Мне чудится в его облике что-то отдаленно знакомое, но я не могу вспомнить, где могла видеть этого мужчину. И могла ли вообще – я бы его точно запомнила.
– Это сон? Или видение? Дар прорицания просыпается или просто очередной кошмар?
– У таких, как мы, не бывает кошмаров, Коралина. Сны – лишь отражение наших душ. Эхо силы, которая нас питает. Я – не сон и не видение, я – это ты. Магия, что спит в недрах нашего мира. Что питает все живое. Не важно, какую форму она принимает, важно слушать то, что она говорит.
– Но я не понимаю. Не могу слушать.
– А слушать должна не ты.
Он поворачивается ко мне.
– Наша богиня забыла, что даже Хаос подчиняется законам мироздания.
Он весело мне подмигивает и неторопливо, засунув руки в карманы, удаляется.
– Эй, подождите! Что это значит?
– Она поймет. Не сразу, но поймет. Если ты, конечно, расскажешь об этом разговоре прежде, чем умрешь.
От очередного раската грома я проснулась. С колотящимся сердцем села в постели и убрала с лица пару мелких косичек. Руки тряслись. Мне и раньше снились жуткие сны, но этот, по ощущениям, побил все рекорды. Я как будто нырнула в холодную воду. Воздуха не хватало, а в горле пересохло. Тогда я решила спуститься за водой. Заодно перевести дух и обдумать увиденное.
В доме что-то было не так.
После сна меня бил озноб, поэтому я не сразу поняла, что именно показалось странным. Лишь через несколько секунд сообразила: в доме стало адски холодно. В коридорах гулял ветер, а снизу раздавался слишком громкий шум дождя.
– Одри? – позвала я. – У нас все в порядке?
Отсчитав нужную дверь, я заглянула в спальню девушки.
Ее постель оказалась пуста.
Одри не вышла к завтраку, не вернулась к обеду и не нашлась к ужину. Кейман приехал вечером, обеспокоенный и мрачный.
– С ней что-то случилось, да? Она не могла уйти. Ей некуда было идти.
– Я не знаю, Коралина. Охрана говорит, Одри не выходила. Но это ведь дом, а не тюрьма, у охраны нет задачи каждую минуту быть готовыми к погоне. Она вполне могла дождаться, когда охрана зазевается, или перелезть через ограду.
– Но зачем?
– Я не знаю. Ей сильно досталось. Возможно, она чувствовала себя брошенной. Или ей стало слишком грустно. Что могу сказать… Одри – взрослая. Она имеет право уйти, если хочет. Хотя, конечно, мы сделали все, чтобы этого не допустить. Но нельзя насильно держать девушку, которой и так досталось. Если она захотела уйти…
Кейман замолчал, а я подумала, что невысказанной осталась самая очевидная причина исчезновения Одри: мой приезд. Испугавшись, решив, что лучше она уйдет сама, чем ее попросят освободить место для новой спасенной сиротки, Одри растворилась в дождливом Флеймгорде.
– А если она не ушла, а что-то случилось?
– Нет никаких видимых доказательств. Нет следов взлома, охрана в порядке, на территорию никто не проникал. Разумеется, мы допросим охрану на случай, если кто-то ее подкупил. Но, Кора… я не вижу причин похищать Одри. Единственный, кому было до нее дело, – Даркхолд, а он в школе. Возможно, Одри хочет с ним повидаться, и тогда мы ее найдем. Но следует быть готовыми к тому, что она просто ушла. Так бывает.
Я упрямо покачала головой, но Кейман не стал продолжать разговор. Вряд ли он действительно верил в то, что говорил, просто не хотел втягивать меня. Я же была готова поклясться: Одри не ушла. С ней что-то случилось. Но что? Я сама обследовала сад, обыскала ее комнату, но не нашла ни одного признака похищения. Идеальный порядок. Идеальная чистота. Как будто она и впрямь вышла из моей комнаты, спустилась вниз, дождалась, когда охрана расслабится, и спокойненько ушла, не оглядываясь. Но верилось в это почему-то слабо.
Первые несколько дней я надеялась, что она вернется. Потом перестала, но каждый раз, когда заглядывал Кейман, сердце начинало биться быстрее: вдруг какие-то новости?
И однажды ожидания оправдались.
– Садись, – кивнул Кейман, когда я спустилась. – Есть разговор.
Иногда он приносил какие-то книги по светлой магии – и я их читала. Иногда Элай передавал какую-нибудь безделушку с дурацкой запиской, чтобы меня повеселить. Но никогда еще Кейман не приходил, чтобы поговорить.
Изрядно нервничая, я села за стол в кухне и, чтобы не выдать волнение, обхватила горячую кружку.
– Всю почту, которая попадает в школу, проверяют. Адептам разрешено получать письма только от тех, кто вписан в их личные дела. Таковы правила. Если вдруг адепту приходит письмо от кого-то, кто не вписан в личное дело, письмо передают куратору и он принимает решение, что делать дальше. Обычно куратор вскрывает письмо, убеждается, что его содержание не может причинить вред адепту, и отдает адресату.
Кейман замолчал.
– Не очень понимаю, о чем речь, – призналась я.
– Вчера в школу пришло письмо на твое имя. В твоем личном деле нет никого, кто мог бы тебе писать, поэтому письмо попало ко мне. И, если честно, я должен его уничтожить, потому что его содержание может причинить тебе вред. Но я решил этого не делать.
– Оно от Одри? Она в порядке?
– Не от Одри. От Гидеона.
У меня пропал дар речи. От Гидеона? Того самого Гидеона?
– Он хочет с тобой встретиться.
– Зачем?
– Не знаю. Смотри сама.
Кейман протянул вскрытый конверт, в котором размашистым почерком было написано всего несколько предложений:
«Нам нужно поговорить. Одна встреча, на этот раз действительно последняя».
– Никаких объяснений и подробностей. Сейчас Гидеон в городской тюрьме. Скоро его отправят отбывать наказание в одну из тюрем за пределами города. Поэтому это его последний шанс с кем-то увидеться.
– Думаете, это связано с Одри? Он может быть причастен?
– Маловероятно. – Кейман покачал головой. – Гидеон еще недавно собирался за грань. То, что он жив, – чудо. Находясь в тюрьме, провернуть похищение очень сложно. Я думаю, это что-то вроде болезненной зависимости. Он знает, что проведет в тюрьме остаток жизни, и хочет в последний раз взглянуть…
Он осекся, но я все поняла. Гидеон хотел посмотреть на Коралину. Запомнить ее перед тем, как навсегда отправиться в заключение.
– Хорошо, – тихо произнесла я. – Когда?
– Я бы не советовал. Скажу честно: скрыть от тебя это письмо мне показалось куда правильнее. Но ты имеешь право принимать такие решения самостоятельно. Подумай хорошо, Коралина. Гораздо правильнее будет отказаться.
– Но он хочет увидеть дочь. В последний раз. Как я могу отказаться?
Гидеон находится в неприступной тюрьме, под охраной сильных магов. Что может случиться за пару минут рядом с ним?
Деллин ди Файр ненавидела валяться в грязи.
Она вообще вдруг обнаружила, что за годы спокойной жизни изрядно избаловалась.
Ненавидела холодный моросящий дождь.
Ненавидела серые низкие тучи.
Ненавидела мокрую землю.
Ненавидела запах прелой травы.
Ненавидела, когда в выходной приходилось работать.
Левиафан издал отчаянный визг и забился в конвульсиях. Электрическая ловушка плотно удерживала тварь, не давая наброситься на сладкую добычу и разорвать.
– Они определенно стали злее, – вздохнула она.
Кажется, темные твари, оставшиеся без создателя и хозяина, темного бога, давно растворившегося в окружающей магии, совсем озверели. Проведшие несколько десятков лет под землей, они жадно хватали воздух свободы и мечтали о мести. О том, чтобы разорвать предавшую их богиню на части.
Как будто в них жила память о пламени хаоса, что богиня обрушила на них во время последней битвы.
Левиафан несколько раз дернулся и затих. Еще несколько минут Деллин всматривалась во тьму расщелины, откуда совсем недавно появились твари. Но, кажется, эта кладка иссякла. Подумав, Деллин решила не рисковать. Пламя Хаоса охватило пространство пещеры, и через несколько минут из глубин раздались леденящие кровь визги. Значит, твари вылезли не все.
В последнее время их все больше и больше. Темные создания просыпаются. Деллин даже не знала, что по всему Штормхолду осталось столько укромных уголков, в которых ждали своего часа слуги темного бога.
Его наследник вернулся. Темные создания жаждут служить.
Только бы удержать Даркхолда! Не дать ему сорваться в безумие, не позволить его силе вырваться на свободу. Это стало ее целью, ее единственной задачей. Как хорошо, когда есть на кого свалить школу и полностью отдаться во власть божественного тревожного расстройства.
Огненные крылья вспыхнули – и Деллин поднялась из расщелины на поверхность. На несколько минут зависнув в воздухе, она задумчиво смотрела на небо, словно сшитое из лоскутов разных туч – от пугающе черных до серых, как утренний туман. В воздухе пахло скорой грозой. Наверняка Кейман страхуется. Сегодня Коралина идет на встречу с Гидеоном, и нужно, чтобы на улицах было поменьше людей. Скорее бы он уже вернул ее в школу. Тяжело признавать, но с Даркхолдом гораздо проще справляться, когда Коралина с ним рядом.
Эти двое необъяснимым образом друг от друга зависят.
Сзади раздался противный хруст. Деллин обернулась прежде, чем успела сообразить, что он означает. Увидев, как в пасти дракона исчезают хитиновые лапки, она скривилась.
– Фу, Бастиан, хватит их жрать, пожалуйста! Это не семечки, а темные твари!
«Я голодный», – пронеслось в голове.
– Превратись в человека и поешь. Питаться темными созданиями вредно. Неизвестно, что в них напихано. И вообще… стрилга на земле валялась, а ты ее немытой ешь. Теперь каждый раз, когда ты будешь лезть целоваться, я буду вспоминать, что ты этим ртом ел.
«Целуюсь и ем тварей я разными ртами», – насупился дракон и отвернулся.
– Я хочу домой, – вздохнула Деллин, опустившись на землю и вернув огненные крылья в колбу. – Превращайся, собирается гроза. Опять получишь молнией по морде, а Крост потом скажет, что он совсем ни при чем.