– Надо же, скромница какая, – хихикнул мессир. – Хорошо, хорошо, очень славно… а теперь должен последовать перенос… и никто ничего не заметит…
– Как, уже сейчас? – выдавила Сильвия.
– Нет, не сейчас. – Лоб Игнациуса избороздили глубокие морщины, словно кто-то поработал острым ножом резчика. – Не сейчас… медленнее процесс идёт, чем я рассчитывал… ну да ладно, главное, что не останавливается. Нам с тобой и так есть, чем заняться.
У Сильвии похолодело в груди. Она дёрнулась – но получилось не лучше, чем у выброшенной на песок рыбы.
– Ничего, ничего, – ласково сказал мессир. Нагнулся, с совершенно нестариковской силой подхватил Сильвию, понёс к широкой лавке. – Начнём, пожалуй. – Он повёл ладонью над шеей девушки. – Это чтобы ты визжать могла. Люблю, понимаешь ли, когда визжат. Что поделать, у каждого свои недостатки.
Так страшно, как сейчас, Сильвии не было ещё ни разу, даже когда маги Долины приковывали её к столбу, дабы «изгнать Хаос». Но тогда она могла сражаться, могла дать сдачи; а тут валяется тряпичной куклой. И помощь не придёт, зов её, если каким-то чудом и достигнет его, то успеть сюда он, конечно, уже не успеет.
Игнациус опустил её на лавку, не бросил, опустил даже бережно, словно ребёнок любимую игрушку. Отступил на шаг, полюбовался, склонив голову набок – ни дать ни взять художник или скульптор, взыскательно оценивающий собственную работу.
– Нет, – сказал недовольно. – Когда ты тут валяешься расслабленная, это никакой радости старому усталому магу. Никакого удовольствия. А и освободить тебя полностью – ненужный и глупый риск. Ты девочка изобретательная, хоть и острой шпилькой из волос, да пырнёшь.
– Пырну, – просипела Сильвии. – Не знаю, чем, но пырну!
– Кто бы сомневался, – фыркнул Игнациус. – На вот, попей. Да не дёргайся ты так! Вода, самая обычная вода. Подмешивать мне туда ничего не надо, если б хотел – и так тебя зачаровал бы.
Сильвия жадно глотала воду. Прохладная, чистая, из глубокого колодезя – мессир Архимаг у себя что попало держать не станет.
Милорд мэтр даже подсунул ей подушку под голову.
– Полежи пока, – сказал почти добродушно. – Сударь наш Кор Двейн всё, что от него требовалось, сделал. Дорогу нам указал. Так что…
Ему явно хотелось поговорить.
– А что потом? – Сильвии стало получше, голос звучал уже почти нормально. Силы, правда, по-прежнему не ощущалось никакой. – Как вы говорили, мессир? Сперва инкапсулируем, потом декапитируем, потом кремируем и напоследок пепел развеем? А он точно даст всё это с собой сделать?
– Куда ж он денется, – фыркнул Игнациус. – Моя ловушка – это не твой капканчик недоделанный, каким только клопов постельных ловить, да и то неизвестно, получится ли. Моя ловушка с такими, как Двейн, всё, что угодно сделает. И голову отрежет, если надо.
– А милорд мэтр уверен, что этого хватит?
– Милорд мэтр уверен, что умеет обращаться с особо опасными магообъектами, – сварливо сказал Игнациус. – Разумеется, такого чародея простым усекновением головы не убьёшь.
– А как?
– Что, никак на конька моего не хочешь? – хихикнул Игнациус. – Болтаешь, меня разжалобить пытаешься?
– Пытаюсь, – Сильвия пошла напролом. – А вы бы что сделали на моём месте, мессир? Не попробовали бы?
– Попробовал бы, – усмехнулся милорд мэтр. – Правда, на твоём месте я в такую историю бы и не влипал. Тебе хватило ума меня восстановить, так и сидела бы тихо, выполняла бы мои указания, и всё было б у тебя хорошо. И мальчика смазливого бы тебе подобрали, из юных магов. Я б ещё и на свадебке у тебя погулял посажённым отцом. А так, увы, увы… – он с деланым разочарованием развёл руками. – В спину мне бить никому не позволено, милочка, нет, никому.
Сильвия вздохнула, так, чтобы это было бы видно.
– Мессир… ну милорд мэтр… ну пожа-а-алуйста… Ну я ж сейчас даже мухи не зачарую… чего вы боитесь? Отпустите меня, и давайте, может, как-нибудь по-иному я вас порадую? Без розог и конька? Более… традиционно?
– Пхе! Традиционно! Нашла чем соблазнить! Традиционно я могу с любой дамой или девицей здесь, в Долине, стоит только захотеть…
– А вот и нет, – перебила вдруг Сильвия. – Стоит «любой даме или девице» из Долины добиться ваших милостей, мессир, как начнется полный хаос. С пьедестала-то вы того, слетите. С постамента недоступности, недосягаемости, отрешённости от простых и малых радостей. Это сейчас милорд мэтр, мессир Архимаг превыше всех и вся. А стоит вам кого-то из здешних дам уестествить – так разом всё и кончится. Или придётся ей рот затыкать, вот в этом самом подвале – да поздно уже будет. Я ж не зря Долиной правила, пусть и недолго. Про Динтру вот всякое болтали, что даже Ирэн Мескотт к нему адепткой юной бегала, за хорошими оценками и прочими милостями – а про вас ни-ни! Никого вы из дам или дев Долины не… не любили, мессир. Не обманывайте меня. Вас это… недостойно.
– Вот всегда говорил, что ты умница, – слегка вздохнул Игнациус. – Умница в мелочах, а в главном – дура дурой. А ты не сообразила, что я могу и память оной деве слегка подправить?
– Нет, – решительно сказала Сильвия. – Это всё уже не то. Зачаровать, память стереть, чтобы не помнила ничего… не великого мессира Архимага Игнациуса Коппера это путь. Да и вообще не мужчины. Скорее уж вы бы, милорд мэтр, в какой-нибудь другой мир отправились. А в Долине – нет, не стали бы.
– Ты, Сильвия, и впрямь умна, – покачал головой Игнациус. – Честное слово, сделал бы тебя своей правой рукой, вот неложно так бы сделал.
– Ну так сделайте, мессир! – Она чувствовала, что надо добавить ещё, потрафить тёмной стороне этого жуткого, но очень хитрого и умелого чародея: – Высеките меня как следует – я очень громко визжать буду! – а потом поумнею. Вот тогда и сделайте!
– Вот ведь дрянная девчонка! – искренне восхитился Игнациус. – Просто прелесть, какая дрянная! И какая наглая!..
– Я ужасно наглая. Дед всегда это говорил.
Игнациус погрозил ей пальцем.
– Нет-нет-нет. Даже и не думай, что зубы мне сможешь заговорить. И вообще, перенос уже близок. Нарастание потенциала происходит, видать, нелинейно.
Радужная нить, что тянулась из чёрной глобулы, мало-помалу становилась всё ярче.
– Понимаешь, милочка, – вдруг с оттенком невесть откуда взявшейся грусти изрёк милорд мэтр, – я ж вижу, что ты не сломлена и не сдалась. Что ты борешься изо всех сил, до последнего издыхания. Что пойдёшь на всё, и, захоти я с тобой, как ты говоришь, «традиционно» позабавиться – это было б и впрямь… забавно. Правда, потом со мной непременно случилось бы что-нибудь скверное, но… И мне жаль, честное слово, жаль. Потому что такими, как ты, разумный маг и правитель не разбрасывается. Но верить тебе я не смогу. И спиной повернуться уже не смогу, никогда. – Он вздохнул. – Глупо, конечно. Жил себе и правил много-много лет, и ещё столько же править буду, безо всяких дерзких девчонок. А всё равно печально отчего-то. В чём-то мы с тобой, милочка, очень, очень похожи. Ты мне куда ближе, чем все дамы и девы Долины, вместе взятые. Но… – он развёл руками, – как есть, так есть. Погодим. Сперва перенос, потом уже всё остальное.
«И он тогда уже до меня никогда не доберется», – с глухим отчаянием подумала Сильвия. Глаза предательски защипало. Сил едва хватило отвернуться к стене да как можно крепче зажмуриться.
«Силы мира сего, что бы со мной ни случилось – но сохраните его, ну пожалуйста…»
– Твоя мать. – Тан Хаген, пришелец из ниоткуда, воин в чёрной броне, не спрашивал. Он утверждал.
– Моя мать, – всхлипнула Райна. – Которую я спасла только для того, чтобы снова потерять…
– Это область Орла и Дракона, – сурово возразил Хаген. – Здесь всё может быть миражом, видением и неправдой. Великие Духи властвуют тут надо всем – так что погоди отчаиваться, воительница. За пределами этого… этой… – он замялся, не в силах подобрать слова. – Словом, там, в обычных мирах, всё может оказаться по-иному. И твоя мать жива, и этот храбрый воин, – тан указал на тело Трогвара. – А нам пора прочь отсюда, загостились мы, пожалуй. Белый зверь – твой? – он взглянул на тигра Барру.
Райна механически кивнула.
– Теперь, наверное, мой.
Прижимавшийся к её ноге кот осторожно мяукнул.
– И ты, наверное, тоже.
Кот немедля успокоился. Сел и принялся вылизываться, как самый обычный дворовый.
– Но уйти, оставив непогребённых, нам не велит честь, – с мрачной торжественностью провозгласил тан. – Как бы и куда бы мы ни спешили.
Райна утёрла слёзы, кивнула.
– Я готова. Что нужно сделать, тан Хаген?
– Jarðarfararbál. Погребальный костёр и достойный курган. Я сам совсем недавно сделал это для… – он замялся.
– Для твоего и моего отца, – тихо докончила валькирия. – Да?
– Да, hálfsystir, единокровная. Он пал в битве, достойной своего имени и величия.
– Рагнарёк… он свершился…
– Да, и великий волк Фенрир погиб, сражаясь рядом с ним до конца, – мрачно продолжал Хаген. – Я помянул их должной тризной. Пламя их костров было жарким и воздвигнутый курган высок. А горячий огнь выжег на камне их имена. Dýrð!
– Слава! – подхватила и валькирия, несмотря на душившие её слёзы.
– Простись, воительница. – Хаген вскинул клинок в прощальном салюте. – Огонь чист, он освободит пленённую душу, а земля покроет останки. Страшен день Рагнарёка, однако и он закончится.
– Закончится… чем, тан Хаген?
– Гибелью старого и рождением нового, – с непреклонной убеждённостью ответил тот. – А теперь…
Его клинок – прославленный Голубой Меч – проделал сложное движение. Райна ощутила, как шевельнулась и пришла в движение сила вокруг, как приподнялись тела её матери и Трогвара, как сами собой сложились высокие поленницы дров и как аккуратно, словно на постель после долгой работы, опустились на них Сигрун с Крылатым Псом.
– Прощайся, – повторил Хаген и отвернулся.
Валькирия склонилась над матерью, над спокойным, чуть усталым лицом. Ей не больно, ей не страшно. Душа её станет свободной, чтобы вновь вернуться к великому Демогоргону. Она, Рандгрид, побывала там – ухаживать за Мировым Древом не такая уж скверная участь.