XVII
Бывает, что, уйдя в себя на миг
И весь отдавшись мысли сокровенной,
Я высоко парю над сферой бренной
И вижу в небе ту, чей светлый лик
Льет благодать, как воду льет родник,
И чей лучистый взор меня мгновенно
Слепит и оплетает сетью плена,
Чтоб неземной восторг во мне возник.
Тогда, свое являя совершенство,
Небесные черты и добродетель,
Что Бог ей дал, над миром водворив,
Она родит в моей душе блаженство,
Какого лишь один Амор владетель,
И разжигает мой к добру порыв.
XVIII
Гляжу на вас, на светлую, благую,
И входит, донна, сквозь глаза в меня
Та нежность, что покой дарит, гоня
Из сердца муки, боль мою страстну́ю,
Желания внушает зачастую,
Все суетные мысли проясня,
Так вашу красоту постигну я,
Единственную в мире, неземную.
И здесь я прославляю свой удел,
Амора, что отдал меня во власть вам
С тех пор, как взор на вас я бросил смело.
Сильней мой дух желаньем не горел,
Чтоб обладать недостижимым счастьем —
Принадлежать красавице всецело.
XIX
Меня терзает чувственный недуг,
Когда смотрю и глаз отвесть не смею
От ваших, как прикованный, и млею,
И вздох из сердца испускаю вдруг,
Что усмиряет бурю тысяч мук,
Рождаемых горячкою моею;
Я обуздать желанья не умею,
Судом богов войдя в любовный круг.
И коль глаза, любовь с надеждой вместе
Вливающие в грудь мне, станут мне
Враждебны, разве мира я дождусь?
Вас не прошу идти я против чести,
Лишь вздох – его хватило бы вполне
Унять огонь, в котором я мечусь.
XX
Так сладостно в капкан меня завлек
Амор ее прекрасными очами,
Что чем я дальше от нее, тем даме
Затягивать сильней на мне силок.
Я выхода не вижу, но далек
От мысли, чтоб распутаться, сетями
Доволен, и любовными страстями,
И нежной властью, что признать я смог.
Кто хочет, пусть пеняет на Амора,
А я его до сей поры хвалю,
Лишь только б не сжигал меня мой вождь.
Благословляю ясный светоч взора,
Что сердцем я так сладостно люблю,
Я сам не свой, его познавши мощь.
XXI
Амора порицают зачастую
За то, что он зануден и труслив,
Жестоковыен, загребущ, кичлив
И вздохами изводит подчистую.
А он и тем, кто речь ведет такую,
Навязывает выспренний порыв,
Путь к чести и отваге им открыв
И к благости мысль обратив людскую.
Амор пронзает душу, и она,
Вся трепеща, сливается с ним скоро,
Смирения и чуткости полна.
Он позволяет избежать раздора;
Им злонамеренность побеждена:
Кто ж устоит пред чарами Амора?
XXII
Амор, что в небе пламенном царит
И мощь и добродетель нам являет,
Достойнейшим свою приязнь дарит,
Мое перо и мысли направляет
И царства, где он бог и господин,
Быть верным гражданином вдохновляет.
Амор внушает веру, он один
Надеждой страх и ревность лечит, жалость
Из сокровенных черпая глубин.
Смиренных, как Рахиль, ему случалось
И ревностных, как Лия, умилить,
И горечь зложелательства смягчалась.
Так сердце, жар не в силах утолить,
Не устает, питаемо Амором,
Его о новой милости молить.
Оно приемлет труд и боль, к которым
Амор подталкивает, чтобы честь
Возлюбленной не запятнать позором.
Подобно бриллианту, чьих не счесть
Блестящих граней, чем Амор лучистей,
Тем обещает быть ценней, чем есть.
Его порой рисуют злые кисти
Так, будто он жестокосерд и тем,
Кто ранен им, угроза, что нет истей;
А он отнюдь не ссорится ни с кем,
Он благороден и великодушен,
Спесь, похоть, рознь ему чужды совсем;
В его лучах пленительно-воздушен
Небесный свод, и светел мир земной,
И ликом донны сон сердец нарушен.
Амор, споспешник доблести двойной,
Манер галантных и речей учтивых,
Охватывает радостной волной
И вместо помыслов честолюбивых
Внушает благость и любовный жар
Двум обладателям сердец счастливых.
Волшебный зов, неотразимость чар,
Признанья страстные и взор смиренный,
Где тлеет страсти медленный пожар, —
Всё это звенья цепи сокровенной,
Которой пленников своих Амор
Спешит связать, пронзив стрелой мгновенной.
И вот, хоть стих мой хром и голос хвор,
Без умолку пою ему осанну,
Ведь он у слабой музы свой фавор
Отторгнет вмиг, коль скоро перестану.
XXIII
Как сладостен сей пламень неизбежный,
Растущий не по дням, а по часам,
Но если не вмешаться небесам,
Мой чёлн – в кусочки об утес прибрежный.
Так этот ангел, непорочный, нежный,
Меня в затворе вверил ста замкам,
То ласки льет целительный бальзам,
То нагоняет в мысли страх мятежный.
Я в положенье двойственном: горю,
Надеясь, точно феникс, возродиться,
В чем исцеленье мук моих, пожалуй.
Нельзя счастливым быть, я говорю,
Земною радостью, пусть ум стремится
К небесному святому идеалу.
XXIV
Тот нежный дух, который силой взора
Мне в сердце входит из ее очей,
Со мной нередко говорит о ней
Красноречиво, на манер Амора.
И оттого отважный пыл – опора
Надежде, что становится сильней;
Продлись такое счастье много дней,
Блаженным я себя признал бы скоро.
Но некий страх велит мне трепетать
И к пристани спасенья пресекает
Мне путь, который чаялся свободным.
Я вижу, что любая благодать
Недолго в краткой жизни протекает
И силам повинуется природным.
XXV
Когда в места, где мной владел Амор,
Судьба меня порой приводит снова,
Желанья жарче пламени живого
Горят в груди, холодной с давних пор;
И мне сомненья застилают взор,
Но, вдумавшись и рассудив толково,
Я молвлю: «Здесь ловушка вновь готова,
И ждет тебя былых утрат повтор.
И вот ты плачешь, расточая стоны,
Что, мол, свободу отдал, чтоб купить
Один лишь взгляд немилосердной донны».
Но, передумав, молвлю: «Может быть,
Не мог, столь дивной красотой плененный,
Свободу лучше ты употребить».
XXVI
«На это место, где я воспылала
Красой того, кто в сердце мне вселен,
Амор влечет, и так им дух пленен,
Что нет защиты от него нимало.
Гляжу в окно, иного б не желала,
Молю Амора: коли так силен,
Пусть светоч мой на миг мне явит он,
Такое счастье мне неволей стало.
Случается, что сбудется мечта,
Отпряну я – и на устах готова
Хвала Творцу, Амору и судьбе.
Пока я этим зрелищем сыта,
Мне чудится, что пламень вспыхнул снова,
И вновь спешу к окну в немой мольбе».
XXVII
С тех пор как в первый раз познал огонь,
Что мучает, испепеляет сердце,
Я часто говорю безмолвно в сердце:
«Не так он жжется, как иной огонь.
Нет, это утешительный огонь,
Он добродетель возжигает в сердце,
В нем закаляется, как в горне, сердце,
Познав преображающий огонь».
Но сердце – уголь для того костра,
Себе не чает мира в горьком плаче,
В горниле чувств оно взывает к смерти
И не найдет ее в пылу костра,
Горя в огне и омываясь в плаче.
Такая жизнь, ну право, хуже смерти.
XXVIII
Мне горе, если глянуть не дерзну я
В те очи, где таится мой покой;
Как лед под вешним солнцем – я такой,
И тает сердце, жар лучей почуя,
Святого лицезрения взыскуя;
Но если я взгляну, томлюсь тоской,
Безжалостно гнетущей день-деньской,
И кажется, что к гибели иду я.
Как поступить двум крайностям назло?
Смотрю на них – пожар во мне горит,
Вдругорядь гляну – я в смертельном хладе.
Спасительней огонь, хоть тяжело