Годы жизни на ноль умножаю.
Там за окном горит звезда,
Мне, попадая светом в душу,
Так полениться иногда
Приятно у камина в стужу.
В сугроб свалился диск Луны,
Поземка меж камней застыла,
И я не чувствую вины за все,
Что раньше в жизни было.
Вход стережет мой пес Адам,
Собака Ева с ним, в подмогу,
Покрылся инеем седан,
Все хорошо, и слава богу.
Как диво славлю небеса
* * *
Глас хлада тонкого пронзает
И сердце, и всего меня,
Мне вера душу согревает,
Дыханием хвалю Тебя.
Твоя невидимая сила
Со мною рядом предстоит,
От искушений ограждая,
Она безмолвие хранит.
Как диво славлю небеса,
Тебя не видя и не зная,
Господь, храни вовек меня,
Ведь ты со мной, я это знаю.
Дух чуда в Храме – как душа,
Здесь в облаченье торжества
Иконы словно говорят
И чудеса порой творят.
А свечи в ряд, собой горят,
Иконам будто бы вторя́т,
И мысль за голосом чтеца
Плывет спокойно в небеса.
Вокруг мерцание лампад,
В окне давно погас закат,
И батюшка, сложив персты,
Дарует грешникам кресты.
За годом год, все чередой,
За постом пост идет другой,
И жизнь за голосом чтеца
Течет туда, где нет конца.
Я губы порезал любовью
И болью приник к изголовью,
Сквозь линзы катящихся слез
Стираю картины из грез.
Жизнь соткана вся из контрастов,
Из множества екклезиастов,
Они мне до боли известны,
Играя с душою, бесчестны.
Я вижу конец, чуть дыша,
Не жаль мне ни тыщ, ни гроша,
Прошу, Боже мой, помоги,
Но только сейчас хоть не лги.
В свече отраженье лица —
Скорый предвестник конца,
И свет над моей головой
Зовет мою душу домой.
Небо потеет, вечер в окне,
Скучно фонарь светом сыплет,
Город мерцает в вечернем огне,
Сердце в груди нервы щиплет.
Пожалуй, налью немного вина —
Красного, белого, может, розового —
И досижу за столом до утра,
Грусть утопив в этой дозе я.
Не было чуда, которого ждал,
Грудь развалилась на части,
Я пред собою теперь маргинал
В жизненном екклезиасте.
«Все суета и томление духа»,
«Что было, то и будет»,
В душах людских ныне разруха,
Пусть с нами Господь пребудет.
Рвется судьба, как плохое сукно,
Или мне кажется только,
Падают дни, как домино,
Сколько же дней этих, сколько?
Жизнь – дни, которые остались,
Не те, которые прошли,
Жизнь – раны, что не залатались,
И стрелы, в сердце что вошли.
Живешь и помнишь лишь минуты,
Что позволяют тебе жить,
Что на волне душевной смуты
Христа не дали разлюбить.
Когда бы знал, что так нелепо
Все дни без счастья проведу,
То не просил бы даже хлеба
Я с рук божественных в аду.
К чему тогда все трепетания,
Зачем мозолить глаз в толпе,
Пугать воро́н на подаянии
И слыть безумцем на молве.
Зачем же мучить плоть неволей,
Тоской морщины набивать,
Глядеть на клин гнетущей доли
И все надеяться и ждать.
Потом, склонившись до земли,
Не поднимая глаз от долу,
Стыдясь протянутой руки,
Тянуться к небу, как престолу.
И так скорбя, стеная, плача,
Унизив весь последний род,
Понять, что отнята удача,
Он не насыпал манны в рот.
Кому сказать, кто будет слушать,
Уж лучше б мне и не корпеть,
Разрушить все, иль не разрушить,
Иль подождать и жизнь дотлеть.
Чтобы смотрели, тыча пальцем,
На сгорбленный, бездушный труп,
Все говорили: «Был он агнцем,
Но слепо верил – значит, глуп».
Спасибо Богу моему
И Ангелам за дни под солнцем.
Но до конца я не пойму,
Зачем мне мучиться чухонцем.
Иисусе, Господи, Христе,
Да помоги же нам везде,
Подай нам руку, не забудь,
Ведь в этом веры нашей суть.
Услышь меня, и нас, и их,
Не изменяя жизни стих,
Спаси, помилуй и прости,
Ведь я такой же, как и Ты!
Я поднимусь на небо за Тобою,
И Ты простишь меня за все, за все,
Я стану ангелом, грехи земные смою,
И будет мне с Тобою хорошо.
Чего ж, Господь, ты раньше не утешил,
Чего же раньше не простил грехи,
Теперь вот каюсь, и прощу прощенья,
И сотни раз твержу: прости, прости.
Теперь мы вместе будем бесконечно,
Душа как в детстве – спокойна и чиста,
Кольнуло сердце: «Не думай так
беспечно,
Ждет Божий суд тебя, святая простота».
Наплевав на святую духовность,
Не страшась, что грехи тяжелы,
Проявляем повально готовность
К всепрощению – с привкусом лжи.
Подбирая красивые крылья
И блуждая в житейских грехах,
Оставляем свои прегрешения
На «случайно» забытых крестах.
Эта долгая темная, робкая ночь,
Тусклый свет от луны, и тоскует душа,
Мысли лают, и я отгоняю их прочь
И сжимаю до боли сухие уста.
Вот и годы ушли в темно-синее небо,
И в квартире, и в сердце живет пустота,
Разогнулась державшая жизнь мою
скрепа,
И открылись на небо предо мной ворота.
Звезды битым хрусталем мерцают на
небе,
Я их все соберу, пальцы в кровь исколов,
И развешу их в маленьком мраморном
склепе
Среди библий, лампад и священных
крестов.
А восход, словно сердце багряное,
бьется,
Век ничей не продлить, хотя хочется
жить,
Только дерзкому сердцу в груди все
неймется,
Оно хочет со мной без конца говорить.
Я хочу попрощаться со всеми
И уйти в монастырь, что построю,
Завещанье оставлю в поэме,
Наслаждаться хочу тишиною.
Только б ангелы были повсюду,
Чтоб подсказки мне в жизни давали,
Как в пришедшем узнать мне Иуду,
Да от бесов меня б защищали.
А иначе не стать сердобольным,
Когда люди все хуже и хуже,
И поэтому быть хочу вольным
И молить за заблудшие души.
Ни позже, ни раньше никто не уйдет,
А лишь в отведенное время,
Господь, как друзей, к себе позовет,
Разделит гнетущее бремя.
Нет пекла и ада, нет райского сада,
Священников праведных мало,
Но слово и дело запомнит Монада,
Виновен – начнешь все сначала.
И снова родишься в запутанном мире,
И речь, может, будет чужая,
В эпоху барокко, а может, в ампире,
И церковь по вере другая.
Придумали люди легенды и сказки,
А правду сожгли на кострах,
Водили вокруг ритуальные пляски
И трон возвели на костях.
Тот трон не для Бога, а клирикам разным,
Которые учат, как жить,
И в общем, путем, до конца мне
неясным,
Ведут, чтоб по кругу водить.
Прости, Господь, мои мечты,
Несовместимые с твоими,
Даруй душе, что хочешь Ты,
Словами объясни простыми.
Как знак увидеть мне искомый,
Я покаянием распятый,
Святой молитвою ведомый
И только на́ крест не поднятый.
Прими грешные покаяния,
Я с метанойею в душе,
Стремлюсь к глубинам мироздания,
Меняя мир в самом себе.
Что, если дума не пуста