Душа осьминога — страница 45 из 49

В деревне Папетойя, всего в нескольких минутах езды от научного центра CRIOBE, когда-то находился храм, посвященный осьминогам — духам-хранителям этого места. Мореплаватели и рыбаки Муреа считали это сверхъестественно сильное и изменчивое существо своим божественным покровителем, чьи многочисленные простирающиеся во все стороны руки представлялись им символом единства и мира. Сегодня это здание занимает протестантская церковь. В самой старой церкви на Муреа, построенной еще в 1827 году, по-прежнему чтят осьминогов. Ее восьмиугольное здание приютилось в тени горы Ротуи, чьи очертания, по мнению местных жителей, напоминают осьминожий профиль.

Церковь заполнило около 120 прихожан, среди которых мы с Китом оказываемся единственными иностранцами. Мы скромно устраиваемся на последних рядах. Почти у всех присутствующих есть татуировки; на многих женщинах — искусно сделанные шляпы из бамбука и живых цветов. На шее у священника висит длинная, до пояса, гирлянда из зеленых листьев, желтых гибискусов, белых франжипанов и красных и розовых бугенвиллий, а на головах у хористок красуются венки из цветов и листьев. Когда хор начинает петь, меня поражает глубина и звучность их голосов — это похоже на пение русалок, доносящееся из морской пучины. Фасад церкви выходит на океан, и через открытые окна дует ласковый морской бриз. «Мне кажется, будто я попал в Атлантиду», — шепчет Кит.

Служба ведется на таитянском языке, поэтому я не понимаю ни слова. Но я понимаю всю силу религиозного поклонения и важность приобщения к тайне, будь то в церкви или во время погружения на коралловом рифе. Тайна, за которой приходят сюда прихожане, на самом деле ничем не отличается от той, которую я ищу в общении с Афиной, Октавией, Кали и Кармой. Она ничем не отличается от тайны, которую мы ищем во всех наших отношениях, в наших самых сокровенных переживаниях и размышлениях. Мы стремимся понять тайну души.

Но что такое душа? Некоторые говорят, что это наша самость, наше «Я», которое живет в теле; без души тело — как лампочка без электричества. Это больше, чем просто двигатель жизни, говорят другие; это то, что дает жизни смысл и цель. Душа — это отпечаток Бога.

Третьи утверждают, что душа — это самая сокровенная внутренняя сущность, которая дарует нам наши чувства, разум, эмоции, желания, волю, личность и индивидуальность. Четвертые называют душу «вселившимся духом, наблюдающим за рождением и смертью разума, за течением жизни». Возможно, все эти определения верны. Или все они ошибочны. Но одно для меня ясно как день: если у меня есть душа — а я убеждена, что она у меня есть, — она есть и у осьминогов.

В этой церкви нет распятий и крестов — только резные изображения рыб и лодок, которые даруют мне чувство свободы и всепрощения. Священник нараспев читает проповедь, и я, качаясь на волнах мелодичного таитянского языка, переношусь на Острова Гилберта, где бог-осьминог На-Кика, сын первых живых существ, своими восемью сильными руками поднял острова со дна Тихого океана; на побережье Британской Колумбии и Аляски, где коренное население верит, что осьминог управляет погодой, а также обладает властью над болезнями и здоровьем; на Гавайи, где древние мифы утверждают, что наша нынешняя Вселенная — это остаток более древнего макрокосма, единственным выжившим представителем которого является осьминог, сумевший проскользнуть в узкую щель между мирами. Для мореплавателей и людей, живущих на берегу моря по всему миру, осьминог со своей сверхъестественной способностью к трансформации и непревзойденной гибкостью — это тот, кто соединяет море и сушу, небеса и землю, прошлое и настоящее, людей и животных. Сидя в этой восьмиугольной церкви, через распахнутое окно которой виднеется лазурный океан, я забываю о том, что я — член научной экспедиции и внимаю окружению, пропитанному тайной и благословением. И начинаю молиться.

Я молюсь за успех нашей экспедиции. Я молюсь о том, чтобы мы увидели под водой много осьминогов, а не просто несколько присосок, высовывающихся из-под камня. Я молюсь за моего мужа, мою собаку, моих друзей в Америке; я молюсь даже за Гигантский Океанский аквариум — пожалуйста, Господи, пусть он не будет протекать! И я молюсь за души осьминогов, которых я знала: живых и тех, кто уже умер, но которых я никогда не забуду.

* * *

После моего отъезда состояние левого глаза Октавии стало еще хуже. Правый тоже оставался мутным. Для стареющего осьминога, теряющего рассудок, просторный аквариум, полный других морских животных и острых поверхностей, о которые можно пораниться, становился все более опасным местом. А в четверг утром обнаружилось еще одно обстоятельство, которое заставило Билла серьезно задуматься.

Примерно в 10 утра его внимание привлекло какое-то движение в бочке Кармы. Не открывая крышку, он заглянул внутрь и увидел необычную картину: Карма висела вниз головой у поверхности воды, так что был отчетливо виден ее черный клюв, и усердно пережевывала пластиковую сетку, покрывающую крышку изнутри.

Карма уже перегрызла несколько новых кабельных стяжек, с помощью которых сетка крепится к крышке. Когда Билл увидел это, он понял, почему ему пришлось заменить несколько стяжек после смерти Кали. Он думал, они просто износились. Но, по всей видимости, Кали, как и Карма, систематически перегрызала их в попытке к бегству.

«Меня это сильно обеспокоило, — впоследствии рассказал мне Билл. — На тот момент я все еще не хотел переселять Октавию». Он боялся, что не сумеет поймать ее в просторном аквариуме или может случайно ее поранить. Прежде ему никогда не приходилось переселять такого крупного осьминога. «Но Карма и Октавия не оставили мне выбора».

Весь остаток четверга Билл провел за переселением рыб: он переместил нескольких красных морских окуней из экспозиции «Гавань Истпорт» в аквариум «Риф Боулдер», чтобы освободить пространство для азиатских корюшек, живших в аквариуме в служебной зоне, а их освободившийся аквариум решил отдать недавно прибывшим из Японии морским звездам. Затем он отнес двух маленьких красных морских окуней, двух морских слизней (липарисов) и одну полосатую морскую собачку из служебной зоны в экспозицию «Гавань Истпорт», а в их аквариум запустил новичка — маленького красного осьминога размером с мою ладонь. Билл решил, что попробует поменять Октавию и Карму местами после того, как океанариум закроется для посетителей, поскольку не был уверен в успехе этого предприятия.

К счастью, ему согласился помочь дежуривший в тот день волонтер Даршан Пател, крепкий 29-летний парень. Они вместе вынули 190-литровую бочку Кармы из отстойника и поставили на пол. Пока Даршан следил за ситуацией за стеклом, Билл открыл крышку на аквариуме Октавии и с помощью большого сачка с металлической ручкой и мягкой сетью попытался поймать осьминога. Только завидев сети, Октавия вжалась в угол, и Билл, как ни старался, не смог до нее дотянуться. Тогда ребята поменялись местами: Даршан поднялся по стремянке, чтобы последить за Октавией и не дать ей сбежать из открытого аквариума, а Билл спустился в зал для посетителей, чтобы оценить обстановку.

Чтобы обеспечить себе больше пространства для маневров, Биллу нужно было снять часть крышки, прикрученной к люку аквариума. Даршан надел болотные сапоги, чтобы спуститься в воду и помогать Биллу снизу. Мутные глаза Октавии внимательно следили за их действиями.

При росте 178 сантиметров вода доходила Даршану до пояса, стоило ему наклониться, и холодная вода залилась ему в сапоги. Едва они открыли крышку, как Октавия переместилась к заднему стеклу, отделяющему ее аквариум от секции с угревидными зубатками. Билл действовал сачком сверху, а Даршан помогал ему другой сетью и одной свободной рукой. «Мы пытались аккуратно направить ее в сачок, — сказал мне Билл, — но она все время от нас ускользала. Даже когда нам удавалось поймать четыре ее руки, остальными четырьмя она хваталась за камни и ни за что не хотела их отпускать. Когда Даршан ее почти поймал, она засунула половину тела и две руки в расщелину и отказалась выходить». «Я не ожидал, что старый осьминог может быть таким сильным! — сказал Даршан. — Отдаю должное суперсиле ее присосок. Когда она прилеплялась ими к камням, ее невозможно было оторвать!»

Промучившись, они поняли, что их усилия тщетны. Поэтому, пока Даршан, промокший и замерший, ждал в воде, карауля Октавию, Билл быстро переоделся в гидрокостюм. Они молились, чтобы Октавия не решила сбежать из аквариума.

Даршан прижался к стене, и Билл спустился в тесный аквариум. Оба внимательно смотрели под ноги, чтобы не наступить на двух морских звезд и актиний на дне. Безглазая морская звезда-подсолнух внимательно наблюдала за происходящим со своего привычного места напротив логова Октавии. Почти двухметровый Билл согнулся вдвое, и, хотя он не мог увидеть Октавию, спрятавшуюся под каменным навесом, он смог дотянуться до ее присосок. Осторожно прикасаясь к ней пальцами, он начал мягко подталкивать ее в сторону сети.

К изумлению Даршана, почувствовав прикосновения руки Билла, Октавия залезла в сачок с первого раза. Она не трогала его кожу больше десяти месяцев. Все это время она висела под потолком логова, поэтому даже не видела, кто протягивал ей еду на конце длинных щипцов. Однако реакция Октавии на прикосновения Билла свидетельствовала о двух замечательных аспектах ее отношения к своему смотрителю: она не только его помнила, но и доверяла ему.

* * *

Неудивительно, что дикие осьминоги на рифах Муреа не жаждут выбираться из нор, чтобы пообщаться с нами. Даже самые смелые — те, кто отважно хватал наши карандаши, — хорошо знают, что мир — опасное место для беспозвоночных, лишенных защитной оболочки. Обследуя побережье Муреа, мы встретили немало мурен и акул, которые любят поживиться осьминожьей плотью. Но есть опасность и похуже: обследуя один перспективный участок, мы никак не могли понять, почему на нем нет ни одного осьминога — пока не узнали о том, что перед нами здесь прошлись рыбаки.