Райна не сразу отняла руку. Йормунганд застыл, однако что-то слабо-слабо трепетало в глубине исполинского змея, что-то жило, даже и отдав силу, что так алкали Орёл с Драконом.
А сила, покинувшая тело сына Локи, сжалась в груди Райны тёплым клубком, свернулась, словно огненная змейка.
«Нет. Я её не отдам», – ожесточённо подумала валькирия.
Конечно, Йормунганд не был её настоящим братом – как не был отец его, Локи, кровным братом великому Óдину. Названый кузен, в лучшем случае; но сейчас она ощущала его именно братом.
Однако пришла пора вспомнить, что она валькирия Рандгрид, а не просто наёмница Райна.
То, что едва-едва содрогалось в глубине гигантского тела, было душой. Душой Йормунганда, сына Локи и великанши Ангрбоды, сильной хексы, хоть и не столь могущественной, как Лаувейя.
Альвийский меч запел, рассекая мёртвую плоть, но не только – он чертил руну призыва, руну освобождения от бренного тела; валькирии прибегали к подобному, если душа героя по каким-то причинам оказывалась слишком сильно прикованной к этому миру. Прикованной настолько сильно – скажем, неисполненным долгом – что скорее бы истаяла, чем обрела свободу сама по себе.
Уже неживой, Йормунганд содрогнулся. На светлом клинке Райны зашипела, испаряясь, чёрная кровь – а вместо неё проступала другая, чистая, алая, как и положено.
А потом над мёртвым змеем медленно сгустился лёгкий, едва заметный призрак – но не чудовища, не морского исполина, а худого нескладного юноши с соломенными волосами до плеч, не знающего, куда девать слишком длинные руки.
– Йормунганд…
– Ну да, – смущённо сказал призрак. – Всё-таки мои родители не были ни змеями, ни волками. Отец, конечно, мог менять облик… вот, наверное, оттуда всё и пошло. Но спасибо тебе, сестра! Спасибо за дарованную свободу! Мы никогда не встречались, но я слышал, как вы мчитесь по облакам, обгоняя ветра…
– У тебя получилось бы слагать саги, – через силу улыбнулась валькирия.
– А чем, ты думаешь, я занимался там, на дне? – вполне серьёзно ответил юноша. – Представь себе: океанская пучина, мрак, холод и скользкие твари вокруг. Тут поневоле сочинишь!.. А теперь прощай, Valkyrjusystir, сестрица-валькирия, – мне пора, великий Орёл призывает всех, битва заканчивается, сейчас всё решится…
Призрак поплыл вверх – сперва медленно, затем всё быстрее и быстрее, пока не исчез в сиянии солнца.
Райна проводила его взглядом – и наткнулась на взор Крылатого Пса.
– Долгая история, – предвосхитила его вопросы валькирия. – Мы с ним были… роднёй. И я… его… отпустила.
– Ты его освободила, – почтительно кивнул Трогвар. – Велика твоя власть, воительница!..
– Велика ли, нет, а выбираться отсюда надо, – огляделась Райна. – Тигр! Веди!..
Барра сорвался с места.
– Эй, не так быстро!..
…Втроём они торопились прямо к Мёртвым Горам. Райна не сомневалась, что путь их лежит именно туда, там будет последнее испытание или, может, последний барьер.
По пути она рассказывала Трогвару о Локи, боге огня, и его детях. Никто не знал, отчего они такие – змей, волк и Хель, «не живая и не мёртвая», как шептались асиньи. И вот Йормунганда она, Рандгрид, получается, избавила от пленения в теле жуткого морского змея.
– Великий Орёл хотел получить его силу, – напомнил Крылатый Пёс.
– Она у меня, вся здесь. – Валькирия прижала ладонь к груди.
– Тогда, боюсь, нас ждёт ещё одна встреча. – Трогвар спокойно глядел вперёд, словно уже приняв любую судьбу, что выпадет на этом пути.
– Пусть. – Райна шагала вдоль бесконечного тела Йормунганда, тянущегося куда-то за горизонт.
…Этот «последний день» выдался поистине долгим. Солнце светило, словно приколоченное к небосводу гвоздями; ни Райна, ни Трогвар не ощущали ни голода, ни жажды, и валькирия мрачно думала, уж не мертвы ли они – только те, что во власти смерти, не хотят ни пить, ни есть.
Горы быстро приближались. Бесконечное тело Мирового Змея осталось по правую руку; впереди синел вход в узкую расщелину, густо заросшую низкорослыми ивами, горечавкой, рододендронами. Тигр Барра оглянулся на Райну – мол, хозяйка, поспеваешь ли? – и скрылся в зарослях.
Мёртвые Горы на первый взгляд отнюдь не казались такими уж мёртвыми. Валуны оплетала камнеломка, горные гвоздики пускали корни в любой, самой узкой щели и трещине; мхи покрывали всё свободное пространство.
Долина – хотя, скорее, её следовало бы назвать распадком – звенела птичьими голосами, то тут, то там попадались небольшие ручейки, тонкими хрустальными струйками сбегавшие по мшистым валунам.
– Красота, – мечтательно вздохнул Трогвар. – Поверишь ли, воительница – пока сидел в Храме Океанов, казалось – всё бы отдал за то, чтобы вокруг хоть на миг оказалась бы суша, а не бесконечные волны.
– Орёл и Дракон радуют нас напоследок, – отозвалась валькирия. – Уходить надо радуясь, ещё лучше – в бою…
– Вот в боях у нас недостатка не будет. – Трогвар остановился, поднял клинок.
Мелкие ручейки собрались на дне распадка в быстрый, широкий, хоть и очень мелкий поток, он весело катился по камням, готовясь влиться в небольшое озерцо впереди. Оттуда поднимался ровный голубоватый дымок: кто-то жёг костёр, и не абы как, а заботливо разложив звонкий сушняк.
Прямо на берегу озерца, спиной к Райне и Трогвару, сидела женщина в длинной, празднично расшитой рубахе, цветастом поясе и головной повязке.
Трогвар и Райна замерли.
Женщина неспешно обернулась, губы дрогнули в улыбке.
– Дочка.
Сигрун, возлюбленная Древнего Бога Óдина и мать валькирии Рандгрид, стояла перед ними собственной персоной.
– Кто… – начал было Трогвар и мигом осёкся.
– Мать моя. – Райна низко склонила голову.
Это могла быть мать, а мог быть и морок. Реальность настолько тесно переплелась с иллюзией, что казалось почти невозможным отличить одно от другого.
– Ты вывела меня из владений великого Демогоргона, да только, видишь, не так-то просто от этого Духа скрыться, – улыбнулась Сигрун.
– Мама, как ты здесь оказалась?
– Ты вывела меня из Серых Пределов. А дальше пути наши разошлись, как ты знаешь, – она печально улыбнулась. – Тебе с твоим отцом стало не до меня, вы бросились спасать мир. Простая смертная Сигрун осталась никому не нужной – кроме Духа Соборной Души, воззвавшего ко мне. Он пообещал мне последнюю встречу с тобой, здесь, в Мёртвых Горах.
Трогвар предостерегающе шевельнул крылом, и Райна его поняла: «Всё это может быть обман».
Да, может быть, потому что у неё, валькирии – сила Йормунганда.
– Садись, дочка. Или ты боишься меня?
– Во владениях Великого Духа внешность бывает обманчива. – Райна не стронулась с места.
– Я не обижаюсь, – вздохнула Сигрун. – Я всё равно очень-очень счастлива. Я вновь увидала тебя…
– Прости, мать моя, что мне не удалось довести дело до конца. Мне помешали.
Может, перед ней и морок, но, как говаривали в Большом Хьёрварде – встречай каждого путника и гостя так, словно перед тобой сам могучий Отец Дружин, обожающий странствовать неузнанным.
– Вновь говорю тебе – я не сержусь, не обижаюсь и не гневаюсь. Дети вырастают и забывают о своих родителях, это закон жизни. Я тоже ушла в своё время, встала на собственный путь. Но садись же, садись!.. Я испекла лепёшки, видишь? Твои любимые, как в то время, когда жили на краю леса…
Откуда здесь, в горах, взялись бы и мука, и масло, и мёд, и железная сковорода?
– Прощальный подарок, – пожала плечами Сигрун, перехватив взгляд дочери. – Здесь Великие Духи почти всемогущи. И ты, крылатый воин, садись тоже – чай, лепёшек ты не пробовал уже очень давно.
– Таких – точно не пробовал. – Трогвар не заставил просить себя дважды, но пальцы его на рукояти клинка так и не разжались.
Сигрун придирчиво оглядела дочь.
– На кого ты только похожа… – покачала головой. – Даже и сейчас.
– Мама! На кого же мне быть похожей?! Да ещё и в последний день, как мне не устают повторять!
– Вот в последний день, – строго сказала Сигрун, – и надо нарядиться так, словно на свадьбу. Ведь другого повода побыть красивой может и не представиться.
– Что за глупости… – простонала валькирия.
– Ешь. А потом я тобой займусь и покажу, что даже здесь можно сделать.
Райна закатила глаза.
Трогвар невозмутимо уминал лепёшки.
Солнце светило, журчала вода, блестела поверхность озерца. С кряканьем села пара – серая уточка и нарядный, красивый селезень в блистающих перьях. Белый тигр Барра лежал у воды, неотрывно глядя на Сигрун.
– Коту твоему я не нравлюсь, – не оборачиваясь на него, бросила мать валькирии.
«Коту?!» – Райна готова была поклясться, что слышит возмущённое шипение Барры.
– Кот думает, что это ловушка, западня, капкан, – невозмутимо продолжала Сигрун.
«Нет. Если бы тигр и в самом деле так думал, он не подпустил бы меня к тебе, – мелькнуло у Райны. – Здесь всё гораздо хитрее. Гораздо…»
Лепёшки действительно были замечательные, те самые, из детства. Она вспомнила их вкус, несмотря на все пролетевшие эпохи.
Трогвар, похоже, был того же мнения – лепёшки исчезали очень быстро.
«Если мёртвые будут угощать тебя чем-то – не бери ни в коем случае, забудешь мир живых», – вспомнилась присказка. В конце концов, её-то мама не мертва! Она покинула Серые Пределы, следовательно – жива!
– Теперь вот расчесать тебя надо, дочка. – Сигрун решительно встала, в руках невесть откуда появилась пара гребней: редкий, широкий и частый, помельче.
– Мы спешим, мать моя.
– Куда? – удивилась Сигрун. – Последний день, куда торопиться? Ты разве хочешь опять меня оставить? Даже сейчас?
Трогвар сощурился, но промолчал.
– Пойдём лучше с нами, мама. Тигр Барра нашёл меня здесь, и он же сможет нас вывести.
Сигрун рассмеялась.
– Ах, неразумная моя дочка!.. Вся в отца. Тому тоже главное было куда-то бежать, ехать, мчаться, спешить, пока мы с тобой оставались одни и справлялись, как могли. Ты говоришь, твой кот нашёл тебя? А я говорю – его послал Великий Дух, неважно, Орёл или Дракон. И как ты докажешь, что я не права?.. Сними шлем, сними. Волосы вообще-то и вымыть следует…