– Магия? – прищурился Фиделис. – А что ж тогда, по-твоему, добрый половинчик, будет чудом?
– Ничего, – опередил собрата Фредегар. – Чудес не бывает. Бывает магия, и бывают маги: те, кто умеет использовать силу. Спаситель очень силён, вот и всё.
– Вы разве забыли, что не только в магии Его сила? – огорчился Фиделис.
– Не забыли, – буркнул Роб, глядя, как дородная большуха здоровенным ухватом гнала от ворот прочь семейство плохо одетых бежан, скорее всего – подсобников у зажиточного ремесленника. – В вере, что «придёт и спасёт». От всего. А уж что там что умножает – сила веру иль вера силу, – то не ведал даже сам Аэтерос.
Фиделис лишь головой покачал.
Оба невысоклика держали оружие в ножнах, готовые, в случае чего, дать отпор иными средствами, магическими; вокруг творилось невесть что, и первым позывом их, учеников великого бога Хедина, было «навести порядок»: чтобы с претерпевшими делились, чтобы бежавших от невиданного бедствия пускали бы на постой, если не в дома, то хотя б в сараи, где тоже есть крыша над головой.
– Нет, друзья, – Фиделис словно слышал их мысли. – Поможем сейчас одному – потеряем время, нужное, чтобы помочь тысяче.
– Как-то странно ты говоришь, – пожал плечами Фредегар. – Не так учил нас Аэтерос, да и сам ты – забыл? – совсем иное рёк. Что пойдём мы градами и весями Хьёрварда, уча, как надо. Нет? Спутал я всё?
Фроки говорил, сердито сощурясь, он и в самом деле не понимал этого их загадочного спутника, невесть откуда взявшегося и невесть что замышляющего.
– Я объясню, – кротко кивнул лекарь. – Здесь сейчас беда, но я вижу, что даже она пока не открыла людям глаза. Им слишком больно, и нужны тут не слова, а дела.
– Разве не делами собирались мы заняться? – нахмурился и Робин.
– Мы займёмся, – согласился Фиделис. – Но я чувствую, что зашевелились и иные силы, не дерзавшие высунуться, пока Спаситель орудовал в Хьёрварде. Да и вообще державшиеся в тени.
Его перебили вдруг взлетевшие к серому небу жуткие вопли из-за ближайших домов и бревенчатых тынов.
Вылетела простоволосая молодка, прижимая к груди младенца; за длинную юбку цеплялся малыш постарше. Следом, пятясь, – трое мужиков, выставивших колья, но всё равно – отступавших.
А на них надвигался костец, пошатываясь, но уверенно вытягивая когтистые лапы, на которых не осталось никакой плоти, одна лишь белизна скелета.
И не просто скелета. Неведомые чары успели его изменить, а может, он таким и был создан: раза в полтора выше, череп словно пивная бочка, и три глазницы – третья прямо посреди лба. Руки-лапы с двумя локтевыми суставами каждая, длиннющие ладони и пальцы.
И вымазанный свежей кровью раззявленный мёртвый рот.
Откуда он тут взялся? Или сила Спасителя эхом отозвалась и на относительно дальних погостах?
Оба невысоклика встретили врага, как и положено ученикам всесильного Аэтероса. Фроки упал на одно колено, мигом растянув лук до плеча; Роб сложил пальцы отверзающим жестом – силы здесь было много, но до сих пор мятущейся, никак не могущей успокоиться после схватки со Спасителем.
Костец пошатнулся, словно налетев на незримую стену; задёргался, тыча костяными кулаками в преграду, однако быстро сообразил, что делать: между когтями его засверкали ало-голубоватые искры, словно точильный круг коснулся металла.
– Да кто ж в тебя ещё и это вложил?! – не удержался Фредегар, отпуская тетиву.
Он, само собой, не промахнулся. Стрела вошла точно в третью глазницу посреди лба твари, там, где мерцал мрачный зеленоватый отсвет; наконечник вспыхнул ещё в полёте, рассыпаясь серой пылью, но горящее древко ударило, куда и следовало.
Череп неупокоенного взорвался изнутри, разлетелся облаком острых костяных осколков; остался торчать лишь острый позвонок.
Правда, саму тварь это нимало не смутило. Она продолжала драть когтями расходящийся щит, так что у державшего отпорное заклинание Роба на висках проступил обильный пот.
Мужики с кольями заозирались, заметив наконец подоспевшую помощь, приободрились, встали, упёршись, нагнули колья.
Костец, однако, не обращал на них никакого внимания, мигом сообразив, кто главный враг. Воздвигнутый Робом щит распался, сделав своё дело; Фроки был готов со второй начарованной стрелой – она взорвалась у костеца в бедренном суставе, нога отлетела было, однако монстр ловко поймал её, опёрся, как на костыль.
– Крепок, однако, – Фроки сплюнул, наложил третью стрелу. – Давай, Роб, укладываем его!..
– Погодите, – Фиделис шагнул навстречу костецу. Широко развёл безоружные руки, словно норовя обнять чудовище; неупокоенный качнулся в сторону, оттолкнулся оторванной ногой, протянул лапы…
Лекарь вдруг оказался рядом с ним, вскинул руку – четыре пальца плотно прижаты один к другому – и молниеносным, неразличимым движением коснулся ими костецовой груди там, где полагалось пребывать сердцу.
И Фредегара, и Робина словно стегнуло призрачным кнутом; острый укол силы от темени до пяток; костец пошатнулся, выронил служившую подпоркой собственную ногу, уронил лапы. Безголовый торс ещё какое-то время стоял, балансируя, а потом с глухим треском обрушился грудой додревних костей.
Фиделис разом обмяк, ссутулися, голова его упала на грудь. Казалось, он сам едва удерживается, чтобы не свалиться рядом с упокоенным монстром.
И трое мужиков, и молодка с детишками – все глядели на лекаря, разинув рты. А потом дружно повалились на колени.
Фроки и Роб бросились к своему спутнику; лекарь дышал мелко и трудно.
– Что это? Это что было?!.
– Это… – едва выдохнул Фиделис, – была чистая сила. Так, братцы, нельзя. Один раз я его остановлю, а потом…
– Кого «его»?! Да мы б его и так завалили! – не выдержал Фроки.
– Не в твари этой несчастной дело… – Фиделис покосился на мёртво белеющие кости. – Будит их Спаситель. Продолжает будить. Сам-то заперт, да сила, Им принесённая, так и продолжает буйствовать…
– Так ты Его, значит, останавливал?
– Кого ж ещё, добрый мой Фроки? С обычными неупокоенными я куда легче справляюсь, чему ты сам свидетелем являлся.
Половинчики переглянулись.
– Так Он продолжает погосты поднимать?
– Не сразу, дружище Роб, не сразу. Но поднимать будет. Вижу теперь, что так просто Его не запрёшь.
Фроки оглянулся – молодка так и стояла на коленях, а вот трое мужиков, побросав колья, уже взахлеб, но и вполголоса, пересказывали случившееся всем, кто хотел их слушать, а желающих набиралось немало.
Лекарь поглядел на сгрудившуюся толпу, вздохнул, словно предстояло ему что-то донельзя неприятное.
Поднял руку – тишина воцарилась враз.
– Сестры и братья, беда велика, враг силён. Да-да, враг рода нашего, враг жизни нашей, и тем он страшен, что являлся под личиной друга.
Люди растерянно толпились, хлопали глазами, недоумённо открывали рты.
– Никто не поможет, кроме вас самих. Никто не спасёт, кроме вас самих. Этого вот костеца я, в меру слабых сил своих, упокоил. Но я один. И друзья мои – славные невысоклики – их двое всего. Не защитим, всюду не поспеем.
Сдвинулись брови, нахмурились лбы. Недоумённые взгляды – совсем не то ждали они, совсем не то…
– Думаете, другой к вам явится, с небес спустится, и всё? – говорил Фиделис негромко, внешне безо всякого напора и чуть ли не печально. – Нет, сёстры мои с братьями. Вот уложили мы чудовище. А коль разом ещё одно явилось бы, на другом конце, куда б мы не успели? На другого надейся, да сам не плошай. А, знаю, знаю, скажете вы мне – мол, ты, видать, сильномогучий чародей, ты нас защищай от бед да от напастей, а уж мы тебе – за ценой не постоим, в общем.
– А как же и́наче-то?! – выкрикнул кто-то.
– А вот так. Берите колы, братья, берите. Сила – она, думаете, у чародеев да колдунов только? Нет, в вас она, и куда бо́льшая. Коль друг за друга стоять будете, как поистине за родного своего брата, или сестру, или родителей, или детей малых. Коль не в глотки вцепляться, а руку протянуть. Кто падает – того удержи. Сколько себя помню, где так жили, где так держались – никакие погосты не оживали, да и Спаситель зла такого не творил.
– Та разве Он – зло?! – вновь выкрик.
– Зло, – негромко и серьёзно (но все услыхали) отозвался Фиделис. – Сами судите, сёстры и братья – разве ж так от беды спасают? Коль я человека из огня вытаскиваю – справляюсь ли я, не крал ли он когда чего, иль не желал ли, о ужас, жены своего ближнего?
По народу прокатился короткий смех, поднялись головы, развернулись плечи.
– Вот как есть говорю вам, – голос лекаря окреп, осильнел. – Сами видели, да, есть у меня сила. Довелось мне постранствовать и занебесными путями, на кои одним магам вход не заказан. Знаю – помогаешь, так помогай, расписок долговых не раздавая. Спасаешь кого – спасай, просто потому что люди мы, не звери, да что я на тварей лесных наговариваю! – и они тоже своих в беде не бросают!.. Можно страхом заставить зла не творить, не красть, не лиходействовать – а вот страхом заставить добро творить ни у кого ещё не получалось!..
Лекаря слушали. Глядели неотрывно, не сводя глаз; щёки румяные и морщинистые, гладкие девичьи подбородки и заросшие седыми бородами у стариков; брови смоляные или кустистые, волосы – у кого заплетены в косы, у кого – висят белесыми космами, прореженные возрастом.
Но смотрели и слушали все, от мала до велика.
– Но довольно об этом. Мужи! Не думайте, что колы с дубинами – плохое оружие. Против неупокоенных, если разобраться, нет ничего лучше.
– Да как же мы супротив?!
– А вот так. Они на вас – вы на них. Колом его в грудину, рёбра круши, дубиной – черепа дроби, ноги подбивай!.. Один за всех, все за одного – поодиночке не спастись, не укрыться, и никаких магов на вас не хватит!.. И не убежать – костяки ходячие усталости не знают, на след ваш встав, день и ночь шагать будут, вас загонят, пока от бессилья не свалитесь!.. А тогда уже настигнут и сожрут, разорвут, кишочки ваши на цельную версту растянут!..