У нас, женщин, намокли даже штаны и ботинки, но Уилсон — человек, которого она любит больше других и который обычно дает ей первую рыбу дня, — промок насквозь. «Это предназначалось для меня, — говорит он, вытирая воду с лица. — Вот озорница! Сущее наказание!»
Почему она выстрелила на этот раз? Она раздражена тем, что мы не позволили ей выбраться из бочки и исследовать мир? Или просто играет?
Но я чувствую, что причина в чем-то другом. Кали продолжает держать нас под прицелом своего водяного пистолета ради мойвы. «Я думаю, она требует рыбы, — говорю я. — Она хочет, чтобы мы давали ей рыбу сразу, как только открывается бочка».
Ведерко с угощением стоит на расстоянии вытянутого щупальца. Уилсон берет одну рыбку и протягивает ее к присоскам Кали. Криста кладет вторую рыбу на мягкие белые чашечки присосок другой руки. Кали мгновенно успокаивается. Распластавшись у поверхности воды вниз головой, она блаженно раскидывает руки в стороны и показывает нам свой блестящий черный клюв во всей красе. Мы все, даже Уилсон, впервые видим клюв живого осьминога. Это признак наивысшего доверия: осьминоги редко демонстрируют эту удивительную часть своего тела, скрытую в месте соединения рук. Мы смотрим, как Кали проворно передает первую рыбу хвостом вперед от одной присоски к другой. Семисантиметровая мойва исчезает за десять секунд. Вторую рыбу она передает ко рту чуть медленнее, видимо, наслаждаясь ее вкусом. Мы видим, как она размалывает розовые внутренности своим клювом: вот в нем исчезает серебристый глаз, а вот и вся голова.
После этого случая мы всегда приветствуем Кали рыбой или кальмаром. И водная экзекуция прекращается на все лето.
В эти дни Кали принимает много посетителей помимо нас, возможно, даже слишком много, считает Уилсон. Он опасается, что она может перевозбудиться, и закрывает крышку.
Поскольку Кали сыта, перед аквариумом Октавии толпится слишком много народа, и ее толком не разглядеть, а в галерее Холодных Морей и Пресноводной галерее нет срочной работы, мы с Анной и Кристой отправляемся побродить по океанариуму. Мы рассматриваем аквариумы, как девушки — витрины модных магазинов. Но для нас каждый аквариум — как остановка на Крестном пути, место благоговейного почитания. Мы вновь и вновь испытываем божественную благодать от возможности прикоснуться к удивительной и странной красоте океана.
В третьем от Октавии аквариуме на поверхности воды плавает тончайшая, как паутина, лента длиной около 18 метров, вся унизанная жемчугом и бриллиантами. На дне притаился удильщик — морской черт — плоская метровая рыба, по цвету и текстуре похожая на донные отложения, с мощными челюстями, из которых выглядывают длинные, острые, загнутые назад зубы. Эта ажурная лента вышла из ее тела. Бриллианты — это пузырьки воздуха, а жемчужины — ее икринки. Поразительно, что такое уродливое существо могло создать такую нежную и прекрасную вуаль, по красоте способную сравниться с фатой невесты на свадебном платье. Это напоминает мне историю Сьюзан Бойл, безработной 47-летней женщины, которая впервые появилась на сцене в шоу «Британия ищет таланты» в 2009 году и поразила весь мир своим уникальным ангельским голосом.
Билл заботился об этой самке морского черта уже девять лет. Разумеется, он знал, что его подопечная беременна. В прошлые выходные он с группой подростков был в палаточном походе. И хотя он очень устал после длинных и тяжелых выходных, в воскресенье вечером он примчался в океанариум, чтобы проверить состояние своей беременной питомицы. «Я места себе не находил, — говорит Билл, — потому что она стала просто огромной». Ее предшественница выросла в два раза больше, и ее пришлось на специальном судне отправлять в Квебек, где есть большой аквариум для удильщиков. У предыдущей рыбы в этом аквариуме всегда были трудные роды. В первый раз выход ленты с икрой привел к пролапсу, и для его устранения потребовалась хирургическая операция. На следующий год лента с икрой застряла внутри ее тела, как человеческий младенец при ягодичном предлежании, и ветеринар сделал ей вторую операцию. Наконец, после третьих родов ветеринар удалил ей оба яичника. Таким образом, эта старая рыба пережила три операции, и Билл хотел избавить свою новую подопечную от таких испытаний.
«Было видно, что ей некомфортно, — рассказывал Билл. — Она выглядела так, будто проглотила баскетбольный мяч. Она даже не могла спокойно лежать на дне». К своему облегчению, прошлой ночью, в очередной раз придя проверить состояние подопечной, он увидел в темной воде плавающую ленту икры, переливающуюся, как Млечный Путь в ночном небе. Как и яйца Октавии, эта икра не оплодотворена. Но это нисколько не умаляет ее потрясающей, захватывающей дух красоты.
Повсюду перед нами предстают невероятные трансформации. Вот самец морского конька-тряпичника «рожает» маленьких дракончиков, которых он вынашивал в специальной выводковой сумке на животе, как опоссум. Среди кораллов в Гигантском Океанском аквариуме рыбки под названием губаны-клюворылы, которые начинают свою жизнь как черные или коричневые самки, постепенно превращаются в бирюзовых самцов. Буквально все морские создания таят в себе чудеса. Взять хотя бы медуз. Выведенные из икринок, они начинают свой жизненный путь как планктон, затем превращаются в коричневатые шарики и оседают на камнях как полипы. На этой стадии своей жизни они напоминают неприглядную коричневую субстанцию, в которую вы иногда можете вляпаться ботинком, но в конце концов вырастают в ангельски прекрасных существ.
— В океане, кажется, возможно все, — говорю я Кристе и Анне, когда мы наблюдаем за скатами и черепахами, снующими перед нами в толще воды в Гигантском Океанском аквариуме.
— Как же хочется побыть там, среди них… — говорит Криста.
— А еще лучше сделать это в настоящем океане! — восклицает Анна.
— Решено! — заявляю я. — Этим летом мы идем учиться плавать с аквалангом!
Мы объявляем о наших планах Скотту и Уилсону за обедом в нашем любимом мексикано-ирландском ресторане Jose McIntyre’s. Скотт считает, что это отличная идея. Подводные исследования и экспедиции по сбору образцов — часть его работы. Он рассказывает нам об одной из своих поездок в Вест-Индию. Поскольку правила безопасности запрещают погружаться с аквалангом в одиночку, Скотт договорился нырять вместе со одним коллегой, чей объект наблюдения был активен перед рассветом. «Мы гуляли до поздней ночи, — вспоминает Скотт. — А утреннее погружение было в полпятого утра!» Его напарник был опытным дайвером, которому не требовался контроль, но Скотт преданно сопровождал его во всех погружениях. Они работали под сводом подводной пещеры на глубине двух с половиной метров. Невыспавшийся Скотт надувал спасательный жилет, надевал баллон, находил под потолком пещеры удобную выемку между кораллами-мозговиками и спал — в акваланге — пару часов. Потом приятель будил его, и они возвращались в отель. «После этого я иногда просыпался среди ночи в своей постели и, забыв, где нахожусь, в панике искал загубник акваланга», — со смехом говорит Скотт.
Я спрашиваю, что делать, если во время погружения захочется кашлянуть или чихнуть. «Нет проблем. Вас научат даже тому, что делать при рвоте», — отвечает Скотт. Он говорит, что подобное случалось с некоторыми посетителями, которые, по всей видимости, после бурной вечеринки покупали специальный билет с правом погрузиться в подводном снаряжении в Гигантский Океанский аквариум.
— О господи! — восклицает Криста. — И такое бывает?!
— Лучше не будем об этом за столом, — коротко бросает Скотт.
Одна рука Октавии спрятана под ее телом. Другой — двадцатью восемью большими присосками больше двух с половиной сантиметров в диаметре — она держится за потолок своего логова. Третья рука прилеплена к стене. Кожа перепонок свисает, как драпировка. В 8:25 утра ее руки начинают энергично отметать гроздья яиц подальше от меня — она напоминает мне активную домохозяйку, которая пылесосит жалюзи или шторы. Она занимается этим пару минут, затем поворачивается к ним воронкой и промывает струей воды. Неудивительно, что яйца такие белоснежные. Интересно, как при таких интенсивных процедурах их гроздья не разрываются и не открепляются от потолка?
Экспозиция освещается мягким светом. Персонал готовится к приему посетителей. Видно, как тело Октавии растет по мере того, как она набирает воду через жабры, ее мантия раскрывается, как розовая орхидея «венерин башмачок» в цвету. Я считаю секунды между ее вдохами. Шестнадцать. Семнадцать. Пятнадцать. Одно из ее щупалец превратилось в узел, она распутывает его и закручивает в штопор из трех петель; она делает это машинально, как человек, рисующий каракули.
В 9:10 я слышу первый детский визг. Мое драгоценное время наедине с Октавией истекло. Но следующий час, проведенный перед ее аквариумом, ценен по другой причине: окруженная толпой толкающихся детей и взрослых, я могу погрузиться в цунами эмоций, воспоминаний и заблуждений, которые вызывает гигантский осьминог у людей.
— Ой, там осьминог! — вскрикивает девушка.
— Красивый, — комментирует ее бородатый спутник.
— Да, красивый, но жутковатый, — добавляет высокая женщина за их спиной.
— Это тоже осьминог? — спрашивает маленький мальчик, указывая на дно аквариума.
— Нет, это актиния, — отвечает отец.
— Это враг осьминога? — тревожно спрашивает ребенок.
Я указываю ему на Октавию, притаившуюся в логове, и ее яйца.
— Ух ты! — восклицает он и тут же объявляет: — Я ученый! Я исследователь океана и спасатель животных!
И убегает к другим аквариумам, а родители бросаются вслед за ним.
В 9:20 меня окружает семья из трех человек.
— Ооо! Осьминог! — говорит мама, прочитав табличку на аквариуме.
Но они, как ни стараются, не могут увидеть Октавию, пока я не показываю им пальцем. Они очень взволнованны.
— У нее будут дети? — спрашивает их восьмилетний сын.
Нет, объясняю я, потому что здесь нет папы.