Аратарн видел, как разом замерли и Снежный Маг, и Лидаэль, словно приросли к земле. А девушка в длинном изумрудном платье мчалась к ним и что-то кричала, и смеялась, и плакала – всё вместе.
Сын Губителя осторожно отступил в сторону и потупился, когда эти трое обнялись, захлёбываясь словами.
– Мы сняли Проклятие!..
– Знаю, молчи, знаю!..
…Они расстались на берегу широкого Эгера. Горджелин, Эльтара и Лидаэль направлялись в замок Снежного Мага – или, во всяком случае, туда, где он стоял в «их время». Аратарн, клятвенно пообещав Лидаэли вскоре возвратиться, повернул на север.
Туда, где оставалась под коконом защитных чар его мать, Саата. Конечно, он не знал, продержались ли заклятия так долго, не знал, что вообще он там найдёт – но не отправиться туда он просто не мог.
А по пути он окончательно придумает, какой свадебный подарок выбрать для своей Ли.
Эпилог 3. Ракот и Райна
Подмастерья сбились вокруг Восставшего, словно цыплята вокруг наседки. Оно и понятно – бились-бились, бились-бились, а потом р-раз – и всё? И Аэтероса нет…
Пришлось наводить порядок. Они ещё не поняли, что случилось, сумрачно размышлял Ракот. Не поверили, что Хедин уже не вернётся и что сам «владыка Тьмы» уже никакой не владыка, а в лучшем случае – Вечный Воитель, если, конечно, время и вовсе не обрело теперь над ним власть.
Он уже попытался изменить облик – напрасно. Наверное, он сумеет подобрать должные заклятия, создать иллюзию… но измениться по-настоящему, как менялись они с Хедином и Сигрлинн все эти бессчётные, но подошедшие к концу годы, – уже нет.
Ракот ощущал странную пустоту внутри, сосущий голод – чем-то это напоминало свежую ссадину. Боль успокоится, он знал; но божественность ушла, и это уже навсегда.
Что ж, ты всегда этого хотел, Восставший. Ты уходил бродить по мирам именно в этом виде – черноволосого и голубоглазого варвара; ты ограничивал себя, давая врагу шанс на честный бой. Ты восстанавливал справедливость, ты защищал слабых и обиженных – что ж, пришла пора заняться этим всерьёз.
И Райна…
Воительница осторожно подошла, встала рядом. Спокойно взглянула в глаза, спокойно и бесстрашно.
– Их нет. Никого.
– Да, – эхом откликнулся Ракот.
– Жертва их безмерна. – Валькирия быстро начертила в воздухе какой-то символ, линии вспыхнули: три наложенных друг на друга, сплётшихся треугольника. – Старый знак моего отца. Бесконечность. Его ведь тоже нет.
– Зато есть мы. – И Ракот с необычной робостью взял воительницу за руку; она не отняла её.
– Да, есть мы. – Взор её вспыхнул. – Я вижу дальнюю дорогу, великий Ракот.
– По которой мы пойдём вместе, – просто сказал Восставший.
Валькирия прикрыла глаза.
– Да.
Вокруг них собирались подмастерья, подтягивались Древние Боги – все, кто уцелел в этой безумной битве.
Ракот оглянулся на них. Они так привыкли к своему Аэтеросу… привыкли сражаться за то, что считали добром и светом… куда они теперь пойдут? Не лучше ли сохранить эту дружину, дать им цель и смысл? Проверить, как там, в Обетованном, и, если оно не сохранилось – построить новый дом? Райна будет хорошим вождём.
А по мирам они ещё постранствуют.
Он смотрел на Райну, и пустота внутри начала заполняться.
А валькирия смотрела на него.
Впереди много, очень много дел.
– И врагов, которых надо будет победить, – тихонько сказала Рандгрид. – Колдунов и правителей, спятивших Древних, тех, кто возвысится и попытается занять их место…
– И ещё я бы хотел знать, что случилось с Орлом и Драконом…
– Мы всё узнаем.
И крепче сжала его ладонь.
Ракот улыбнулся. Пустота внутри, осознание того, что Хедина и Сигрлинн больше нет – или они теперь совершенно иные, с ними не поговоришь, не посмеешься, не поднимешь заздравный кубок – пустота эта никуда не делась.
Но благодаря Райне она уже переставала быть пустотой.
Валькирия сама не знала, как это у неё так получилось. Столько веков она странствовала, наёмничала, сражалась, грелась у бессчётных походных костров, хаживала под бессчётными солнцами; а вот чтобы стоять и просто держаться за руки – такого не бывало.
И что бы ни ждало впереди, какие бы ужасы ни темнили прошлое, какие бы потери ни повисали тяжким грузом – сейчас ей было легко и радостно.
Белый тигр Барра тихонько трусил рядом с ними. Ему было очень хорошо – потому что хорошо было его хозяйке.
И он постарается, чтобы так продолжалось и дальше.
Вот только его нового друга, чёрного кота, надо будет забрать из Долины Магов.
Эпилог 4. Хаген и Сильвия
Маги Долины возвращались домой. Возвращались со щитом – они победили, битва была славной, хотя теперь Долину предстояло восстанавливать, а кое-что и строить заново. Но они победили! Конечно, вначале будет торжественный парад, фейерверки и прочие увеселения; правда, оставалась некоторая, гм, неопределённость – что же, в конце концов, случилось с мессиром Архимагом и кто окончательно утвердится вместо него?
Иные на всякий случай старались заговорить с Сильвией, обращаясь к ней «госпожа распорядительница». Многие заискивали и перед Хагеном-Динтрой – мол, господин, как вас теперь называть?
– Хаген, – коротко и сосредоточенно отвечал он. – Просто Хаген.
…В Долине Магов их ждали. Частью разобраны руины, смыта гарь, частью восстановлено разрушенное. Маги вернулись, и было много ликования, и объятий, и слёз тех, кто не дождался близких – но всё это было вчера; а сегодня жители Долины высыпали на улицы, сплошным пёстрым потоком шагали мимо корпусов Академии, мимо изящных особняков (возле некоторых всё ещё виднелись осыпавшиеся башенки и развороченные клумбы), мимо скверов и фонтанов – к Ратуше.
Межреальность изменилась очень сильно, если б не Хаген – дорогу домой вообще не удалось бы отыскать, потоки магии сделались иными, дороги разрушились, исчезли бесследно. Изменилась и сама магия, в чём-то – слегка, в чём-то – весьма значительно; чем сильнее чары, тем сложнее стало заставить их работать.
Но со всем этим можно справиться. В конце концов, зачем Долине всеобще знаменитая Академия?..
Однако о делах и проблемах маги будут думать завтра. Даже, может, послезавтра: раньше никак, потому что сегодня – праздник.
Они шли рядом, воин в чёрной броне, старый поджарый волк, и девушка с седой прядью в каштановых волосах – в ослепительно-сияющем белом платье. Белом-пребелом, самом белом, какое только смогли измыслить чародейки под командой Ирэн Мескотт.
Шли медленно, торжественно, а за ними валила толпа – маги, арендаторы, стража, даже гоблины, все вперемешку. Миновали уютную Часовую площадь с её платанами, острой башенкой с курантами, книжной лавкой «Дно Миров», где в дверях улыбалась её всегда такая серьёзная хозяйка, госпожа Ара; шли уютными улочками и центральным проездом – к Ратуше.
Там уже ждала собравшаяся толпа.
Хаген и Сильвия поднялись на ступени. Взялись за руки, глядя друг на друга.
Он улыбался. И у Сильвии губы тоже растягивались чуть не до ушей.
Не было ни распорядителей, ни властителей, никого. Только они двое.
– Сим мы…
– Хаген, тан Хединсея, и Сильвия Нагваль из Красного Арка…
– Перед всем обществом любезной нам Долины…
– Объявляем друг друга…
– Мужем и женой!
Взмыли радужные каскады иллюзий, взорвались фейерверки – и настоящие, и магические. Взвихрились торнадо розовых лепестков. Толпа дружно грянула сперва «ура!», затем «горько!», и потом снова «ура!».
Губы у него были сухие, жёсткие и обветренные. Только голова у Сильвии закружилась всё равно, и колени ослабли.
А после они остались наедине в доме Хагена, то есть в доме целителя Динтры. В спальне, рядом с широченной кроватью, которой Сильвия твёрдо решила пользоваться как можно чаще и разнообразнее. Впрочем, не только кроватью – в доме имелась масса иных, не менее уютных и располагающих к шалостям уголков.
И сейчас она слегка пошевелила пальцами. Чары эти Сильвия почерпнула из передававшегося девчонками-адептками из рук в руки списка «лучших чар для любовных игр», втихаря успела переделать «под новую магию» – и вот белое платье, нижние юбки, корсет и прочие мелочи послушно исчезли.
Её подхватили сильные руки, железные руки; сухие жёсткие губы, привыкшие выкрикивать команды на поле брани, прошептали на ухо что-то смешное и ласковое, отчего всё таяло в груди. С чёрной бронёй он уже расстался, сейчас полетела в угол праздничная рубаха, и пальцы Сильвии пробежали по настоящей паутине шрамов, покрывавших спину, руки, плечи…
Она обожала каждый из них. И хотела узнать историю каждого. И она это узнает, непременно. А пока что…
– Люби меня! – выдохнула она, раскидываясь на постели.
Хаген улыбался. Пальцы, привыкшие к эфесу меча, забывшие мягкость женской кожи, осторожно прошлись по щеке Сильвии, подбородку, коснулись розовой мочки уха – так нежно, словно была она хрустальной вазой эльфийской работы.
Нет! Она не такая! Она не сказочная принцесса-недотрога, она любит – и любит горячо, со всем огнём, не надо её беречь и сдувать пылинки! Недаром в ней жил Хаос, недаром она носила в себе это тёмное пламя!
– Люби меня!..
«Мы будем счастливы», – мелькнуло у Хагена.
И да, она не желала делаться фарфоровой статуэткой, только и годной, чтобы с неё смахивали пыль. Отпускала себя на свободу, впивалась ногтями ему в спину, сама оказывалась сверху и давала полную волю страсти.
…А потом безмятежно спала, обхватив его руку и уткнувшись носом в плечо.
Хединсейский тан смотрел на разметавшиеся волосы, на седой локон надо лбом. Он привык не замечать времени, но теперь…
Учителя нет. Эту пустоту не заполнит ничто, однако вместе с Сильвией они создадут что-то новое.
И, раз Учителя нет, никто больше не станет удерживать его, Хагена, в жизни. Хединсейский тан думал об этом со странным спокойствием, принимая, как положено воину; что ж, значит, если он не найдет способа вырвать их с Сильвией из-под власти кажущегося теперь всемогущим времени – значит, тем ярче и яростнее будет та жизнь, которую они успеют прожить вместе. Быть может, даже умрут в один день. Но, даже если и не в один, – то за последним пределом они встретятся всё равно.