– Не знаем, достопочтенный аватар, – насмешливо сказал Горджелин. – Но будем весьма признательны, коли вы нас просветите.
– Тогда отпустите?
– Отпустим. Слово Истинного Мага.
– Ха! Из тебя, Горджелин, такой же Истинный Маг…
– Как из тебя истинные Орёл или Дракон, понимаю, – невозмутимо кивнул отец Лидаэли. – Опустим это. Все мы несовершенны. Говори, и, клянусь безо всяких выкрутасов – мы тебя отпустим. Зачем нам ссориться с великими силами? Мы лишь заберём отца Аратарна вместе с Возрождающей и покинем ваши владения. Что здесь не так? Сомневаюсь, чтобы могучие и многознающие Столпы Третьей Силы всерьёз прогневались бы на нас за нарушение границ их владений, словно какой-то захудалый барон в Северном Хьёрварде!..
Ворон нахохлился, искоса взглянул на Снежного Мага.
– Вы и вправду ничего не знаете? Совсем-совсем ничего?.. – И, после мгновенной паузы, вдруг ответил сам себе: – Да, и вправду мало что знают… Даже сколько времени минуло, не знают…
– О чём ты, почтенный? – сухо осведомился Горджелин.
– Дальние наступают, – так же сухо ответил ворон. – Упорядоченное обращается в зелёный кристалл. Третья Сила выступила против них, пытается спасти сущее, как оно есть. Для того и создано это пространство – ты его называешь «аттрактором». Здесь собирается необходимая сила, чтобы дать отпор. Тонкий механизм, магический, разумеется. Настройка почти закончена. И тут вваливаетесь вы!.. Вся работа едва не погибла. Ну, а такие сущности, как Губитель и Возрождающая, само собой, должны стать частью этого механизма.
– А мы? – очень осторожно спросил Снежный Маг.
– Вы – нет, – отчеканил ворон. – И Губитель, и Возрождающая – суть функции, простые и понятные. Их встроить относительно нетрудно, а сил они могут прибавить значительно. Вы же – иное дело. И сами по себе слабы, да ещё и сложно вас сделать… частью системы. Но помочь вы сможете – тогда уйдёте своей дорогой, когда всё кончится.
– А… мой отец?
Ворон потупился. Кажется, ему очень не хотелось отвечать.
– Сила будет потрачена, – выдавил он наконец. – Всё, что собрано здесь – перестанет быть. И даже сама Третья Сила не уверена, в каком виде она перенесёт собственный удар по Дальним.
Наступило молчание. Аратарн невольно поднял глаза – от серой горы к ним направлялись те трое уцелевших, единственные, кого пощадило белое пламя.
– Я говорю правду… – начал было ворон, но Лидаэль вдруг перебила его:
– Что ты вещал насчёт времени, аватар?
– То, что с момента, как вы натолкнулись на сферу Медленного Времени, заключившую в себе Губителя и Возрождающую, в вашем родном Хьёрварде прошло очень, очень много лет, – безо всякого злорадства ответил ворон. – Воды Великой Реки коварны. Драконы Времени знали, что делают, когда замыкали свои кольца и отдавали вам своё сокровище.
– И ты хочешь сказать, – на лице Лидаэли не дрогнул и мускул, – что всё это произошло лишь по воле случая? Что Драконы продержали нас именно столько не для того, чтобы мы успели к самому решительному моменту? К моменту, когда и впрямь решается судьба сущего? Ты хочешь сказать, что Третья Сила не предвидела этого и не включила в свои планы?
Ворон помолчал.
– Ты мудра и рассудительна, юная Лидаэль. Я признаюсь тебе, что да, ты права – я всего лишь один из множества аватаров, и далеко не всё мне открыто. Честное слово, отвечаю тебе, как знаю: истинные намерения великих Орлангура и Демогоргона относительно твоего отца, Аратарн, и его извечной противницы мне неведомы. И мне неведомо, были ли они изначально в большом плане или же Третья Сила внесла исправления только что. Но в одном вы можете быть уверены – волю Духа Познания и Духа Соборной Души я передал вам в точности.
– Мой отец должен стать частью вашего… перводвигателя? – Аратарн неотрывно глядел на жутковатую птицу. Даже сейчас, спелёнутый и стиснутый, посланец Третьей Силы не выглядел жалко или беспомощно.
– Перводвигатель? – на миг задумался ворон. – Твой отец будет частью великой работы, но не в качестве «перводвигателя». Само слово – выдумка прозывающегося Чёрным. Решение его по-своему оригинально, но совершенно… аморально, как сказали бы люди. Духа Познания тоже называют аморальным, но это лишь потому, что он вне привычных жизненных рамок. Но это не значит, что понятие морали и всё, с ним связанное, ему неведомо.
– Значит, уцелеть можно? – напирал Аратарн.
– Нет, – последовал простой ответ. – Нельзя. Пузырёк «перводвигателя» окажется в недрах кристалла Дальних, который, поглотив всё сущее, будет продолжать упорядочиваться дальше, пока не дойдёт до предела, что породит монаду, непоглощаемую Хаосом, упорядоченную настолько, что и тёмному пламени с ней не справиться. И вот это вкрапление с «перводвигателем» будет стиснуто – и продолжит стискиваться! – всё сильнее и сильнее, пока не исчерпается даже мощь Губителя с Возрождающей.
– Если это так просто, то почему же…
– Потому что именуемый Чёрным очень хочет жить, – сказал ворон. – Хочет жить настолько, что желание это туманит ему разум. Он очень силён, этого не отнимешь, но желание жить… – и он пощёлкал клювом. Очевидно, это заменяло ему укоризненное поцокивание языком.
– Значит, моему отцу конец и так, и так, – выдохнул Аратарн. – А оставался бы он, где был…
– Едва ли это бы ему помогло… – не слишком уверенно начал ворон, но вдруг дёрнулся, словно получив удар незримой дланью.
– Началось, – выдохнул он и стал терять форму. Слагавшая перья чернота расползлась, потекла сквозь прутья, распадаясь мелкими каплями и исчезая окончательно.
Серые небеса прояснялись – а в них стал виден неподвижно зависший шар. Висел он невысоко, фигуры Губителя и Возрождающей можно было прекрасно различить. Недвижный воздух вдруг колыхнулся, двинулся, повеял ветерок – сперва лёгкий, потом всё сильнее, сильнее…
Он был никаким, этот ветер. Ни прохлады, ни жары. Просто движение воздуха, от которого, однако, для неподвижно застывшей троицы ничего не менялось. Трое других, что шли к ним от серой горы, оказались уже совсем близко: высокий воин в кованом доспехе, на груди вычеканен коронованный змей-василиск; бледная, перепачканная кровью, шатающаяся эльфка (но очень красивая эльфка!) в кольчуге, некогда серебристой, а теперь тёмной, словно и впрямь из давным-давно не чищеного серебра; третьим оказался коренастый гном, волочивший за собой громадное боевое устройство с двумя стволами – тоже некогда ярко начищенными, а теперь покрытыми гарью. Странно, нести оружие на плече было б куда удобнее, потому что имелся даже ремень, но нет – гном волочил двуствольное чудовище, словно брезговал к нему прикасаться, но в то же время не мог и бросить. Глаза у гнома, совершенно безумные, смотрели словно куда-то вглубь него самого.
Эльфка цеплялась за руку рослого воина. Из всех троих именно он казался наиболее близким к… нормальности.
Аратарн ничуть не удивился, когда воин заговорил на понятном языке Хьёрварда. В конце концов, это магический конструкт Третьей Силы, тут и не такое возможно.
– Началось, – без предисловий сказал воин. И добавил: – Гвин. Так меня звали.
– Вейде, – прошелестела эльфка. – Мы были врагами. – И она крепче уцепилась за руку Гвина, воина с василиском на кирасной груди.
Гном ничего не сказал – так и смотрел вглубь себя пустым взором.
– А это Арбаз, – представил его воин.
– Единственное, что он нам сказал, – пояснила Вейде, – прежде чем… чем…
– Чем сделался таковым, – закончил Гвин. – Ах, да. Я вот, например, умер – ещё прежде, чем попал сюда. А она, – кивок на Вейде, – нет. Удивительно, правда?
…Они все понимали, что конец близок, очень близок. А когда всё кончается, о чём ещё говорить?..
Ветер дул сильнее и сильнее, и Аратарн, не зная, что сказать пришельцам, просто смотрел ввысь, на застывшую фигуру отца.
Фигура шевельнулась. Да, точно, шевельнулась!.. Он не ошибся!..
Шар оборвался и рухнул вниз. Ударился с размаху в серую бесформенную «твердь» и лопнул.
Горджелин Равнодушный прошипел какое-то проклятие. Лидаэль вскинула руки, словно готовясь бросить сложное заклятие, требующее и жеста, и слова, и мысли. Аратарн застыл, зачем-то подняв бесполезную здесь секиру.
Гвин и Вейде невольно обернулись тоже. Гном Арбаз не обернулся, он, похоже, вообще ничего не видел, не слышал и не понимал. Белый огонь пощадил его тело, но словно бы не оставил ничего от разума и души.
Губитель шевельнулся. Упёрся руками в серую твердь, с усилием толкнул вверх собственное тело, точно ему было очень-очень тяжело подняться.
Возрождающая опередила его. Ярко-алая безрукавка полыхнула среди серой бесконечности языком неистового огня. Девушка тряхнула смоляными кудрями, и…
Протянула руку Губителю.
Тот помедлил, но смотрел исключительно в глаза Возрождающей, а не на свой бесцветный клинок, валявшийся рядом ненужной железкой.
– Вставай, враг мой, – с лёгкой насмешкой сказала девушка. – Вставай, мы… несколько увлеклись. Кажется, нас ждут теперь совсем иные дела.
И тут Аратарн не выдержал.
– Отец!
Он бросился к Губителю – нет, не к нему, к эльфийскому странствующему лекарю и чародею Эльстану, которого всей душой любила его, Аратарна, мать, Саата.
От которой, наверное, не осталось даже могилы, если не врал этот проклятый ворон…
Губитель сощурился, глянул – и узнал.
– Сын… – растерянно сказал Губитель. – Сын. Мой сын…
– Это, конечно, очень мило, – жёстко прервал его Горджелин. – Но, если мы хотим отсюда выбраться, пока Великие Духи не опомнились, нужно действовать, и немедля. Госпожа, – он обернулся к Возрождающей, – не имел чести раньше видеть вас, но…
– Видели, Снежный Маг, видели, – словно колокольчики негромко прозвенели. – Но неважно. Вы правы, господин. Нам надо выбираться отсюда, пока мы не сделались… частями этого континуума.
– Вы это уже видите, госпожа?..
Губитель с Аратарном меж тем шагнули навстречу друг другу. Соединили руки в крепком пожатии, глядя в глаза. А потом резко и сильно обнялись.