мы не покоримся – мы…
Время вышло, вздохнула темнота. Скорбь переполняет всё, но есть закон…
Взлетел и рухнул меч – меч из Пламени Неуничтожимого, окружённый аурой тонкого огня, множества смертных душ из лона Неназываемого, – рассекая плотные клубы давящего мрака.
Он не знал, что именно он разит. Не знал, куда направляет свой удар; но пламенная полоса рассекла тьму, облака её внезапно раздались в стороны, отпрянули, словно обжёгшись; и разом золотой луч, на котором по-прежнему балансировал Хедин, рассыпался невесомой пылью.
Бездна распахнула было пасть, но неведомая сила подхватила под руки, удержала, остановив падение.
Твой дух силён, неукротим, и это хорошо, сказали голоса. Но рассуди – что может Пламя Неуничтожимое против того, чьей частью оно является?
– Если всё – часть Тебя, как же я противлюсь Тебе?! А если моя самость отделена от Тебя, то и Пламя отделено такоже. Нет, великий, ты можешь затушить мой огонь, как свечу на ветру, но я не…
Тьма ринулась на него, окутывая, опутывая, спелёнывая. Призрачное тело Познавшего разлетелось в клочья, так, что оставалось только нагое сознание, сжатое до пределов исчезающей точки; однако дар Ангелов Огня не исчез, как не исчезли и бесчисленные искорки душ.
Клинок ударил, словно его по-прежнему сжимала живая рука. Кипящий огонь сделался сияюще-белым, режущим, беспощадным. Каждая из душ, прошедшая ужас падения в бездну Неназываемого, обретавшая и терявшая надежду, вырвавшаяся наконец из бесконечного инферно, – они тоже сейчас сражались.
Яростный порыв – жить! сражаться! побеждать! – подхватил того, кто совсем недавно был Новым Богом, потащил за собой, сделал частью пламенного меча. Острие рассекло облако мрака, полыхнуло, и в этих вспышках можно было прочесть на языке изначальных смыслов: «Мы придём к тебе и примем свою участь, когда исчерпается всё остальное».
Но тьма не сдавалась. Она накатывала вновь, глубокая и бездонная, вечная, безграничная – в ней утонет любой свет, никакая вспышка не озарит её тайные уголки.
Не стоит бороться, убеждали голоса. Великий Предел – то, без чего невозможна истинная, полная монада.
Пламя Неуничтожимое рассекало мрак, однако пласты его сливались вновь. Познавшего Тьму стискивало, спелёнывало всё туже и туже; но что-то мешало этой великой, исполинской и как будто бы всемогущей силе окончательно одержать верх.
Сознание помутилось – однако в нём внезапно всплыли странные образы: тонкая дева; два низкорослых силуэта; и ещё один, худой, высокий. Все четверо оказались в каком-то подземелье, и почему-то это было очень, донельзя важно.
Так важно, что Познавший Тьму забыл даже о собственной участи, потянувшись к ним всем своим существом.
А они тянулись к нему.