– Господи! Да как же это? – шагнув назад, одними губами прошептал Крыгин.
– Судя по всему, их отравили и только потом, когда началась рвота, безжалостно расправились, – горестно заключил Клим Пантелеевич.
– Гиены пришли позже.
– Да.
– Но чем отравили? Неужели с помощью этих маленьких арбузов? – удивлённо поднял брови казак.
– Вероятно. Но могли использовать и высушенный из их мякоти порошок. Но если его не хватало, то добавили сок.
– Но как яд попал в их желудки? – недоумевал Василий.
– Вероятно, влили сок в бурдюк с водой. Она в нём и так горчит из-за внутренней обработки кхутраном – дёгтем, который также делается из того же колоквинта, и потому вода в бурдюках отвратительная, но не столь опасная, как его сок.
Похоронив соотечественников, Ардашев и Крыгин удалились на версту от пути караванов, чтобы не попасться злобным племенам, рыскавшим в окрестностях в поисках слабо вооружённых путешественников.
Наконец они сделали привал, развели огонь из веток сухой мимозы, изжарили добычу, поели и согрелись у костра. Ночью раскалённый воздух будто застыл. Не шелохнётся ни куст, ни травинка, разве что пробежит зверь или ящерица заденет хвостом жухлую траву. На отдых времени не оставалось, надо было двигаться вперёд, пока жара спала.
На небосклон выкатилась Большая Медведица. Звёзды, висевшие прямо над барханами, точно тысячи газовых рожков, освещали путь. Жареное мясо взяли с собой. Вода была только во флягах, и её следовало экономить. Компас, спички, одни карманные часы, складные лупы, финские ножи, два карабина и два револьвера, небольшой запас патронов – это всё, что осталось у путников.
За ночь удалось преодолеть немалое расстояние. От холода спасало только движение. Когда красный полукруг солнца завиднелся над горизонтом, Ардашеву встретился верблюжий скелет – верный признак того, что они шли по пути каравана. А позже из песка показалась часть засохшей мумии – чей-то труп. Надо сказать, что арабы, встретив иссохшее тело в пустыне, не пытаются его хоронить, а лишь молятся и проходят мимо. Вот и лежат ссохшиеся от жары и ветра покойники, слегка присыпанные песком, на всём торговом пути. Иногда кажется, что рано или поздно эта дорога приведёт всех людей не к оазису, а в ад.
В полдень стало совсем жарко, да и усталость в ногах накопилась. Найдя приют под небольшими зарослями мимоз, путники натянули сверху две кхуффиэ, создав небольшую тень, и легли отдохнуть. Усталость погрузила их в сон моментально.
Клим Пантелеевич проснулся от крика. Открыв глаза, он увидел старшего урядника, державшего в левой руке толстую серовато-коричневую змею саженной длины. Огромная гадина, открыв чёрную пасть, злобно шипела, а на правом запястье у казака выделялось красное место укуса. Резким движением он вынул нож и, отрубив рептилии голову, бросил её остатки в сторону.
– Чёрная мамба, – проронил Ардашев.
– Эта тварь ползала у меня по груди, и во сне я её случайно задел рукой. Она и тяпнула меня со страху. Ничего, – усмехнулся он, – Господь в беде не оставит.
– Нам не надо было ложиться под мимозой. Скорее всего, она тут и жила. Василий, её яд очень опасен, особенно учитывая этот климат. При жаре кровь быстрее бежит по сосудам, разнося отраву. – Помощник генерального консула отстегнул фляжку и, протянув раненому, добавил: – Выпей всю воду.
– Нет, Ваше благородие, – замотал головой Крыгин. – Воду я не возьму. Без неё вы погибнете. А так, может, хоть вы доберётесь до Хартума.
– Пей, Василий, я приказываю!
– Простите, Ваше благородие, но этот приказ я не выполню. Хотите режьте меня, а хоть стреляйте. Думаете, меня в детстве гадюки не кусали? Ошибаетесь! У нас на Ставрополье их знаете сколько в плавнях на Егорлыке!
– Дорогой земляк, прошу тебя, выпей воды, тогда хоть какая-то надежда будет. А колодец мы найдём, не волнуйся.
– Нет, не заставите, – покачал головой казак и начал отсасывать из ранки яд, сплёвывая слюну.
Только чёрная мамба оказалась сильнее, и вскоре взгляд Василия затуманился, и он лёг на песок. Ардашев приставил к его рту сначала одну фляжку, потом другую. Крыгин, находясь в полузабытьи, послушно глотал воду. Когда фляжки опустели, он стал шептать: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…»
Солнце палило нещадно. Песок обжигал и ладони, и запястья, но Ардашев продолжать копать руками могилу. Похоронив казака, он отправился дальше, сверяя свой путь по компасу.
Через сутки ему посчастливилось: он вышел к скалам с росшими на них суккулентами – растениями с набухшими от запасов воды листьями. Ему удалось утолить жажду. И вечером того же дня Ардашева обнаружил разъезд Абдаллаха. Он был готов принять бой против неизвестных всадников и продать жизнь подороже, рассуждая, что у каждого человека есть самое последнее оружие – его смерть. И тогда пусть песок поглотит его тело, но честь и отвага останутся незапятнанными.
От неминуемой гибели губернского секретаря спасло знание арабского языка. К нему обратились с вопросом, не является ли он русским из угнанного каравана. Оказывается, нубийцев, убивших казаков и уведших с собой верблюдов, остановили и обыскали люди правителя Судана. Потом допросили с пристрастием. Под пыткой задержанные признались в том, что четырёх иноверцев они отравили, а затем и убили, уведя русский караван, доставлявший в Хартум подарки из далёкой России. Но двое русских остались в пустыне. Преступникам тут же отрезали головы и, водрузив на пики, принесли в Хартум, а на поиски Ардашева и Крыгина Абдаллах велел послать несколько отрядов на быстрых дромадерах и арабских скакунах. Вскоре один из них и наткнулся на молодого российского дипломата. В итоге миссия Ардашева в Хартуме была выполнена.
III
Частный детектив внимательно посмотрел на собеседника и заметил:
– А этот ваш Морган – отчаянный малый.
– Да уж, – вздохнул Баркли, – отчаянный, только кому от этого легче?
– А что, если он жив?
– Всё может быть, – пожал плечами миллионер. – Я же говорил, что он со странностями…
– А вдруг он и есть Морлок?
У Баркли отвисла челюсть, и пепел сигары упал на колено.
– Чёрт возьми! Этого не может быть! – воскликнул он и принялся стряхивать с брюк пепел.
– Ну почему же? – невозмутимо изрёк Клим Пантелеевич. – Morgan Lockheed. Если взять три первые буквы из его имени – Морган – и три первые из фамилии – Локхид, – как раз и выйдет Морлок.
– Господи! Отец святой! Творец всемогущий! – вскинул к небесам руки банкир. – Как же я раньше об этом не догадался?
– Правда, это может быть и простым совпадением.
– Нет уж, – покачал головой Баркли, – на этот раз, думаю, всё так и есть: Морлок – Морган Локхид. Вероятнее всего, он мстит мне, что уменьшилась его доля в уставном капитале банка до трёх с половиной процентов. Другого объяснения у меня нет.
– Если честно, я очень сомневаюсь, что ваш компаньон пошёл бы на столь тяжкие преступления. Ведь за любое из них – электрический стул. Убивать Алана Перкинса, Эдгара Сноу и многодетного судью из Кёльна – не столько жестоко, сколько глупо. Ни один адвокат уже не сможет помочь убедить присяжных в непричастности подсудимого к злодействам.
Баркли ничего не ответил.
Клим Пантелеевич помолчал с минуту, потом повернулся к банкиру и спросил:
– Скажите, Морган был способен на эти преступления?
– Да, – грустно выдохнул американец.
– Это меняет дело, – поднявшись, изрёк частный детектив и добавил: – Пойду его искать.
– В каком смысле?
– В прямом.
– Но мы же в Атлантике.
– Тем лучше. Никто не будет мешать, – бросил Клим Пантелеевич и зашагал к лестнице.
Баркли проводил собеседника непонимающим взглядом и глубже закутался в плед.
Неожиданно показались тучи, и от воды потянуло холодом. Волны роптали, набегали на неприступные для них борта «Роттердама» и тут же сдавались, но им на смену приходили другие, ещё более настойчивые. Их белая пена, разрезанная гребным винтом, безуспешно пыталась догнать пароход.
Глава 9Нью-Йорк
I
Ардашев стоял в той части юта, где находилась прогулочная палуба пассажиров второго класса, и смотрел на воду. В последний день плавания море совсем стихло и казалось умиротворённым. Оно точно просило прощения у людей за унесённые на дно человеческие жизни. Сколько их ушло в небытие за тысячелетия! Сотни тысяч? Миллионы?
Размахивая трёхметровыми крыльями, хриплой трещоткой прокричал альбатрос и умостился на линии беспроволочного телеграфа, протянутого между мачтами. Клим Пантелеевич взглянул на пернатого гостя и подумал: «Моряки говорят, если птица прилетела на корабль, значит, быть удаче. Ну и земля, стало быть, рядом».
Океан, покрытый сетью лазурных волн, уже не казался бескрайним – впереди завиднелось очертание суши, а потом показалась белая стрелка маяка. И вскоре пароход-великан гордо разрезал волны залива. Белые барашки волн бежали рядом с судном. А где-то внизу, почти у самой ватерлинии, сновали мешавшие друг другу судёнышки-пигмеи.
С правой стороны, между небом и землёй, в воздухе, нарисовалась сетка гигантского моста, соединявшего два берега. Семиэтажные высотки Бруклина и трубы заводов уступали ему в высоте. Слева высилась статуя Свободы. Она будто протягивала руку с факелом эмигрантам из Европы, отважившимся покинуть свои страны и приплыть в Новый Свет в поисках лучшей доли.
– Добро пожаловать в США, мистер Ардашев, – негромко произнёс знакомый женский голос.
Клим Пантелеевич обернулся.
– Доброе утро, Лилли! Рад вас видеть.
– Америка – великая страна, и вы сможете в этом убедиться, – улыбнулась мисс Флетчер.
– О! Я нисколько в этом не сомневаюсь.
– Желаю вам удачи в поисках Морлока.
– Вы очень любезны.
– Мне кажется, я буду по вам скучать, – вымолвила дама и подняла глаза.