На трусах – чернила Ляли.
Ну, скажи, что вы, к примеру,
Документы составляли…
След укуса Марианны
На щетине влажно тает.
Швабра грубой МариВанны,
Что твой офис убирает.
Тонкий, длинный волос Нади,
Крем, ей купленный в Париже.
Боже, у тебя в помаде
Грудь, живот и даже… ниже?
На усах плавник от рыбки,
В волосах – цыплёнок Лидин…
И стеклянная улыбка
При моем застыла виде…
Я тебя не осуждаю!
Милый, ты похож на Бога…
Пригласим на ужин Дарью?
В нашем доме места много!
Владимир Буев
НЕОБЫЧНОЕ СЕМЕЙСТВО
Днём и ночью круговертью
Бытие играет бабье:
По земной банальной тверди,
Но в умноженном масштабе.
Сотня разных милых женщин
Засновала пред мужчиной:
Их манеры куртуазны;
Он – богатый Буратино.
Катя, Тома, Лена, Таня,
Света, Ольга, Ира, Лера
Рита, Люда, Лида, Аня
Маша (две!), Кристина, Вера.
Ляля, Марианна, Натка,
Надя (две иль три!) с Мариной –
Как футбольные фанатки,
Любят дамы Буратино.
Все девицы разных взглядов
Политических и вкусов,
Но финансовых магнатов
Толстопузых, седоусых
Обожают платонично.
Разных все мадам комплекций
Запах тел у всех различный,
Олигархам преференций
Выдать каждая готова.
И остаться без покровов,
Чтобы вновь, опять и снова
Роль исполнить рыболова.
Катя, Тома, Марианна
И другие все по списку
(Кроме разве МариВанны)
Без какого-то изыска
Отдают себя мужчинам.
МариВанне б властелина!
Но не жаждут (вот кручина!)
Мужики сию дивчину:
Ни во что давно не ставят
Из глубинки полотёршу.
(Комплимент – и то слукавят).
И не видят в ней партнершу.
Старовата, толстовата,
Потому лишь шваброй скромно
Ей приходится, пузатой,
Подрабатывать наёмно.
Дружной женскою семьёю
Все работают с душою.
От зари до поздней ночи
Ночи тоже все рабочи.
Скажешь, странное жилище?
Странным лучше быть, чем дном:
То ль терпимости домище,
То ль публичный просто дом.
А ничего!
Виктория Зименкова
А ЧТО?
А что же остаётся?
Закатный шёпот солнца?
В окошко муха бьётся,
И дребезжит струна…
Что этой мухой движет?
Ночной покой все ближе,
И угол крыши лижет
Своим серпом луна…
В прохладный вечер, летом,
Укутав ноги пледом,
С застенчивым соседом
Смотреть, смотреть в камин?
Подкидывать поленья
По очереди, с ленью,
Малиновым вареньем
Лечиться от морщин?
Владимир Буев
А НИЧЕГО!
Вот как серпом полижут –
Глядишь, и отчекрыжат
Хоть дома угол крыши,
Хоть грудь отправят в тлен.
Морщин не будет видно,
Но шрамы несолидно
Лик девы беззащитной
Покроют (как обмен).
Серпом чекрыжить больно
В компании иль сольно,
Хоть прямо, хоть окольно;
Хоть летом, хоть зимой;
Хоть вечером, хоть утром.
Любым и всяким пудрам
И прочим перламутрам
Не справиться с бедой.
Не яблоко, так иной фрукт
Виктория Зименкова
РЕАЛИИ ЖИЗНИ
Как сладко было яблоко, которое мы ели!
Но твой червяк сомнения прорыл внутри тоннели…
И сгнило наше яблоко любви и преклоненья.
Питаться больше нечем нам…
Мы ждем пищеваренья.
Владимир Буев
НЕ ЯБЛОКО, ТАК ИНОЙ ФРУКТ
Коль нет в запасе яблока, а дерево познания
Не производит фруктов для земного выживания,
То тающим от голода поможет возродиться
Идея эвристическая грушей подкрепиться.
Без чернил
Виктория Зименкова
ФЕВРАЛЬ… ЗАЖЕЧЬ СВЕЧУ И…
Февраль пережили без слёз у зажжённых свечей.
Прибавилось воздуха, света, и краски – сочней.
Оживших пернатых назойливей гомон и крик
Зима на исходе… Предчувствие жизни, интриг…
И всё бы казалось чудесно, легко, без обид…
Вот только осадок какой-то свербит и свербит…
Владимир Буев
БЕЗ ЧЕРНИЛ
Без слёз пережили февраль? Он короткий – ушёл.
А что там чернила? Достали? Пролили на стол?
Пернатые если назойливы стали грачи,
В чернилах пусть были не слёзы – от снега ручьи.
А если проталин, интриг, луж и донца очей
Чернила никак не касались средь грусти ночей,
То были компьютер с мобильником вместо чернил:
Свербило когда, палец клавиатуру давил.
Костерки. Отсрочка
Виктория Зименкова
ОГОНЬ АГОНИИ
Мне нужен нож, зовущий плоть.
Мне нужен йод. Мне нужен пластырь.
Мне нужен бинт, коньяк и пастырь,
Чтоб вену бледную вспороть.
Скрестим запястья на крови!
Друг в друга впившись, вены наши
Алкают жадно, как из чаши
Огонь агонии любви.
Владимир Буев
Вариант 1
КОСТЕРКИ
Не зря в народе говорят:
Пить надо меньше (алкоголя),
Дурные мысли бередят,
Коньяк кто хлещет без контроля.
А если бросить выпивать
И образ жизни сделать трезвым,
То можно йод и бинт послать
В тот путь, что всем давно известный.
С запястьем целым костерки
Огней приятней стометровых.
Алкают жадно мужики
Не трупы, а девиц здоровых.
Вариант 2
ОТСРОЧКА
Уж коли вену собралась
Ножом кромсать, к чему тут пластырь?
К чему здесь йод, бинты и пастырь?
Чтоб кровь из вены не слилась?
То демонстрация? Шантаж?
Мол, бросит коль, с собой покончишь?
Пусть будет ярким антураж,
Я в курсе: действие отсрочишь…
Дождь и хирург
Виктория Зименкова
ОБРАЗ
В больнице перекрашенные стены.
Стерильно низкий давит потолок.
Глаза закрыты. Где-то у колена
Кровавый, с твердой корочкой комок…
Лежит полуживое тело, дышит…
Бормочет что-то в бледной тишине…
Тяжёлый вздох…
А дождь стучит по крыше,
Ему так сладко вылить душу мне.
Присоски капельниц, бинты, уколы…
Всё будто происходит не со мной!
Здесь лишь урок какой-то странной школы.
Здесь тайный шум дождя в игре ночной.
И вдруг всё стихло! По кровати тенью
Скользнул какой-то образ предо мной…
Прошёл сквозь перекрашенные стены,
Оставив школу жизни за спиной.
Владимир Буев
ДОЖДЬ И ХИРУРГ
Душа стучит под чашечкой коленки.
В больнице лечат душеньку мою.
Я не открою терапевту зенки,
Не то перед хирургом запою.
А терапевт хитрит, даря таблетки:
Мол, где душа, не пятки ли ушла?
Иль в телесах ещё какие клетки,
Спастись желая, для себя нашла?
Но я молчу и в тишине вздыхаю.
Не выдам тайну лучшей из подруг,
Я мудрая, и я прекрасно знаю:
За скальпель тут же схватится хирург.
Стучит по крыше дождь – ему скажу я.
Ведь он уж точно девушку не сдаст.
…Хирурга тень мелькнула, дождь целуя.
А дождь шуршит и шепчет: языкаст.
Удавов иное пришло поколенье
Виктория Зименкова
КАК В ДЕТСТВЕ
Удав одиночества давит на плечи,
Ударом – в нокаут –
под дых или в печень.
И сотнями лет световых не измерить
Разлом между нами.
Я вновь на измене.
Мне страшно.
Мне больно.
Мне некуда деться.
Как в восьмидесятом,
картинка из детства:
Там папа и мама друг друга ругают,
Кричат, задыхаются,
машут руками…
А я от бессилья рыдаю в чулане,
Чужая родным,
в целом мире – чужая.
И я не с тобою,
я с болью обвенча-
–на. Хочется в этом чулане навечно
Забиться,
забыться,
завыть и молиться.
Не видеть знакомых притворные лица.
И ждать,
что однажды дыхание Будды
Мой путь озарит тихим светом как будто.
Владимир Буев
Удавов иное пришло поколенье,
И новое с ними возникло явленье.
Не только душить научились змеюки,
Достигли высот и в боксёрской науке;
И могут не только в нокдаун отправить –
В нокаут (под дых и по печени вставить).
Мне страшно, мне больно, мне некуда деться.
В моём не случалось подобного детстве.
Но есть в доме место, где места нет гадам:
Не только удавам, но прочим ползучим
(И прямоходящим змеиным бригадам).
В чулане я боли и страх свой озвучу.
Кому? Да старинному другу-удаву,
Который (игрушка!) душить не умеет,
Не то что хвалиться боксёрскою славой.
…Пусть явится Будда и мной овладеет!
Весь мир в кармане
Виктория Зименкова
ТИШИНА
Лес уснул в медвежьих мягких лапах.
За стеной шуршит тихонько мышь.
Тусклый свет сороковаттной лампы,
И кусочек неба между крыш…
Тихий вечер замер тёплой псиной,
Что у ног печали сторожит.
Тишина дрожит, как лист осины,
От ударов маятника лжи…
Засыпаю… Кедровое масло
Догорает в ладанке… Шепну
Сонно… В целом мире места мало,
Чтоб вместить всю эту тишину!
Владимир Буев
ВЕСЬ МИР В КАРМАНЕ
Я шепну тебе, склонившись к ушку:
Ящик есть – Вселенные войдут.
И тиши туда вся влезет тушка,
Ведь Пандоры ящик очень крут.
Впрочем, я ошибся – так бывает:
В ящике Пандоры – лишь беда.
Чёрный ящик целый мир вмещает.