Извержение длилось недолго, но Трег сумел трижды поймать волну и теперь пытался отдышаться, растянувшись на берегу.
— Это что у вас такое вместо песка? На серый снег похоже. — Душа сидела рядом и прозрачной рукой ворошила легкую массу.
— Пепел. — Улыбка не сходила с лица демона. — А что? Есть идеи?
— Есть. — Душа оглянулась на плавный скат соседней горы. — Покатаемся на пепло-борде? Или, если не стоять, а усесться на доску, скатимся на ней словно на санках. Короче, как получится. Я об этом тоже мечтала. Слететь с горы так, чтобы ветер трепал волосы.
Сидя на плечах демона, Любаша кричала от восторга. Ветер, как ей и мечталось, трепал ее призрачные волосы. Трег поражал своей ловкостью, чувством равновесия и был демонически хорош с блестящими от восторга глазами. С каждым спуском у него получалось все лучше и лучше, и полный счастья голос души делал и его счастливым. Она пела, смеялась, болтала о всякой всячине, находя необычное и интересное в том, что давно стало для него обыденным.
Обессиленный он упал в пепел и мечтательно уставился в затянутое дымкой небо. Душа подарила ему незабываемый день, и теперь ему хотелось сделать и ей что-то приятное.
Он покосился на лежащую рядом Любашу, которая активно двигала руками и ногами.
— Что ты делаешь?
— Повторяй за мной.
Когда он поднялся, то увидел отпечатки тел, похожие на фигуры ангелов.
— Смотрите, вы — ангел! — Душа чмокнула его в щеку и засмеялась, видя, как Трег задумчиво потирает место поцелуя. — Спасибо вам за все! Не будь я душой, я бы в вас влюбилась.
— Будь у тебя тело, я бы тебя никому не отдал, — пробормотал себе под нос Трег и с тоской посмотрел в сторону Дьябол-тауна, зажигающего ночные огни. — Как не жаль, нам пора возвращаться.
Душа вздохнула. Любаша это сделала скорее по привычке, чем из необходимости.
«Будь у нее тело, она не смогла бы здесь жить. — Демон сжал кулаки, ненавидя себя из-за бессилия что-либо изменить. — Почему среди демониц нет такой как Любаша? Я любил бы ее вечно».
— У тебя осталось какое-нибудь желание?
— О, у меня их много. Я ведь только закончила школу. Можно сказать, жизни не видела. Есть некоторые желания, о которых и говорить неудобно… — Любаша опустила голову и начала ногой ворошить пепел.
— Эй, да ты сейчас покраснела! — Догадался демон, хотя туманообразная субстанция не могла заливаться румянцем. — Ты ведь никогда не была с мужчиной?
— Нет, — еле слышно произнесла душа. — Я не хотела без любви. А теперь не могу без тела.
— Пойдем! — Демон протянул руку и, переплетя пальцы с Любашиными, потащил ее в сторону города.
Когда они добрались, на Дьябол-таун опустилась тьма, едва подсвеченная далекими вспышками извергающихся вулканов. По узким улицам, поднимая ногами пепел, сновали демоны. Кто-то шел с работы, кто-то спешил в ночную смену. Обратная сторона не знала отдыха. Грешники обслуживались круглосуточно. Из открытых окон питейных заведений неслись возбужденные крики, смех, кто-то даже пытался петь.
Трег скривился. После мелодичного голоса души все остальные звуки казались неправильными.
— Мы куда идем? — спросила Любаша, настороженно оглядываясь по сторонам.
— В бордель.
Она остановилась и расплела пальцы.
— Не бойся. Я не сделаю тебе плохо.
— Я не хочу в бордель. — Она сделал шаг назад.
— Впереди вечность в кувшине с узким горлышком. Сидя в кромешной темноте, что ты будешь вспоминать?
— Маму, папу, свое детство. Оно было хорошим. Правда. — Душа заплакала.
— А первый поцелуй?
— Он был слюнявым.
— Я подарю тебе настоящий.
Бордель, вопреки ожиданиям, был тих и пуст. В комнате, задрапированной красным бархатом и освещенной по-старинному свечами, не оказалось ни души. Вернее, душа была лишь одна — Любашина, но на диванах не сидели полуголые девицы, а вокруг них не прохаживались мужчины, стреляя похотливыми взглядами. Именно так себе представляла бордель вчерашняя школьница Любаша.
Демон тронул кнопку звонка, и вскоре перед ними появилась женщина, чьи густые волосы были уложены в высокую башню. Красивое тело обтягивало черное платье с длинной молнией, заканчивающейся у горла.
Увидев Трега, демоница кокетливо расстегнула молнию, приоткрыв полушария крепких грудей.
— Треггион! — с придыханием произнесла она. — Приветствую тебя в борделе «Незабываемый оргазм». Спасибо за выбор. Какую девочку прислать сегодня?
— Иксидию, — бросил он, не размениваясь на долгие приветствия, и направился за бархатную портьеру, где обнаружился альков с огромной кроватью.
— Я хочу уйти, — прошептала душа, которую демон крепко держал за руку.
— Трусиха, — произнес он, садясь на покрывало.
— Что мы будем делать? — Душа от волнения теряла очертания.
— Разве я не понимаю, что по меркам Той стороны ты еще несовершеннолетняя? Поэтому…
Он не успел договорить. Скрипнула дверь, и в комнате появилась демоница. Все в ней было крупным — ягодицы, бюст, губы. Именно в такой последовательности скользил взгляд посетителя по ее фигуре.
— Трег? — удивилась она, увидев демона. — Ты всегда обходил меня стороной.
— Икси, твои бритые ноги немного пугали.
Спрятавшаяся за его спиной душа язвительно прошептала: «А кто-то говорил, что демоны не знают страха!»
— Ах, это… — Иксидия села на кровать, и задравшаяся кожаная юбка оголила крепкие и гладкие словно шелк ляжки. — После гибели Пикселлиона бритые ноги стали моей фишкой. Последняя воля высшего демона. Ты тоже пришел с каким-нибудь извращенным желанием?
— Можно и так сказать. — Трег полез в карман и бросил на кровать увесистую пачку красных купюр.
— Вот значит как… — Демоница перевела задумчивый взгляд с денег на Трега.
— Больно не будет, — успокоил демон и Иксидию, и замершую за его плечами Любашу. — Ты должна впустить в себя человеческую душу, а сама отключиться.
— Нет, ты точно маньяк! — Хлопнула себя по ляжке Иксидия. — Так и знала, что человечки рано или поздно развратят нас! Где классика? Где собачья поза? Сейчас каждый норовит соригинальничать.
— Ладно, — спокойно произнес Трег, протягивая руку за деньгами. — Фантазия отменяется.
Жадность взяла верх, и Иксидия первая схватила пачку.
— У меня условие. Если найду хоть один синяк, тариф увеличится вдвое.
— Годится.
— Клянись!
— Слово Треггиона, сына Кразимиона.
— Я готова, — произнесла демоница, ложась на кровать и широко раскрывая рот.
— Давай, Любаша, ныряй. И не бойся. Иначе кроме детских лет нечего будет вспомнить.
Трег подтолкнул душу, и она, на вдохе Иксидии, полностью втянулась в демоницу.
— Ой, Треггион Кразимионович, а отсюда вы еще красивее! — губами Иксидии произнесла душа, разглядывая нависшего над ней демона. — И волосы такие шелковистые. И пахнет от вас чем-то таким терпким, но приятным.
Трег перехватил пальцы, теребящие его волосы, и прижал к губам. Он закрыл глаза, не желая видеть перед собой демоницу.
— Любаша — душа наша, — прошептал он, прежде чем поцеловать по-настоящему. Душа ответила на поцелуй. Сначала робко, застенчиво. Потом смелее, впуская язык, который ласкал, поглаживал, заставляя стонать от накатывающего восторга.
— Сладко ли тебе, девица? Сладко ли, красавица? — Трег дал отдышаться.
— Да, Морозко-Разморозко, — тихим голосом ответила душа. И просунула пальцы в густые волосы, притягивая голову демона к себе, чтобы вновь утонуть в чувственном наслаждении.
— Я еще никогда не испытывала такого! — тяжело дыша, произнесла Любаша, когда их губы разъединились. Трег улыбнулся и, легко поцеловав в нос, поднялся.
— Все?! — Душа была разочарованна.
— Прости, но дальше мы не пойдем. Я не извращенец, чтобы соблазнять малолеток.
— Но тело Иксидии зрелое!
— А твоя душа — нет.
Любаша заплакала.
Когда Иксидия пришла в себя, в комнате уже никого не было. Не поднимаясь, она ощупала тело, но не найдя ничего болезненного, поднесла руку к лицу.
— Слезы?! — Она с удивлением посмотрела на влажные пальцы. — Что же ты со мной делал, Треггион, сына Кразимиона? — Насухо вытерев лицо о простыню, демоница прошептала: — Маньяк. Кто бы мог подумать, что и ты, красавчик, маньяк… Куда катится Обратная сторона?
— С днем рождения, сын! — Кразимион стоял у дверей, украшенных черными гирляндами и черепами, в глазницах которых сверкали огоньки.
— Четыреста двадцать первый год! Поверить не могу, что мой Трегги стал таким взрослым! — Демоница, выглядящая как картинка из модного журнала, нежно обняла сына.
— Ну как? Тебе понравился наш подарок? — Отец хлопнул Трега по плечу, и душа, прячущаяся за его спиной, взвизгнула от неожиданности. — О, голос какой! Я знал, что ты оценишь!
— Вот, загони ее в кувшин! — Мама взяла с полки красивую фарфоровую вещицу и поднесла ближе, чтобы сын мог рассмотреть затейливый рисунок. — Дизайнерский. С Той стороны. Видишь, как горлышко изогнуто? Словно тонкая девичья шейка.
Трег потрясенно молчал.
Душа принадлежит ему.
На веки вечные.
Она плыла у его плеча бледной тенью, потеряв очертания, вновь став безликой кляксой.
— Ну же, сын! Мы все хотим послушать, как она поет.
— Да, папа. — Кивнул Трег, ставя кувшин на стол.
Душа вытянулась узкой лентой и устремилась к изящному предмету, по прихоти демонов ставшему ее темницей, но Трег положил ладонь на горлышко, преграждая путь.
— Я ценю твой подарок, папа. — Он поднял глаза на недоумевающего отца. — Ведь сегодня, благодаря тебе, мне стали понятны такие человеческие выражения, как «душа поет», «душа плачет», «повеселиться от души» или даже «душа ушла в пятки». — Он усмехнулся, вспомнив, как испугался, что ветер унесет Любашу, цепляющуюся за его плечи на «снежном» склоне. — Но сейчас вы дали мне почувствовать, что испытывают люди, произнося фразу «не терзайте мою душу».
— Трегги… — Мама поднесла пальцы ко рту и беспомощно посмотрела на Кразимиона. Тот положил тяжелую ладонь поверх руки сына, по-прежнему закрывающей горлышко кувшина. Тонкое стекло пошло трещинами.