– Укажите дорогу. – Хаген не хотел больше ни о чём говорить. Рагнарёк так Рагнарёк. Старый Хрофт, помнится, мастерки умел исполнять саги, посвящённые Битве Битв, где падут все, и правые, и виноватые, «волки поглотят луну и солнце, расколется небесный свод, а земля опустится в мировое море». Если он уже ничем не поможет ни Учителю, ни Сильвии, что ж, осталось лишь встретить последний час так, чтобы о нём слагали бы песни – даже если не останется никого, кто бы мог слагать.
– Ступай прямо, – сказали за его спиной два голоса. – Ступай и придёшь. Не оборачивайся, здесь сейчас будет огонь.
– Прощайте, – сухо сказал Хаген. Поудобнее перехватил Голубой Меч и шагнул – прямо, как было сказано. Хотя ещё вопрос, где в этом сером мареве истинное «прямо».
Туман сгустился и вновь рассеялся, тени высоких стволов поднялись по сторонам, мгла уползала бесчисленными призраками змей.
Лес. Могучий, мрачный, исполненный силы. Железный Лес, где обитала, если вспомнить саги, великанша Лаувейя, мать Локи, бабка Хель, Фенрира и Йормунганда.
Овраг, трава и папоротники вытоптаны, земля взрыта. Здесь совсем недавно была битва. На дне глубокого оврага валяется явно рухнувшее сверху бревно, когда-то служившее, наверное, мостом через него. В одном месте земля почернела, дымится, пахнет отвратительно – словно магическим огнём выжигали забитые тухлятиной склады.
А на самом краю обрыва застыл лицом вниз Старый Хрофт.
Безоружный.
Рядом с ним – тело огромного волка, раза в три крупнее обычного зверя, но на него Хаген даже не посмотрел.
Бросился к Хрофту, ухватился за плечи, перевернул тяжёлое тело.
Грудь Древнего Бога разворочена, пробита, словно стенобойным тараном. Чёрная кровь запеклась, застыла. Широко раскрыты незрячие глаза.
Мёртв; да и волк рядом с ним – с разбитой головой.
То самое пророчество о дне Рагнарёка, когда Великий Волк сразит Отца Дружин и сам будет убит, похоже, исполнилось.
Но зачем здесь он, Хаген?.. Исполнить никому уже не нужные погребальные обряды?
Нет, оспорил он себя. Обряды на то и обряды, чтобы исполняться. Просто потому, что они – обряды, и ты не задаешь лишних вопросов.
– Вы славно бились, – негромко сказал он, обращаясь к Старому Хрофту и его противнику. – Это хорошая смерть. Вы были достойны друг друга. Вы не уронили чести.
И он взялся за работу.
Не так-то просто валить деревья боевым мечом, будь это обычный меч – и вовсе б ничего не вышло. Но голубой клинок сносил сысканный сухостой под корень с одного взмаха, счищал ветки, разрубал на подходящего размера бревна, из которых Хаген, не жалея сил, строил погребальный костёр. Торопиться некуда, время тут идёт (или стоит) по собственным законам.
…Втащить тело Старого Хрофта на костёр было нелегко даже для Хагена. Волка-исполина и вовсе пришлось втягивать по сооружённому примёту. Тан отошёл, утёр пот. Костры сложены по всем правилам – высокие, бревна лежат не бесформенной грудой, но в строгом порядке, где надо – продухи, где надо – хворост.
Тела и волка, и Хрофта были, как ни странно, ещё теплы, не застыли, поэтому Хаген аккуратно сложил руки и лапы, поискав вокруг, нашёл прямую упругую жердь, заострил один конец, аккуратно обжёг. Будет Древнему оружие, пусть и неказистое, и совсем не магическое, да зато от души. Волку Хаген пригладил взъерошенный мех, как смог, прикрыл страшную рану на голове.
Враги в жизни частенько становятся друзьями за её гранью. Скальды очень любили этот сюжет.
– Kveðja, guð Ódin. Kveðja, mikill Úlfur, Великий Волк.
Движение руки – и забушевало пламя. Рванулись огненные языки, затрещало сухое дерево. Хаген вонзил в землю остриё Голубого Меча, положил обе руки на оголовок.
– Прощайте, – повторил.
Дым над сгорающими телами быстро поднимался в небеса, уносимый сильным ветром. И ясно, что пламя поглощало не просто мёртвую плоть – не ощущалось никакого запаха.
– Прощайте. Не ведаю, куда вы уходите, но скоро все мы там будем.
Над полыхающими кострами поднялись одна за другой две призрачные фигуры – волк и Древний Бог поплыли над землёй, замерли перед Хагеном.
Старый Хрофт положил бесплотную руку на загривок волка.
– Прощай, тан Хаген, и спасибо тебе.
– Прошай, тан, – повторил волк.
– Прощай, сын.
Хаген вздрогнул, как от удара.
– Сын?!
– Сын, – печально повторил Старый Хрофт.
– Но… как?! И почему ты…
– Судьба коварна, сын, – вздохнул призрак. – Часто правда открывается лишь за гранью гибели. Я отдал свою суть, свою искру Пламени Неуничтожимого – Орёл и Дракон забрали всё, без остатка. Зато увидел, как оно всё было и теперь могу говорить; Истинному Магу Хедину требовался ученик, но не просто ученик. Ученик из учеников, способный на невозможное. Мы встретились с… твоей матерью… случайно, и случайно же расстались. Тогда мы оба были довольны друг другом. О… последствиях не знал никто.
– Кроме Духа Познания, – выдохнул Хаген.
– Кроме него. Суть твоя была тщательно скрыта от всех; но теперь, глядя уже из-за грани, я могу сказать – если б не моё наследство, ты не прожил бы столько лет, сын. Я верил Хедину, утверждавшему, что это его чары удерживают тебя среди живых; сейчас я понимаю, что одних его заклинаний бы не хватило. И когда судьба привела тебя ко мне, я тоже не осознал. Дело в том, сын, что я любил множество женщин, смертных, я имею в виду; и от такого союза всегда рождались только и исключительно дочери. Валькирии, бессмертные воительницы, провожавшие героев в Валгаллу. Но сыновей не случалось никогда.
– И вот появился я…
– И появился ты. – Бестелесная рука Древнего поднялась, коснулась щеки Хагена – словно лёгкое дуновение ветерка. – Понимаю теперь, почему Орёл с Драконом заставили тебя дочерчивать эту фигуру – требовалась руна, сотворённая искрой Пламени Неуничтожимого, и, видно, сотворить её не мог ни я, ни кто-то ещё, в ком течёт моя кровь, согретая тем самым изначальным огнём.
– А что должен был сделать ты, о… отец? – последнее слово далось Хагену с трудом.
– Я должен был умереть, – просто сказал Старый Хрофт. – Отдать свою искру. И не просто так – в особом месте, особым образом. Дыхание Творца невозможно уничтожить – но его можно обратить на иное, чем существование Древнего Бога.
– Отец…
– Я не ропщу, сын. Я был первым в Хьёрварде. Я прожил достаточно. Я славно бился, славно пировал и славно любил. И был любим, сын.
Хаген до боли стиснул эфес. Столько всего нужно сказать – и как всё это уложишь в нескольких словах?..
– Я не думал, кто мой отец, – выдохнул он наконец. – Думал, какой-то бродяга, а удачливость в бою – моя собственная, моя заслуга…
– Она и была твоей заслугой, – возразил Хрофт. – Твоей и ничьей больше. Моё наследство помогло тебе прожить долго, но всё прочее – твоё, только твоё.
– И Учитель Хедин не догадался, кто мой отец? – угрюмо спросил тан. – Он ведь никогда не упоминал…
– Всеведение Хедина сильно преувеличено, – хмыкнул Отец Дружин. – Не сердись на него, сын. Он не знал, никто не знал. Ну, кроме Орла и Дракона. Но и те молчали до самого последнего момента. Не знаю, почему, да и знать не хочу. Все их планы и замыслы с хитростями уже не имеют значения. Мы с Фенриром исполнили предначертанное нам. Теперь ты…
– Я завершил, – глухо сказал Хаген. – Что мне осталось здесь?.. Древние Боги гибнут. Искры, как ты сказал, отец, уходят Орлу и Дракону. Я замкнул требуемую им руну. Сразил всех, кого они против меня выставили. Теперь твоя тризна, твой jarðarför…
– Мой погребальный костёр… – Призрак Старого Хрофта обернулся, глядя на ревущее пламя. – Спасибо, сын. Огонь довершит очищение.
– А ты?.. Ты, отец?
– Я, сын? Я ухожу к великому Орлу. Все души должны объединиться в нём, рано или поздно, в том числе и поглощённые Спасителем, и запертые в царствах мёртвых. Я чувствую, что мне пора. Начинает… уносить. А цепляться… недостойно того, кто правил с трона Валгаллы. – Призрак перехватил наскоро сработанное Хагеном копьё. – Спасибо тебе и за это, сын. Оружие моё вернулось.
– Вернулось? – удивился тан. – Но ведь это…
Хрофт улыбнулся. Поднял копьё – нет, не простой кол с затёсанным и обожжённым концом – нет, истинный Гунгнир, с покрытым прихотливой резьбой древком и длинным, широким, грозным наконечником тёмной стали, сработанным гномами в забытые времена, когда мир был ещё молод.
– Всё, как и должно быть, сын. А теперь прощай. Негоже мне, Древнему Богу, заставлять самого Орла ждать.
И, словно по команде, оба погребальных костра разом обрушились, взметнулись фонтаны искр; а Старый Хрофт с молчаливым волком поплыли вверх, бесплотные и невесомые призраки. Волк вдруг переменился – лохматый, вихрастый подросток, лихо подмигнувший хединсейскому тану.
Выше, ещё выше – и вот они исчезли за вершинами дерев.
Хаген проводил их долгим взглядом.
– Прощай, отец. И ты, Фенрир, прощай тоже…
Голубой Меч поднялся в последнем салюте. Повинуясь, дрогнула земля, морской волной взметнулась и опала, аккуратно воздвигнув достойный курган. На вершине его застыл чёрный камень, и на нём остриём меча, раскалив его добела магией, тан Хаген вывел:
Milkill gud Odin[7]
А чуть ниже и мельче:
Milkill ulfur Fenrir[8]
Отошёл, постоял в достойном молчании, поклонился и зашагал прочь, поистине – куда глаза глядят.
Он в Железном Лесу, не сомневался Хаген. Вокруг вздымались вековые стволы, зеленел мох на боках рухнувших от старости лесных исполинов; тан нагнулся – в невысокой тонкой траве, по-над опавшей хвоей, деловито сновали работящие рыжие муравьи, пробегали сороконожки, важно шествовали солидные жуки; вот раздались птичьи голоса – лес жил всегдашней жизнью, и не скажешь, что это не настоящая чаща, а чистой воды иллюзия.
Хаген шёл, не оборачиваясь и не глядя по сторонам. Здесь, по ту сторону смерти, нет ни голода, ни жажды, ни даже времени. Ему оставалось только идти, идти, несмотря ни на что, потому что идущий всегда придёт, всегда достигнет конца дороги, неважно, хорош он окажется или ужасен.