– Что там? – прошептала Доркас.
– Ничего, – стеклянным голосом сказала она, пытаясь избавиться от горечи, порожденной словами Никиаса. – Темнота. Тьма без конца и края.
Доркас покусала губы. Казалось, она старательно пытается подобрать слова, которые могли бы успокоить Деми. Но растерянность на ее лице говорила о том, что в утешениях она не сильна.
– Ты сама сказала, Алая Эллада полна магии… Ты не какая-нибудь там смертная, ты – первая женщина, созданная Гефестом по велению Зевса. Может, ты как Кассандра или Ариадна? Ведь их дары – не от богов. Их источник – магия самой Эллады.
– Ты не понимаешь. То, что ни эликсир, ни тренировки в Гефестейоне не показали ничего, означает лишь одно: боги забрали дары, которыми когда-то наградили мою – Пандоры – душу. Ведь так?
Последний вопрос она адресовала уже Кассандре. Красота и шарм – от Афродиты, а с ними и талант обольщать. Сладкоречие и коварство – от Гермеса. От Афины – способности к рукоделию. И еще много других даров, которые и дали Пандоре имя.
Если какие-то иллюзии – или пустые надежды – в ней еще и оставались, Кассандра поспешила их развеять.
– Да, – помедлив, ответила та. – Думаю, так.
– Как обидно, правда? – Голос Никиаса обжег арктическим холодом.
Деми шумно выдохнула воздух через ноздри. Он даже на минуту не позволял о себе забыть.
– Ты ведь только-только начала считать себя нашей Избранной, которая спасет от вселенского зла Алую Элладу.
Доркас покачала головой.
– Никиас… Наконец нашел, на кого выплеснуть свой яд, от которого сам вот-вот захлебнешься?
Подавшись к ней совсем близко, он процедил:
– Думай, с кем говоришь.
– Тебе меня не запугать. – Доркас медленно приподняла подбородок, сложив на груди крепкие, натренированные руки. В полускрытое маской лицо впился диковатый, непокорный взгляд серых глаз. – Ты как собака на цепи: больше лаешь, чем кусаешься.
Из горла Никиаса вырвался короткий рык, а Доркас победно усмехнулась.
Деми едва их слышала, едва понимала, что вокруг происходит. В сознании билась в агонии одна-единственная мысль.
Боги отвернулись от нее, отняв все, чем когда-то ее одарили.
Глава десятая. Сестра Медузы Горгоны
– Я нашла ребенка асклепиады, – радостно сообщила вошедшая в комнату Ариадна.
Ее улыбка поблекла при виде мрачного лица Деми.
– Что-то слу…
– Все в порядке, – плохо слушающимися губами сказала она.
Ничего не было в порядке, но сейчас не время и не место это обсуждать. Деми старалась не подпускать правду к сердцу. Если позволить себе думать об этом, можно попросту возненавидеть себя… Пандору. А в Алой Элладе и без того достаточно кандидатур на эту роль.
– Хм-м… Так вот, ребенок. Я нашла его в садах Хлориды[20]. Бедный малыш страшно перепугался. Лепетал, что какая-то жуткая женщина с ужасно длинными когтями его чуть не увела. Она возникла из ниоткуда, хотя дверь в их дом была заперта.
– Гелло… – с помрачневшим видом произнесла Кассандра.
– Похоже на то.
Заметив вопросительный взгляд Деми, Ариадна объяснила:
– Демоница. Известна тем, что похищает детей и вредит роженицам. Она ненавидит младенцев и, по слухам, даже их… – она замялась, так и не став продолжать.
– Ест?! – ахнула Деми.
Ариадна с усилием кивнула.
– Другие, правда, говорят, что она только поглощает их жизненную силу. Я знаю лишь то, что похищенных ею обычно не находят. В этот раз нам повезло. Кажется, ее спугнули… Наверняка атэморус – не все темные создания уживаются друг с другом.
– Почему она похищает детей? – тихо спросила Деми.
– Потому что она – чудовище, – скривившись, бросила Кассандра.
– Вы не знаете, через что ей пришлось пройти.
Деми перевела взгляд расширившихся глаз на Никиаса. В его голосе звучала то ли страсть, то ли ярость, то ли и то и другое вместе. А ведь она уже успела привыкнуть к тому, что он либо притворяется равнодушной ко всему тенью, либо источает ненависть, либо роняет слова сухо и безжизненно, словно камни в пустой колодец.
– Говорят, ее собственных детей когда-то убили. Вот отчего Гелло так одержима чужими. Они, ласково льнущие к своим матерям, – вечное напоминание о том, чего лишена она.
– Это не оправдание, – покачала головой Ариадна. – Каждый из нас, живущих в мире-войне, знает, что такое страдания и лишения. Но что бы ни происходило в жизни, нельзя допускать, чтобы наша душа озлобилась, ожесточилась. Так мы лишь плодим ненависть, позволяя ей разрастаться как ядовитый сорняк, распространяться словно чума.
– А я и не говорил, что Гелло – не чудовище и что боль, которую она причинила людям, должна сойти ей с рук, – отрезал Никиас. – Я лишь сказал, что у нее на то могли быть свои причины.
На какое-то время разговор Кассандры и Ариадны замкнулся на Гелло. Эллины пытались понять, как бороться с демоницей, что была неуловима как ветер, а жертвы оставляла после себя, как смертоносный шторм. Пророчица-архонт вызвала Искр и уверенно, хладнокровно раздавала приказы.
Чувствуя себя здесь лишней и бесполезной, Деми отошла в дальний конец комнаты. Нервно поглядывала через окно на алое небо, постепенно приобретающее более глубокий, зловещий багряный цвет.
Доркас молча застыла с ней рядом. Спустя несколько минут к ним присоединилась и Ариадна. Деми кожей чувствовала, как они ведут немой разговор двух взглядов. Тихо сказала плетельщице зачарованных нитей:
– Во мне не осталось божьих искр. Боги забрали свои благословения.
– Ох, Деми, мне так жаль…
Она качнула головой.
– Я вижу в глазах Кассандры свое отражение: слабую телом Пандору, лишенную своих даров. Наверное, думает, как бы не пришлось самой спасать ту, что должна вернуть в Элладу утраченную надежду.
Доркас порывисто развернулась к ней всем телом.
– Люди всегда найдут способ разочароваться. А мы всегда будем не соответствовать чьим-то ожиданиям.
Ее голос звучал пылко, с каким-то внутренним надрывом. Пальцы сжались в кулаки.
– Ты знала, что Гея считается самой древней и самой мудрой из богов? Она появилась из вечного, безграничного Хаоса, источника жизни нашего мира. И что это значит? Что она и есть порядок. Что она сумела упорядочить тот, древний мир. Такой же мудрости, спокойствия и уравновешенности ждут и от меня, Искры Геи. И что они видят? Психопатку, не способную контролировать ни собственные эмоции, ни дарованные ей богами и судьбой силы.
Ариадна оторопела, да и Деми смотрела на Доркас во все глаза.
– Психопатку? – медленно спросила она.
Странно было слышать столь современное слово в мире древнегреческих богов. Странно было соотносить его с Доркас.
Искра Геи с тяжелым вздохом отвернулась.
– Я из Фискардо, маленькой рыбацкой деревушки. Как и многие другие, до того, как попасть к Кассандре, я обучалась в пайдейе, притом лучшей на острове Кефалония. Я была одной из самых сильных Искр и одной из сильнейших Искр Геи. Думаю, не нужно объяснять, насколько теплые чувства вызывали мои успехи у других? Да меня просто обожали!
– Правда? – обрадованно улыбнулась Ариадна.
Доркас, смерив ее долгим взглядом, покачала головой.
– Иногда я начинаю сомневаться, что ты инкарнат, который живет не первую свою жизнь.
Теперь и Деми задалась вопросом, как Ариадне удалось пронести эту мягкость (но не мягкотелость) и веру в людей через года и столетия. Если бы она помнила все свои жизни и всех присутствующих в ней людей, ее душа давно бы закостенела.
Улыбка Ариадны поблекла.
– О, – только и сказала она.
– В общем, на руках меня не носили, и звездой школы… то есть пайдейи провозглашать не спешили. А потом и вовсе решили наказать за то, что безродная посмела быть лучше остальных.
– Боги, как?
Доркас пожала плечами, но невозмутимым жест не вышел. Все тело Искры Геи сковало напряжение, ощутимое всеми, кто находился сейчас рядом с ней.
– Подняли на пегасе в небо и подвесили прямо там. Чтобы это сделать, им потребовалась сила нескольких Искр Эфира. А я даже ничего не могла сделать. Меня будто запеленали в воздух.
Деми ахнула, Ариадна прикрыла рот ладонью.
– Они кормили меня, поили, не давая умереть. Но не отпускали на землю. – Слова Доркас звучали отрывисто. – На долгие четыре дня я была отрезана от Геи, от источника ее сил, от ее сущности – от земли. Наша связь с Геей была разорвана. Словами это чувство не передать. Опустошение и одновременно выжигающая вены ярость. А когда она схлынет – ледяная, ноющая, болезненная пустота.
Доркас покачала головой, сминая в кулаке ткань переброшенной через плечо хламиды так, словно желая сдернуть ее с себя.
– Когда меня наконец опустили на землю, я впервые сорвалась. Они, конечно, все разбежались. Боялись того, что я с ними сделаю. А я… Я вызвала землетрясение. Просто черпала и черпала силу из земли, заставляя ее вздыматься, как волны. Не могла остановиться… И сейчас порой не могу. Я переехала в Афины, а прошлое до сих пор меня настигает. Когда выхожу из себя и выбиваю почву у человека из-под ног. Когда злюсь и сотрясаю здание. Когда силой земли сметаю все в ярости с полок. Люди боятся меня. Думаешь, это лучше, чем когда они считают тебя беспомощной?
Деми не знала ответа на этот вопрос. Сейчас, прямо в это мгновение она предпочла бы находиться в шкуре Доркас. Но жить так постоянно… Видеть страх в глазах остальных, знать, что они с ужасом ждут новой вспышки?
– Мне жаль, – только и смогла сказать она.
– Мне тоже, – прошептала Ариадна, на мгновение коснувшись руки Доркас.
Шумно всхлипнув, та рассмеялась сквозь слезы.
– Эй, я рассказала это, чтобы утешить Деми! Не слишком-то получилось, да?
– Нет, – задумчиво произнесла она, – на самом деле получилось. Ты права. Куда важней, что мы думаем и знаем о самих себе, нежели то, что думают о нас остальные.
В конце концов, у нее еще оставалась Элпис. Деми вдруг увидела себя с надеждой, поднятой над головой и сияющей, словно само солнце. Представила, как сама на мгновение становится солнцем с этой невероятной, мерцающей в ее руках силой. Осталось лишь претворить в реальность мечту.