Кстати, о чуде: Скотт рассказал мне о своем проекте по обучению суринамских жаб.
Это земноводные, а значит, они обладают меньшим по размеру мозгом, чем анаконды, и к тому же они слепые. Их слепота определяет их уникальное строение: на голове их 15-сантиметрового приплюснутого тела находятся две ноздри, каждая на конце длинной, тонкой трубочки, а на кончиках пальцев передних конечностей расположены тактильные органы в форме звезды, с помощью которых животные находят пищу.
Чтобы привлечь самку, самец суринамской жабы издает под водой характерные щелкающие звуки. Пара делает в воде несколько кругов, пока самка откладывает икринки на живот самца. Тот их оплодотворяет и прикрепляет икринки на спину самки, где они попадают в специальные ячейки. Выступающие части икринок обволакиваются плотной кожей для защиты. Когда приходит срок, детеныши вылупляются из икринок, протыкая их своими острыми головами, а затем самка сбрасывает кожу. Они рождаются не головастиками, а полноценными маленькими жабами.
К сожалению, посетители редко могут увидеть этих экзотических животных: они предпочитают прятаться среди богатой растительности своих аквариумов. Скотт хочет натренировать жаб показываться публике, как он научил этому электрических угрей.
Но как это можно сделать?
— Для этого нужно проникнуть в ум жабы, — говорит он. — Изучить ее психологию. Как слепая жаба решает, какое место является безопасным? Как она его находит? Помните фильм «Инопланетянин»? Нам нужно сделать то же самое. Научиться эмпатии, начать внимательно его слушать и идти ему навстречу.
Многие из нас инстинктивно понимают, что означает то или иное положение собачьего хвоста, угол наклона лошадиных ушей или выражение кошачьих глаз. Аквариумисты учатся понимать безмолвный язык рыб. Однажды я наблюдала за тем, как Скотт пересаживал цихлид из одного аквариума в другой, когда он с беспокойством заметил: «Я чувствую по запаху, что рыбы испытывают стресс». Я старательно принюхиваюсь, но ничего не могу ощутить. Скотт объясняет мне, что он чувствует почти неуловимый запах белков теплового шока. Это внутриклеточные белки, которые растения и животные вырабатывают под воздействием тепла и, как было недавно установлено, в ответ на другие виды стресса. От этого запаха Скотта мутит — не потому, что он неприятен, а потому, что сама мысль о том, что его подопечные испытывают стресс, наполняет его таким же беспокойством и страхом, как плач его новорожденных сыновей.
Скотт легко читает и другие сигналы. Когда мы разглядывали цихлид в их новом жилище, он с первого взгляда отличал новоселов от тех, кто жил в этом аквариуме уже несколько недель или месяцев. У новоселов полоски на теле были намного бледнее. «И посмотрите сюда, — сказал он, указывая на рыбу — старожила аквариума. — Видите блеск в ее глазах? А теперь посмотрите на другую. Блеска нет». Скотт может читать по мордам рыб с той же легкостью, с которой мы с вами можем читать по лицам людей.
— Проблема с пониманием осьминогов состоит в том, — сетую я, когда мы возвращаемся в океанариум, — что они, наоборот, слишком экспрессивны. Они намного экспрессивнее, чем любой другой живой вид. У людей есть поэзия, музыка, танцы и литература. Но даже с нашими голосами, костюмами, красками, инструментами и технологиями мы не всегда можем выразить то, что осьминог может сказать одной своей кожей!
— Вы правы, — кивает Скотт. — Представляю, какие заторы ждали бы юго-восточное шоссе, если бы головоногие водили машины!
После обеда, когда Уилсон снова открывает бочку, Кали выскакивает на поверхность, как пробка. Ее глаза вращаются в поиске наших лиц. Мы протягиваем ей руки, и она их обнимает. Сейчас она темного красновато-коричневого цвета за исключением перепонок между рук, которые испещрены зелеными, похожими на лишайник прожилками. Уилсон дает ей две рыбы, которые она охотно принимает. Она нежно держит нас своими присосками и позволяет погладить себя по голове между глазами.
— Я никогда в жизни не трогала ничего мягче, — говорю я Уилсону. — Ни мех котенка, ни пух цыплят не могут сравниться с кожей осьминога. Это потрясающие ощущения. Я могу гладить ее целый день.
— Это точно, — соглашается Уилсон без тени сарказма. — Легко могу это представить.
Блаженство от поглаживания головы осьминога трудно передать. Многие люди и даже любители животных его не поймут. Когда, вернувшись в Нью-Хэмпшир, я с восхищением описала эти ощущения своей подруге Джоди на прогулке с нашими собаками, та предположила, что я сошла с ума.
— Разве они не склизкие? — поморщившись, спросила она. — Я имею в виду, разве они не покрыты слизью?
Я предпочитаю называть кожу осьминогов скользкой. Банановая кожура тоже скользкая. Слизь — очень специфичное и необходимое вещество, которое осьминоги действительно вырабатывают в огромном количестве, как и почти все остальные обитатели водной стихи. «Большинство из них вырабатывают и используют слизь или же состоят из слизи, — заметила океанолог Эллен Прагер. — Подводный мир — очень склизкое место». Слизь помогает морским животным уменьшить трение при движении, обеспечивать здоровье кожного покрова, ловить и есть пищу, избегать хищников, защищать свою икру. Трубчатые черви, такие как вышеупомянутые сабеллиды Билла, выделяют секрет для строительства кожистых трубок, напоминающих стебель цветка, с помощью которых они прикрепляются к камню или кораллу, а также защищают свое тело. Для некоторых рыб, таких как обитающие в Амазонке дискусы и цихлиды, это вещество стало рыбьим эквивалентом материнского молока. Их мальки питаются слизистым секретом, покрывающим родительское тело. Яркие рыбы-мандаринки выделяют отталкивающую на вкус слизь, чтобы отпугнуть своих врагов; глубоководный кальмар-вампир, родственник осьминога, вырабатывает светящуюся субстанцию, чтобы напугать хищников. Бермудские огненные черви с помощью светящейся слизи привлекают партнеров для спаривания, как светлячки летней ночью. Самки мерцают мягким светом, а самцы, найдя свою половинку, ярко вспыхивают, после чего обе особи одновременно выпускают сперму и икринки.
— Слизь Кали и Октавии не противна, — сказала я Джоди. — И ее гораздо меньше, чем у миксин.
Похожее на большого червя морское животное миксина вырастает до полуметра в длину, но за считаные минуты может наполнить слизью семь ведер — этого достаточно для того, чтобы в буквальном смысле ускользнуть от любого хищника. Слизь постоянно забивает нос миксины, поэтому, чтобы не задохнуться, она научилась прочищать нос чиханием, как человек с насморком. Когда ее тело покрывается слишком большим слоем слизи, миксина прибегает к хитрому трюку: она завязывается в тугой узел и, выползая из него, счищает с себя лишнюю слизь.
— Фу! — воскликнула Джоди. — Это отвратительно!
Тем не менее она попросила меня рассказать о слизи Кали и Октавии поподробнее.
Слизь осьминога — это нечто среднее между слюной и соплями. Но она довольно приятна и очень полезна. Она помогает животному протиснуться в любое труднодоступное место, не поранившись. Благодаря смазке кожа осьминога остается влажной, когда он вылезает из воды, что некоторые виды в дикой природе делают с удивительной частотой. Хотя «древесный осьминог», «открытый» в 1998 году исследователем Лайлом Запато, оказался обманом (ученый просто хотел показать молодым людям, что нельзя верить всему, что пишут в интернете), в приливных зонах часто можно встретить скитающихся по суше осьминогов, которые направляются в оставленные приливом водоемы на охоту. Иногда осьминоги выбираются на сушу, чтобы убежать от хищников. Я читала, что у кромки океана, которая постоянно орошается брызгами от разбивающихся о берег волн, осьминог может выжить вне воды полчаса и даже дольше.
— Смазка не вредна, — объяснила я Джоди. — В конце концов, она неотъемлемый компонент двух самых приятных занятий, известных человеку.
Она на мгновение задумалась.
— А что второе? — спросила она.
— Еда, — ответила я.
«Вечеринка головоногих!» — глубокий голос Брендана Уолша прорывается сквозь гул насосов и грохот тяжелого рока, звучащего по радио. Брендан, 34-летний высокий плотный мужчина, работает в кинотеатре IMAX аквариума Новой Англии. В свободное от работы время он занимается разведением рыб. Он говорит, что сейчас у него дома «всего» пять аквариумов — обычно их двадцать.
Брендан стоит в группе работников, которые все более плотным кольцом окружают резервуар с Кали и с нетерпением ждут, когда Уилсон откроет крышку, чтобы поиграть с осьминогом. Для сотрудников океанариума осьминожья слизь служит своего рода социальной смазкой.
Здесь также стоит Криста Карсео, хорошенькая миниатюрная 25-летняя девушка с мягкими темными локонами, ниспадающими на плечи, жизнерадостной улыбкой, освещающей все вокруг и пирсингом в виде черной жемчужинки над верхней губой. «В детстве девочки играют в куклы, — говорит она мне, — а у меня были рыбы». Сначала родители подарили ей маленький круглый аквариум на четыре литра с парой золотых рыбок. Потом к ним добавились петушки, потом тетры, гуппи и улитки. «У меня было десять аквариумов, — продолжает она. — В моей комнате постоянно стоял гул». Криста недавно стала волонтером в Пресноводной галерее Скотта. Она работает барменом, чтобы выплатить ссуду за обучение в колледже. Но ее мечта — работать в океанариуме.
Марион Бритт, знаменитая укротительница анаконд, впервые после операции пришла в океанариум, чтобы присоединиться к нашим Чудесным средам. Это милая женщина с карими глазами и каштановыми волосами до плеч, чья мягкая манера общения резко контрастирует с ее острым, как бритва, интеллектом. Он проявляется во всех ее начинаниях, будь то создание «карт пятен», позволяющих смотрителям отличать детенышей анаконд друг от друга (Марион говорит, что одной рукой она удерживала извивающихся и кусающих ее 30-сантиметровых змеенышей на столе, а другой зарисовывала характерный узор на их шкуре на заранее заготовленном шаблоне), или создание новой компании по производству экзот