– Ты ему веришь? – негромко спросил он.
– Кому? – Трасси даже не сразу поняла, о ком идет речь, и недоуменно нахмурилась. – Вальхему, что ли? А что с ним не так?
– Разве ты не видишь, что он явно темнит и говорит далеко не все? В его истории как-то многовато прорех и белых пятен, тебе не кажется?
– Уж не думаешь ли ты, что он работает на Империю?! Что Вальхи – подосланный Голстейном шпион?!
– Нет, но…
– Генерал убил его мать и отчима, его родной отец пал на баррикадах, пытаясь противостоять тому же «Кровавому Папочке», – в Трасси начало закипать негодование, – и ты полагаешь, что после всего пережитого он мог спокойно махнуть рукой на эти жертвы и пойти в услужение Братьям?! Или же ты полагаешь, что он попросту нам врет, и свои байки сочинил лишь для пущей убедительности?!
– Да нет же! – Лажонн всплеснул руками, откровенно ошарашенный столь эмоциональной реакцией дочери, которая доселе не упускала возможности как-то поддеть щуплого мальчишку. – Траська, уймись! Я абсолютно убежден, что Вальхи говорит чистейшую правду! Враль он просто никудышный, у него же на лице все написано!
– Чем же тогда вызваны твои неожиданные подозрения?
– Тот факт, что он здорово натерпелся от Империи, еще не делает его автоматически нашим другом. Дело в том, что он говорит правду, но только далеко не всю. Ему явно есть что скрывать.
– Вот попадешь, как и он, на карандаш к Голстейну – тоже таиться начнешь!
– Да, но что-то мне подсказывает, что дело здесь вовсе не в Империи и не в ее верном служаке, – капитан покачал головой. – Тут явно замешано что-то еще… Ты заметила, в какое замешательство пришел Вальхи, когда узнал, что в Цигбел направляется Мать Свейне?
– Что?.. – Трасси захлопала ресницами. – Эм-м-м… нет, как-то не обратила внимания.
– А когда он перед самым отбытием примчался на вокзал и попросился к нам на борт, помнишь, как от него гарью несло?
– Да, конечно! Весь душ после него дымом провонял!
– При этом он рассказывал нам, что наблюдал за тем, как горит его дом, издалека, со стороны. Но при этом прокоптился так, словно сам внутри сидел! Явная же нестыковка!
– Но что все это означает?! Я уже ничего не понимаю!
– Черт! – Лажонн в сердцах ударил тяжелым кулаком по стене. – У нас категорически недостаточно кусочков мозаики, чтобы сложить из них цельную картину, но я уверен, что они являются частями единого сюжета. И срочный вызов Матери Свейне, и поспешное бегство Вальхема, и… и даже его странный интерес к некоторым сортам металла – я не могу объяснить, но все эти события каким-то образом связаны. Они и каждое по отдельности-то уже выглядели бы странно и интригующе, а когда все они происходят практически одновременно, то тут двух вариантов быть не может.
– И ты полагаешь, – запоздалое осознание масштаба разворачивающихся вокруг них событий заставило глаза Трасси широко распахнуться, – что Вальхем во всем этом как-то замешан?!
– Скорей всего, обстоятельства просто не оставили ему выбора, – капитан обернулся к дочери и усмехнулся, желая немного разрядить атмосферу. – Во всяком случае, на злодея, строящего коварные планы завоевания мира, Вальхи уж совершенно точно не похож.
– Что же нам теперь делать?
– Постараться, чтобы и нас самих в этот водоворот событий не затянуло. И без того забот выше крыши.
– Некоторые вещи происходят вне зависимости от нашего желания или нежелания, – философски заметила девчонка.
– Да, но вот специально их провоцировать не нужно! – Лажонн наставил на нее мозолистый палец. – А потому, когда пойдешь обедать, постарайся не таращиться на парня, как на диковинную зверушку, и уж тем более не донимай его расспросами!
– Проще сказать, чем сделать...
– А ты постарайся! У тебя-то плести небылицы всяко лучше, чем у него получается. Иначе, если он что-то заподозрит…
Капитан высунулся в окно, корректируя курс каравана, а Трасси все стояла у двери, переминаясь с ноги на ногу. Ей все же хотелось услышать окончание фразы.
– И что? – не вытерпела она. – Если он нас заподозрит, то что тогда?
– Понятия не имею! – Лажонн уже и сам был не рад, что затеял этот разговор, поскольку ясности он все равно не привнес, а вот Траську всерьез обеспокоил. – Хоть я и не чувствую в Вальхи зла, но пока бы поостерегся называть его нашим другом. А уж после того, как он сумел поставить на уши самого Голстейна, портить с ним отношения – не самая лучшая идея. Кто знает, что именно он скрывает в своих недомолвках?
Глава 16
Со стороны осаждающих крепость порядков донеслась череда упругих хлопков, и одно из ядер, басовито прогудев у Голстейна над головой, пробило очередную брешь в изрешеченной стене дворца. Атакующие, почувствовав близость победы, уже не утруждали себя прицельной стрельбой, придвинув орудия почти вплотную и осыпая укрепления противника хаотическим градом снарядов. Они даже не стремились нанести защитникам какой-то осязаемый ущерб, поскольку для окончательного сокрушения воли обороняющихся этого и не требовалось. Несколько суток непрерывных обстрелов способны любого превратить в трясущийся от страха и отчаяния кисель.
Весь опыт, все мастерство и вся харизма Голстейна оказывались тут совершенно бессильны. Сколько бы он ни хорохорился и не пытался излучать уверенность и решимость, исход битвы представлялся вполне очевидным. Генерал и сам не спал уже почти трое суток, а у его подчиненных от изнеможения банально подкашивались ноги, и оружие выпадало из рук. В таких условиях никакой полководческий талант уже не мог ничего изменить. До окончательного падения обороны оставались буквально считанные часы, и прибывшей на выручку армии Императора останется только похоронить павших.
– Мой генерал, – Голстейн резко обернулся, услышав за спиной мягкий женский голос, – насколько я понимаю, ситуация близка к критической?
– Моя Королева! – он отрывисто поклонился. – Вам не следует здесь находиться! Противник ведет непрерывный обстрел, и вам лучше укрыться внутри!
– Я только что оттуда, – стоявшая перед ним высокая темноволосая женщина демонстративно смахнула с плеча крошки штукатурки, – там ничуть не лучше и нисколько не безопасней. Если уж смерть неизбежна, то ее следует встречать лицом к лицу!
– Но ваши дети! – Голстейн похолодел, увидев, как следом за ней из дверей на гребень крепостной стены боязливо вышли два мальчугана – один темноволосый, как и мать, а другой – светло-русый, в отца. За их спинами виднелась бледная как мел монашка, присматривавшая за наследниками.
– В их жилах течет королевская кровь! – отрезала женщина. – И им не пристало трусливо прятаться от любой опасности, точно мышь в норе!
– Прошу прощения, Ваше Величество! – генерал был вынужден отступить перед ее напором. Он выпрямился и вновь посмотрел вниз на панораму битвы, исход которой с каждой минутой представлялся все более очевидным.
– Вы полагаете, что у нас не осталось ни единого шанса? – императрица подошла ближе и встала с ним рядом.
– Какой-то шанс есть всегда, Ваше Величество, – Голстейн покосился на ее горделивый профиль с взметнувшимися крыльями черных бровей и плотно сжатыми четко очерченным губами.
– Даже сейчас? – женщина повернулась к нему, пристально изучая его лицо, хотя прекрасно знала, что генерал никогда не позволял себе подобные неуместные шутки.
– Видите? – он вытянул руку, указывая на копошащихся вдалеке вражеских солдат, – герсейцы настолько уверены в своей победе, что уже утратили бдительность и начали вести себя откровенно расслабленно. Они придвинули свои артиллерийские позиции настолько близко к нашим стенам, что уже не смогут надежно защитить их в случае внезапной контратаки. Если предпринять дерзкую вылазку и ударить по ним, то мы могли бы одним ударом уничтожить значительную их часть.
– Думаете, это их остановит?
– Нет, не сразу. Однако тут куда важней моральный аспект. Подобная акция здорово их деморализует, и, одновременно, поднимет боевой дух наших солдат. А в такой ситуации становится вполне возможным переломить ход всей битвы. Впрочем…
– Что же вас останавливает, генерал? – его собеседница недоуменно нахмурилась, глядя на поникшего Голстейна.
– У нас попросту нет сил на такую операцию, – сокрушенно покачал головой тот. – Бойцы настолько измотаны, что даже смерть воспримут как избавление. Мои люди совершенно опустошены и уже полностью лишились всякой надежды.
– Если шанс есть, то его надо использовать! – женские пальцы скользнули по его плечу. – А надежду… ее я ее людям дам. Действуйте!
Каблуки ее сапог застучали по камням кладки, и Голстейн похолодел, увидев, как императрица направляется к выступу стены, нависающему над внутренним забитым войсками двором, точно скальный утес над бушующим штормовым морем. Она спокойно и уверенно поднялась на ограждение, словно многие метры не отделяли ее от булыжной мостовой внизу, раскинула руки в стороны и запела…
Чистый и громкий женский голос звенящей волной окатил бушующее внизу людское море, гулким эхом заметавшись в узких колодцах улиц, и заставил всех на мгновение замереть и поднять взгляды на дворцовую стену, где простершим крылья черным вороном на фоне темнеющего грозового неба стояла их Госпожа.
В час суровый сомкнем мы плотнее ряды!..
Голстейн пошатнулся и едва не упал, настолько мощным оказался удар ее голоса и заключенных в нем интонаций. Он почувствовал, как в его груди словно вспыхнул огонь, от которого по всем венам помчался обжигающий жар, наполняющий тело энергией и решимостью.
Кровь пролитая чертит дорогу Судьбы…
Он всегда знал, что Леди Кроанна обладает исключительным талантом к музыке и поэзии, но даже не подозревал, сколь огромная сила может быть сосредоточена в сочетании нот и текста! От охватившего его воодушевления по щекам генерала покатились слезы.
Мы врастаем корнями в землю предков своих…
Темное платье всколыхнулось, когда очередное ядро просвистело мимо, ударив Голстейна упругой волной сгустившегося воздуха и щедро осыпав кирпичной крошкой, но мощный голос императрицы даже не дрогнул, до краев заполняя собой притихший дворцовый двор.