* * *
Наш луг, за ним - рощица. Дальше - крестьянские огороды. Можно обогнуть их дорогою, но быстрее прямиком, через изгороди. Дальше речушка, а за нею - яблоневый сад.
- Я собью тебе два яблока - одно кислое, второе червивое. Ты съешь и не поморщишься.
- Возьму сама, какие захочу, а червей оставлю вам.
Луг прошли вровень, Моран бросил с насмешкой:
- Хороша.
В рощице я вырвалась - Поль прекрасно знал тропинку. На огородах синеглазый стал наверстывать. Оглянулась раз, второй - он был все ближе. Больше не смотрела, гнала во весь дух. Давай, Поль, давай! С берега спрыгнула первой, опережая ярдов на десять. В воде Поль сбавил ход. Он любит купаться, и я люблю, но не сейчас же! Выбрались на сушу, Моран был уже рядом, всего в паре шагов позади. Я пришпорила Поля - прости меня, рыжий! Вырвалась, вскинула лук, не сбавляя ходу. Еще даже не выбрала цель, когда западник выстрелил из-за моей спины. Попал в ветку, не в яблоко, но тут же выпалил снова - качнулось. Я была уже намного ближе к роще, и попала с первой стрелы. Но в тот же миг попал и он: с полусотни шагов - в черенок яблока! Никогда не видела такого.
Я подобрала оба яблока: одно было красным, другое - подгнившим.
- Мы успели вровень, - сказал синеглазый Моран. - Будет честно, если поделим.
Взял спелое яблоко, подбросил в воздух и на лету разрубил, а после поймал обе половины. Ловко вышло, я улыбнулась. Сказала, чтобы он не возомнил:
- Как же стараетесь произвести впечатление! Трудно вам приходится, бедняжка!
А синеглазый ответил:
- Я только смотрел, что сделаешь ты, чтобы впечатлить меня.
- Пф! Много о себе думаете! Я ничего особого не сделала.
- Это правда. Ничего особого.
Он взял порченое яблоко и поехал прочь. Я даже опешила - никто со мною так не обращался! Захотелось выбить яблоко из руки или возле уха просвистеть стрелой - пускай дернется с перепугу. Подняла лук, но сдержалась. А он отъехал почти до речушки, обернулся.
- Хочешь сделать особое? Давай.
Взял яблоко и поставил себе на макушку.
Ты думаешь: нет, Бекка, нет, только не говори, что выстрелила!..
Яблоко - с мушку размером. Посол графства Рейс и дочка Литлендов. Возьму на дюйм ниже - и... Сожри меня тьма. Я выстрелила.
Не знаю, попала ли в яблоко. Синеглазый Моран вскинул руку и поймал стрелу на лету. Подъехал, отдал мне и ничего не сказал, лишь кивнул.
Я спросила:
- Зачем вы это затеяли?
Он ответил:
- Ты мне нравишься.
- Потому, что метко стреляю?
- Ты не Литленд - вот почему.
- Ребекка Элеонора Агата рода Янмэй, леди Литленд, - процедила я и тронула коня.
Он догнал.
- Я не об имени. У тебя душа свободная, будто ты с Запада.
- Вот уж выдумка!
- Вчера, когда держал тебя, ты не менялась в лице. Слабая душа испугалась бы.
* * *
У папы нет от меня секретов.
Мне до такой степени не интересны политические дела, что даже мысли не возникнет заглянуть в какую-то бумагу или что-нибудь подслушать. А если по случаю и узнаю что-то, то не удержу это в голове дольше пяти минут. Потому отец любит поговорить со мною о политике: он мне рассказывает, я ничегошеньки не понимаю и задаю из рук вон глупые вопросы, папа на них отвечает, и по ходу в его собственной голове становится яснее. Так он со мною советуется. Конечно, это когда нет рядом лорда Косса. Когда есть, они запираются вдвоем в комнате и долго беседуют под пряный чай. Тогда отец просит меня далеко не отлучаться, и если им требуется чего-нибудь - чаю, сыра, бумаги, чернил - то папа просит меня принести. Не служанку, а меня: слугам он при таких обстоятельствах не доверяет. Слуга войдет - увидит мельком, какие документы или карты на столе, услышит краем уха пару слов. Вдруг продаст сведения кому-нибудь! Так что папа просит меня послужить. Веришь, мне это в радость: папа так счастлив, когда именно я подаю ему чай. Что бы он ни читал в тот момент, о чем бы ни говорил - обязательно прервется и улыбнется мне:
- Благодарю тебя, милая!..
Но речь о другом. В тот самый день, как мы с Мораном ездили за яблоками, вышло странно. Был намечен общий обед для нас и западников, но прежде папа с Коссом уединились для совета. Двое мечников стояли на страже у дверей, поскольку в доме чужие. Меня они впустили без спроса, я влетела в кабинет. Хотела поскорее рассказать про утренние гонки. Знала, отец пожурит, но и порадуется тоже: ведь я обскакала Морана, а он, говорят, лучший воин графства Рейс. Распахнула дверь, вбежала, раскрыла рот - и не сказала того, что собиралась. Увиденное сбило меня с мысли: отец дернулся и быстро накрыл одну бумагу другой. Будто не хотел, чтобы я увидела! Но с чего бы? Какая беда, если увижу?!
- Чего тебе, доча?
- Я рассказать хотела... но... вижу, ты занят...
Затянула паузу в надежде. Думала, он ответит: "Да, вот, одно занятное письмецо получил. Хочешь послушать?" И прочтет вслух про какой-нибудь новый закон или ссору лорда В с лордом С, а я мигом выкину из головы. Но он ничего такого не сказал, а только ждал и прижимал ладонью бумагу. Я видела лишь клочок: то был краешек карты. Какая земля - не разобрать по очертаниям. По размеру ясно, что карта занимала не весь лист; ниже нее, наверное, шел какой-то текст.
- Прости, что отвлекла. Я позже расскажу.
- Ничего, не беда.
- Принести вам чего-нибудь?
- Нет, благодарствую.
Я вышла, у двери задержалась, задумалась. Охранники и тут ничего не имели против. Они понимали: я слышу кое-что сквозь дверь. Но это же я, любимица и кровиночка, мне все можно слышать.
И я разобрала, как отец сказал:
- Это в корне все меняет. Нужно сообщить герцогу...
Лорд Косс ответил:
- Но и с дикарями есть о чем поговорить.
Потом они снизили голоса, и ничего больше я не слышала.
* * *
Ты меня отравила. Знаешь об этом?
Я влюблялась много раз - и всегда пела от радости. Всякий раз - новый огонь и новая жизнь! Будто солнце горит новым светом! Мне казалось: просто так живу одну жизнь, а когда влюблена - то сразу две. Всего вдвое: сил, чувств, счастья, крови в жилах! И никогда не спрашивала себя: зачем я влюбляюсь? Каков смысл? В чем подвох? Никогда - до тебя.
Я ощутила в себе яд тогда, за обедом. Моран смотрел на меня: глаза - как небо в полдень... Меня бросало в жар, а сердце неслось галопом. Это было так приятно - будто скачешь во весь опор по степи! Живешь во всю прыть, дышишь чистой свободой!
Как вдруг змейка холода стекла по спине, и я подумала... Черт, я подумала твоим голосом! Верь или нет - твоим!
- Опомнись, южанка. Зачем он очаровывает тебя, а? В чем смысл?
- Какая разница? - огрызнулась я. - Что плохого, если влюблюсь? Беды бывают от жадности, жестокости, от войн и интриг... От любви - никогда!
Но я уже видела второй смысл, и под языком была горечь, а в груди - песок. Послы графства Рейс приезжают говорить с Литлендами. Кичатся, играют мускулами, хвалятся доблестью, но это - внешность. А суть та, что им очень нужно договориться с лордом Литлендом. А лорд Литленд - опытнейший политик, десять лет просидел в Палате, со всею столицей в друзьях... Зато у лорда Литленда есть доча. Кровиночка, любимица... Через нее и до папочки можно дотянуться.
Больше я не смотрела в синие глаза. Что-то там ела и о чем-то думала. Скажи, ты всегда это видишь - то, что лежит ниже? Боги, как ты живешь?! Как тебе удается не выть от тоски?!
Краем уха я слышала разговоры. Отец и Косс держались жестче вчерашнего:
- Желаете говорить, господа шаваны? Говорите, мы слушаем с полным вниманием.
Послы Рейса даже растерялись. Они ожидали предложений от нас, по привычке веря в свою силу. Но теперь отец говорил с позиции превосходства: мол, желаете договориться - заинтересуйте меня. Видимо, та самая бумага с отцовского стола давала нам некое преимущество. Вдвойне удивительно: почему он скрыл ее от меня?..
Когда представилась возможность, я ушла поговорить с Луной. Поведала о гонках и о себе, о чувстве с подвохом... Сказала, как это мерзко - будто яблоко, побитое червем. Сказала о тебе... Луна смотрела умно и не отвечала, лишь давала себя гладить. Но когда я помянула тебя, она несколько раз моргнула и качнула головой.
- Ты не согласна?.. - удивилась я. - Но с чем? Думаешь, нет подвоха?
К сожалению, с подвохом Луна соглашалась. "Не верь синеглазому", - молчала она. А вот на счет тебя... Что-то ей не нравилось, она будто спрашивала, и я задумалась над ответом.
Ты, наверное, видишь червя в каждом яблоке, гниль - в каждом чувстве... Если она в нем есть. Но со мною - отчего ты так? Что ты увидела во мне такого, что не захотела встретиться на прощанье? Я никогда не лгала тебе и люблю почти как сестер. Ты должна это видеть. Не могла во мне ошибиться! Только не ты. Значит, была причина не встретиться. Итан прав: тебе не позволили. И твое письмо прочли и проверили прежде, чем вручить мне. Двойное дно... подтекст... есть ли шанс, что его не заметила Сибил Нортвуд, но замечу я? Твоя матушка знает тебя семнадцать лет, я - два месяца. Твоя матушка - политик, землеправитель, игрок; я - только наездница. Вряд ли я рассмотрю в письме хоть что-то, чего не увидела Сибил...
Кроме одного: "печаль последней встречи". Не верю этим словам. Ты, которую знаю я, не сказала бы так. Печаль - не печаль, а нечто иное. Как любовь синеглазого - не любовь...
Монастырь. Вот что это такое! Печаль - намек на монастырь! Ульяна Печальная - сестрица смерти, Праматерь без потомков. Ты уходишь служить Ульяне Печальной!
- В чем дело, девочка? Эта кобыла - компания лучше меня?
То был синеглазый Моран. Мне захотелось ответить: "Уж верно лучше - Луна не лжет!", или вовсе уйти, не сказав ни слова. Но яд струился в жилах, и я была как будто не я... Не одна я, а двое. Во всем есть подвох, во всех... Отчего мне нельзя?! И я сказала игриво:
- Как вы меня нашли? Неужели, следили?
Мы с Луною ушли на луг за рощу, из дому нас было не видать.