Он, похоже, всё это время копил силу. Понемногу, буквально по капле, незаметно. Его ловушки, что лишили бы жизни любого, не сработали – спасибо Айвли (впрочем, только ли ей?), и он лежал, окровавленный, терпеливо ожидая, выигрывая время, пока, наконец, не решил, что довольно.
Райну отшвырнуло, зашипела, задымилась кожа боевой перчатки; меч валькирии обратился в сияющую белую полосу, яркую настолько, что невозможно смотреть; казалось, что вокруг вмиг исчез весь воздух, стало нечем дышать. Валькирия сплюнула кровью, и та вспыхнула, едва отделившись от губ – дочь Старого Хрофта спасал сейчас альвийский клинок, но не он один.
Очень-очень глубоко и очень-очень давно погребённая память.
Искра Пламени Неуничтожимого. Дыхание Творца. То, что вырвало её из-под власти времени, то, что сделало её валькирией, Девой Битвы.
Всё-таки этого Пламени в ней было куда больше, чем в простом смертном, кого неизбежно захлестнут волны Великой Реки.
Пламя Неуничтожимое разгоралось сейчас всё ярче, рвалось на волю, и было это разом и больно, и страшно.
Никогда ничего подобного она не испытывала.
Но встать всё равно пока что не могла.
Хаген, напротив, на ногах удержался; Голубой Меч крестил воздух перед ним, словно рубил что-то незримое. И сам тан сделался сейчас… словно отец, великий Óдин, в дни неведомой молодости. Чёрная броня вся пошла огненными разводами, с треском лопнула зачарованная сталь, однако новообретённый брат Рандгрид не отступил.
Игнациус уже вскочил, плащ разлетелся в стороны. Кровь заливала ему грудь, он размахнулся, словно швыряя в Хагена нечто невидимое; Райну вбило в стену, от удара помутилось в глазах.
Тан отбил это невидимое Голубым Мечом; стена справа от Хагена разлетелась пылью, застонали, проседая, перекрытия.
– Ну нет! – каркнул Игнациус, – дома моего ты не получишь!..
И ударил вновь, отбрасывая Хагена к дверям.
Крики и вопли сбившихся там в кучу магов.
Мессир Архимаг, шатаясь, двинулся на Хагена и Райну.
Видать, даже его магия не могла заставить их умереть, по крайней мере вот так сразу.
Валькирия не помнила, как сумела подняться, как оказалась рядом с Хагеном. Маги Долины подались назад, кто-то пытался окликнуть её, Райну, – она не отвечала. Пролетел первый огнешар, пока ещё робкий, неуверенный и плохо нацеленный.
Но пролетел.
– Вместе!.. – завопил Игнациус. – Все вместе!..
– Удержи остальных, – сквозь зубы бросил Хаген. – Этот – мой!..
Удержи остальных!..
Воительница Райна привыкла вежливо кланяться чародеям. Они были тут хозяевами, она – простой наёмницей, с трудом добившейся права «постоянного проживания». Она звала «кирией», госпожой, волшебницу Клару Хюммель – хотя по сравнению с ней, валькирией Рандгрид, «госпожа Клара» была совершеннейшим младенцем.
А сейчас она оказалась лицом к лицу с ними – разозлёнными, растерянными, сбитыми с толку, напуганными и потому готовыми наломать дров.
Хаген явно не собирался отступать, а вот мессир Игнациус столь же явно собирался устроить так, чтобы схватка разыгралась как можно дальше от его обиталища.
Альвийский меч остывал, с перчатки Райны осыпалась гарь, чёрные чешуйки опалённой кожи. Она повела остриём, и маги невольно подались назад – они не слишком пылали рвением, многие вообще растерялись.
И мессир Архимаг, конечно же, это немедленно понял.
Захрипел, засипел, забулькал, взмахнул руками. Кровь обильно выплеснулась из раны на горле, кто-то из чародеек истерически взвизгнул.
– Все! Вместе! На них!.. – словно бы из последних сил скомандовал Игнациус. – Все! Вместе!..
Хаген прокрутил Голубым Мечом по-над-вокруг себя. Клинок оставил слабо мерцающую призрачную сферу, о неё разбился первый из огнешаров, бессильно скользнула молния, отрикошетила в сторону, разнесла изящную башенку на соседнем особняке. Под ногами у Райны вспухла земля, зашевелилась – несложный капкан, но пришлось сменить позицию.
Валькирия тоже ощущала, как всё горячее и горячее становится кровь, как её охватывает жар, а за спиной словно вырастают незримые крылья. Она помнила такой же прилив силы в тот день, когда совсем юной воительницей вышла на Боргильдово поле.
Тан Хаген прикрыл защитной сферой себя, но не Райну. И это было правильно, замысел единокровного брата она поняла сразу же: представить её слабым звеном, чтобы маги – а может, и сам Игнациус! – заглотили бы эту приманку, дав тану время, необходимое для решающего удара.
Это было верно. И она, Рандгрид, обязана была выдержать.
Игнациус меж тем не мешкал. Голубоватая сфера вокруг Хагена заискрилась, замерцала, в разные стороны полетели огненные клочья, волоча за собой густые чёрные хвосты жирного дыма, словно горящие обрывки тряпья, пропитанного земляным маслом. Что за чары разбились там, Райна не могла даже гадать, потому что ей пришлось в поте лица отбивать нацеленные в неё заклинания. К счастью, знакомые.
Альвийский меч вновь побагровел, с клинка падали руны; но на сей раз они уже не разбивались, как прежде, а оживали, бойко шевеля росчерками-лапками, подобно паучкам, резво бежали к магам Долины.
Меч словно бы учился сам по себе, учился отражать удары.
Он не был таким, вновь мелькнуло у Райны. Кто-то изменил его – Дух Познания, быть может, пока они пребывали в континууме Третьей Силы? Или схватка со Смертью подействовала?
Но просто отбивая удары, бой не выиграешь.
Правда, чародеи Долины отнюдь не собирались вступать с Райной в рукопашную. Забрасывали издалека огненными шарами и ледяными стрелами, пытались наслать вихри, заставить валькирию провалиться под землю. С чем-то справлялся альвийский меч, что-то отражала сама воительница, хоть и с трудом; правда, помогала древняя кровь, в ней словно ожило нечто времён высшей славы Асгарда.
Меж тем руны-паучки, деловито добравшись до чародеев Долины, волей-неволей заставили тех тратить время и чары на отражение новой угрозы.
Одна из рун прорвалась-таки, взорвалась, вспухла огненным грибом. Раздались истошные вопли, кого-то отшвырнуло, на ком-то вспыхнула одежда, кто-то катался по земле, пытаясь сбить пламя и совершенно забыв о необходимых в такой момент чарах; земля между Райной и магами Долины мгновенно словно бы вскипела – на паучьи руны обрушился настоящий ливень истребительных чар. От цветников, ограды и садика, окружавшего дом мессира Архимага, в один миг не осталось и следа.
– Вместе, глупцы! Все вместе! – Игнациус не то рычал, не то клокотал горлом. Пальцы его на исчезающий миг сложились в замысловатом жесте, земля вокруг Райны взметнулась столбами, столбы закружились, пытаясь обвить воительницу на манер исполинских змей. Альвийский меч вновь раскалился, ярко сияя; однако она, валькирия Рандгрид, не есть лишь приложение к магическому оружию!..
…Они неслись, обгоняя самые бешеные ветра, и ледяные драконы Севера не дерзали заступить им дорогу. Они носили оружие, выкованное из зачарованной стали, но они были чарами сами по себе, они – дщери Отца Богов, проводники его воли, спутницы достойных Валгаллы. Магия струилась в их крови, магия Древних, сотворённая в те времена, когда мир был не то, что юн – но едва-едва рождён, и даже Великого Предела ещё не существовало.
Она забыла об этом своём наследии. Слишком привыкла быть последней из своего рода, обычной воительницей, удачливой наёмницей, старавшейся ни о чём не думать.
Но сейчас это всё ожило.
Ты не зря прошла через лес, пустыню и горы. Не зря вспомнила детство и девочку Рандгрид, бесстрашно лазавшую по гибельным топям. Ты не зря сражалась со Смертью рука об руку с собственным братом.
Ты вспомнила.
Альвийский меч закричал, когда воля самой Райны ворвалась в него, подчиняя и заставляя слушаться. О да, это был шедевр оружейницы Айвли, но, чтобы победить, его было мало. Требовалась железная воля Древних Богов, простых и жестоких, как сама природа на заре мира, чтобы заставить этот меч не только защищаться, но и нападать, хитростью и вплавленными в клинок чарами разбивая и преобразуя вражеские заклятия.
Пылающий белым меч вытянулся, принимая форму копейного наконечника – того самого знаменитого Гунгнира, отца всех копий. На левой руке валькирии возник призрачно-золотой щит – точно такой, как поднимала она, вставая в ряд с сёстрами на празднествах Асгарда. Он, этот щит, принял ударивший прямо в его середину огнешар – и тот разбился фонтанами брызнувших во все стороны искр.
Альвийский меч наискось рубанул по крутящимся вокруг Райны земляным удавам, пытавшимся сдавить, наконец, жертву своими петлями. Лезвие полыхнуло ослепительно-белой нитью, рассекло зеленовато-коричневые тела, где в бешеном танце неслись земляные комья, вырванные с корнем травы, камни, обломки садовой ограды и прочий мусор.
Жаром полыхнула и рукоять меча, но валькирия даже не вздрогнула. Боль подстёгивала, подпитывала жажду схватки и в то же время не давала впасть в боевое безумие.
Ведь эти маги Долины не были настоящими врагами. Она, воительница Райна, много-много лет не щадила себя, защищая этот уютный мирок, ставший ей новым домом. И потому – пусть меньше прольётся крови!
Вздыбленные волей Игнациуса земляные змеи рухнули бесформенными грудами, управляющие ими чары – разрушены.
Райна не думала, сколько в этом успехе от дара альвов и сколько – от неё самой, дочери Древнего Бога. Она держала магов Долины на расстоянии – что, собственно, от неё и требовалось.
То, что мессир Архимаг силен, тан Хаген знал прекрасно – столько лет в облике Динтры не прошли даром. Он знал, что милорд мэтр не чужд некромантии, которую сам же искоренял в Долине всеми способами; знал, что сударь наш Игнациус Коппер владеет заклятиями такой сложности и мощи, что остальным магам Долины и в головы не могло бы прийти, как такое вообще возможно.
Не ведал лишь, насколько обширны познания милорда мэтра в некромагии.
Архимаг пытался уничтожить саму душу хединсейского тана, разорвать её связь с телом без разрушения последнего – некромантия высшего разряда. Огнешар можно отбить, молнию отвести, ледяную иглу растопить в полёте; но как противостоять незримым, не имеющим физического воплощения чарам, проявляющимся лишь хаотическими колебаниями силы, в которых искусно прятались именно те, что должны были исторгнуть душу?