Возможно, в этом случае речь идет о приоритетности рук. Известно, что у осьминогов (по крайней мере живущих в неволе) есть доминирующий глаз, и Бирн считает, что доминирующими являются конечности, расположенные ближе к этому ведущему глазу.
Но причина робких и смелых рук может крыться совершенно в другом. Осьминоги не только могут использовать свои руки для выполнения разных задач — подобно людям, которые левой рукой обычно держат гвоздь, а правой моток, — но и каждая осьминожья рука может иметь свою собственную личность, почти как отдельное существо. Исследователи неоднократно отмечали, что, когда осьминога помещают в незнакомый аквариум, посреди которого находится еда, одни его руки тянутся в направлении еды, в то время как другие стремятся залезть в безопасный угол.
Каждая осьминожья рука обладает значительной автономией. В ходе одного эксперимента исследователь перерезал нервы, соединяющие ее с головным мозгом, а затем стимулировал кожу на руке. Рука вела себя так, словно ничего не случилось, — она даже дотянулась до пищи и схватила ее. Как сказал его коллега на канале National Geographic, этот эксперимент показал, что «значительная часть информации обрабатывается в руках и никогда не поступает в мозг». А популяризатор науки Кэтрин Хармон Каридж написала, что осьминог способен «передавать на аутсорсинг отдельным частям своего тела значительную часть анализа данных, поступающих из внешнего мира… и, более того, его руки, по всей видимости, могут взаимодействовать друг с другом без посредничества центрального мозга».
— Руки осьминога действительно похожи на отдельных существ, — соглашается Скотт.
Осьминог может не только отрастить новую конечность взамен потерянной, но и порой оторвать собственную руку даже в отсутствие хищника. (Известно, что так делают тарантулы — если их нога повреждена, они отрывают ее и съедают.)
— А не может ли одна рука оторвать другую из-за неприязненного отношения? — с улыбкой спрашивает Уилсон.
В конце концов, близнецы часто ссорятся и дерутся друг с другом.
— Удивительно, как мало мы знаем о жизни животных, — продолжает он. — И чем больше мы узнаем, тем с более странными вещами сталкиваемся. Такой разговор, как этот, мог состояться только в последние двадцать лет. Мы только начинаем понимать животных.
— Я получила работу!
На следующей неделе Криста встречает меня в новой синей футболке поло с эмблемой океанариума. Чтобы компенсировать посетителям неудобства, связанные с реконструкцией Гигантского Океанского аквариума, и обеспечить более персонализированный подход к гостям, океанариум нанял десять новых экскурсоводов. «Это временная позиция, пока не закончится реконструкция, — объясняет Криста, — и с неполной занятостью. Но это работа моей мечты!» Вместе с униформой ей также выдали личный гидрокостюм. Ее первым заданием (а она начала работу только вчера) было провести тренировку со звездой океанариума — вальяжной черепахой Миртл — в мелком пингвиньем бассейне и комментировать свои действия публике.
По крайней мере она подумала, что это было ее задание. Когда Криста облачалась в раздевалке в выданный ей гидрокостюм, одна из сотрудниц — миниатюрная рыжеволосая женщина — повернулась к ней и спросила: «Вы сертифицированный дайвер?»
«Я… нет», — в растерянности призналась Криста. Она давно мечтала поплавать с Миртл и боялась, что теперь ей этого не позволят.
«Если нет, то вы не сможете этим заниматься, — строго сказала женщина, а после паузы продолжила с веселой улыбкой, — не получая огромного удовольствия!»
Этим дайвером-шутником оказалась Дорис Моррисет. Она показала Кристе, как с помощью листьев салата заставить Миртл плавать за собой по бассейну. Но делать это следовало осторожно и только под неусыпным надзором, ведь ее нельзя оставлять одну ни на минуту: Миртл настолько большая, что может застрять между камней. «Ей очень нравится место возле фильтра, между трубой и стеной», — говорит Криста, и дайверам нужно следить за тем, чтобы 250-килограммовое животное не защемило там свой мощный панцирь.
Представление длится два часа. Каждая из четырех морских черепах получает персонального тренера и выполняет разные задания. Одна из двух черепах-логгерхедов слепа. Ее выловили осенью 1987 года у острова Кейп-Код с такой тяжелой гипотермией, что все думали, что она мертва. От ее тела уже хотели избавиться, когда вдруг она зашевелилась, и ее отправили в океанариум для реабилитации. «Вот почему ее назвали Фениксом, она ведь воспряла из мертвых, — объясняет Криста. — Из-за обморожения бедняжка потеряла зрение. Когда она плывет на вас на полной скорости, лучше уйти с дороги. Если она ненароком в вас врежется, она собьет вас с ног. Это не самое изящное животное». Вторая черепаха, атлантическая ридлея, по имени Ари любит, когда дайверы нагибаются, берут ее на руки и качают в воде. Она просит об этом, подплывая к ним и высоко задирая голову. Все дайверы знают этот жест и спешат выполнить ее просьбу. «Мы все у нее под каблуком, — говорит Криста, — вернее, под ластом!»
Несмотря на свою занятость — Криста по-прежнему пять вечеров в неделю работает в баре плюс несколько дней в океанариуме, — она не забывает навещать Кали по средам. Эмбиотока вылечилась, и Билл вернул бочку с Кали в отстойник.
Кали около полутора лет, и она почти сравнялась по размеру с Октавией — отчасти потому, что Октавия заметно скукожилась. Ирония в том, что стареющая, усыхающая Октавия хочет только одного — находиться в безопасности укромного логова в углу огромного аквариума на две с лишним тысячи литров и заботиться о своих яйцах. А растущая энергичная Кали, которая жаждет исследовать мир, вынуждена жить в тесной бочке на 200 литров.
Уилсон говорит, что Кали и Октавию следовало бы поменять местами. Но для этого пришлось бы разлучить Октавию с яйцами, о которых она так ревностно заботится, а это кажется просто немыслимым.
— Октавия этого не вынесет, — говорит Криста.
— К тому же яйца осьминога — хорошая приманка для посетителей, — признает Уилсон.
В прошлый понедельник во время перерыва Криста стала свидетельницей настоящего представления. Морская звезда-подсолнух, которая обычно сидит на противоположной стороне аквариума, начала медленно продвигаться по заднему стеклу к осьминожьему логову. Она проделала две трети пути, когда Октавия вдруг стремительно вылетела из убежища головой вперед, размахивая руками и атакуя звезду, как боксер. «Она покинула свои яйца всего на несколько секунд», — сказала Криста. Но этого было достаточно, чтобы произвести впечатление на морскую звезду, и та медленно поползла обратно.
Позже она проделала нечто подобное снова. Вися в гамаке на собственных руках, Октавия приняла атерину, которую Уилсон протянул ей на конце длинных щипцов, и съела, а вторую рыбину бросила на дно. Тогда Уилсон предложил неугодную рыбу морской звезде-подсолнуху, которая в тот момент сидела на стекле со ртом, обращенным к публике. Она взяла рыбу и начала перемещать ее своими трубчатыми ножками в сторону рта. Уилсон протянул ей еще одну рыбу, и она снова приняла угощение. Передвигая его ко рту, как по конвейерной ленте, морская звезда стала медленно двигаться к логову Октавии. По мере приближения звезды Октавия становилась все более возбужденной. Ее зрачки расширились, она начала активно развевать руками с вывернутыми щупальцами над головой. Сначала она показала одну руку, вытянув ее больше чем на метр в сторону звезды. Потом повернулась, открыв нашему взору сотни жемчужных гроздьев яиц, свисающих с потолка. Все еще держась за потолок добрым десятком крупных присосок двух рук, она высунулась из логова всем телом, перестав укрывать перепонками и щупальцами свое сокровище, и пустила в направлении звезды мощную струю воды из воронки. Яйца зашевелились, как занавески от ветра на окне. Затем, продолжая закрывать собой вход в логово, она начала интенсивно размахивать руками, закручивая и раскручивая кончики своих щупалец и демонстрируя присоски. Это представление длилось почти пятнадцать минут. Наконец, морская звезда остановилась и, немного помедлив, двинулась в обратную сторону. Даже без мозга она «поняла сообщение». Убедившись, что опасность миновала, Октавия вернулась к яйцам. Движения ее рук стали медленнее и расслабленнее. Было видно, что она успокоилась.
— Я думаю, она сначала растерялась из-за поведения морской звезды и только потом поняла, что та всего-то и хотела полакомиться рыбкой, — говорит Уилсон, который спустился к нам понаблюдать за Октавией. — Но если бы звезда приблизилась к логову еще ближе, я не знаю, что бы могло произойти. В дикой природе морские звезды-подсолнухи — хищники, которые охотятся в том числе и за яйцами осьминогов.
— Октавия определенно заслуживает звания «Лучшая мать года!» — восклицает Криста.
Но, несмотря на усердную заботу, яйца у Октавии все усыхают и съеживаются. Несколько десятков уже упали на песчаное дно. Уилсон считает, что остальные гроздья в конце концов постигнет та же участь. Когда яиц не станет, Октавию можно будет переселить в бочку Кали, может быть, даже на следующей неделе, но никто не хочет проявлять инициативу. «Яйца — очень хороший экспонат», — говорит мне Уилсон.
Иногда Кали встречает нас возбужденной и активной. Она может без устали играть с нами по двадцать минут кряду. В такие моменты она может взять рыбу, но не съесть ее сразу. Вместо этого она продолжает ощупывать наши руки, присасываться к коже, карабкаться и тянуть. Иногда она вдруг поднимается вверх, потом камнем падает вниз, ослабляет хватку, а когда мы расслабляемся, внезапно хватает нас щупальцами и со всей силой тянет на себя. Мы смеемся над этой осьминожьей шалостью.
После игровой сессии мы часто вместе отдыхаем. Плавая у поверхности воды, она лениво шевелит кончиками щупалец, расслабленно трогает нас своими присосками. В такие моменты время словно останавливается. Когда я наблюдаю за игрой красок на ее коже, мне кажется, будто я вижу течение ее мыслей. О чем она думает? Она так же читает наши мысли, когда ощущает переменчивый вкус крови, текущей под нашей кожей? Она чувствует вкус нашей любви, нашего спокойствия, нашей радости?