– Вы любите слегка подрумяненный тост или подогретый?
– Подрумяненный.
Не прошло и минуты, как под действием рычага выскочили два аппетитных куска хлеба. Войта положил их на тарелку и с довольным видом принялся заполнять её сыром, ветчиной, кусочком масла и свежими овощами. Клим Пантелеевич тоже не отказал себе в удовольствии положить яичницу и воспользоваться кухонной новинкой.
Уже за столом Вацлав проронил:
– Американцы меня удивляют всё больше и больше. Они стремятся экономить время на любых бытовых нуждах.
– Совершенно верно, – намазывая масло на горячий тост, проговорил Ардашев. – Это позволяет им большую часть дня посвящать бизнесу. Кстати, а вы видели, как они убирают номера в отеле?
– Нет, не обратил внимания.
– А разве вы не слышали рычащие звуки на этаже?
– Точно, что-то иногда шумит.
– Так работает вакуумный пылесос Vacuette с электроприводом. Его применяют вместо привычного нам веника или щётки. Мне кажется, сейчас в Штатах бум потребления. Народ после войны торопится жить.
Войта сделал глоток апельсинового сока, вздохнул и заметил:
– Но кое-что в здешнем образе жизни меня удручает. Мне кажется, что уже с раннего детства каждый американец озадачен лишь одной мыслью: каким образом можно заработать больше денег.
– Деньги – порождение дьявола, но на них можно купить всё.
– Звучит цинично.
– Не вижу в этом ничего предосудительного. Стремление к заработку неразрывно связано с уважительным отношением не только к своему времени, но и к чужому. Ценить время других людей – признак воспитанности и ума, – изрёк Клим Пантелеевич, переходя к яичнице.
– Но иногда мне кажется, что они чрезмерно рациональны.
– Возможно. Этот народ разумен во всём, даже в своём отношении к религии.
– То есть как?
– Вацлав, вы читали Библию, лежащую в вашем номере?
– Признаться, нет.
– А если бы вы её открыли, то наверняка увидели бы вложенный в неё небольшой лист бумаги от администрации отеля. Он содержит своеобразное содержание этой старой книги. Например, там указано, что при семейных неурядицах следует открыть страницу такую-то и прочесть, а в случае душевной тревоги помогут слова на странице с таким-то номером. Но самой популярной страницей, как я понял по её засаленности, является текст, предназначенный для успеха в делах.
– И что в этом хорошего? Не лучше ли читать Библию от начала до конца?
– А вы давно её открывали?
Войта смущённо опустил глаза и проронил:
– Ещё в гимназии.
– Вот! Думаете, вы один такой? Так, может быть, будет лучше, если постоялец отеля прочтёт хоть страницу самой умной книги, придуманной человечеством?
– С Библией я согласен. А сколько рекламного мусора в номере? Вы тоже предлагаете его читать?
Ардашев доел кусок сыра, вынул из кармана небольшой жёлтый листок и протянул помощнику.
– Вот, взгляните-ка, какую жемчужину я вчера отыскал в так называемом рекламном мусоре. На мой взгляд, это нам может здорово пригодиться.
– Что это? – недоверчиво спросил Войта, разглядывая кусок бумаги.
– Это реклама Агентства газетных вырезок. Как раз туда мы с вами и отправимся после завтрака.
– А зачем? – закурив «Лаки страйк», поинтересовался Войта.
Клим Пантелеевич допил кофе и пояснил:
– Помните, лейтенант Нельсон упомянул, что 5 октября, в день прибытия золота на «Балтиморе», в Нью-Йорке был застрелен лидер профсоюза докеров Бруклинского порта Мэтью Хилл?
– Конечно! Его продырявили из МП-18 Шмайссера.
– Верно. Надеюсь, вы не забыли, что за нами была слежка, когда мы направились в контору мистера Баркли?
– Ну да. Вы ещё сказали, что в дело вмешалась какая-то третья сторона.
– Вот-вот. И это, как вы понимаете, никак не полиция.
– Допустим. А зачем нам газетные вырезки?
– Скоро узнаете.
– Господи! Вы опять говорите загадками!
– Терпение, мой друг, терпение. Вижу, что вы уже закончили завтрак, и потому предлагаю прямо сейчас проехать по адресу, указанному в этом буклете. Судя по карте, дорога в даунтаун[53] не займёт много времени. На этот раз мы воспользуемся Нью-йоркским метрополитеном. Его тут называют subway[54].
– А что, если Баркли кинется нас искать?
– Это может случиться лишь после обеда, потому что вчера он явно перебрал спиртного, и ставлю сто против одного, что сейчас миллионер мучается головной болью и пьёт аспирин. К тому времени, как ему полегчает, мы уже вернёмся.
Затушив сигарету, Войта поднялся.
– Что ж, я готов.
– Тогда вперёд, друг мой, вперёд!
II
В Мидтауне[55] Войта невольно остановился перед музыкальной витриной «говорящей машины Грэма». Звучала популярная песенка «Моя маленькая Бимбо на бамбуковом острове». Мордочки собачек казались живыми и держали в зубах патефонные пластинки звукозаписывающей компании Victor Records с джазовыми хитами прошлого месяца: «Всегда о тебе я нежно мечтаю», «Сонный малыш» и «Мы провалились в бездну любви».
Войдя в метро через павильон, напоминающий элегантную беседку, детективы купили жетоны в специальном автомате и миновали турникеты. Стоимость проезда до любой станции составляла пять центов. Эскалатор помог добраться до платформы, где располагались разнообразные киоски. Ардашев, купив «Нью-Йорк дейли ньюс» и «Нью-Йорк таймс», принялся читать, но через несколько минуту раздался грохот, и в туннеле показался свет. Интервал между прибытиями поездов составлял десять минут.
Попав в вагон, Клим Пантелеевич обратил внимание на весьма симпатичную даму в форменной одежде с надписью: «Охрана метро». Её строгий внешний вид будто говорил: «Со мной лучше не связываться». Война только недавно закончилась, и ещё сотни тысяч женщин продолжали занимать профессии сильного пола. Людей было немного, и сам вагон отличался новизной и необыкновенной чистотой. Пахло лаком и свежим деревом. Во всю длину располагались удобные, мягкие, оббитые коричневой материей сиденья. Пол был устлан специальным покрытием, скрывающим шум обуви. Электрическое освещение создавало ощущение ясного дня.
Усевшись, Ардашев вновь развернул газету. Бульварная газетёнка «Нью-Йорк дейли ньюс» сообщала, что остров Слёз[56] у Нью-Йорка переполнен приезжими выходцами из других стран настолько, что представитель пароходных обществ вынужден был предупредить: на 1921 год все места пароходов абонированы, несмотря на то что, по данным иммиграционной службы, в США рвутся около трёх миллионов итальянцев и столько же поляков. На второй странице рассказывалось, что «сто пятьдесят любителей радиотелеграфа будут состязаться в перехвате сообщений из Британии. Они будут ловить слова, отправленные через Атлантический океан. Связь будет осуществляться на двухсотметровых волнах, которые будут передаваться с любительских станций в Саутгемптоне в восемь часов пополудни двадцатого октября. Проведение состязания пройдёт под покровительством нобелевского лауреата, изобретателя радио мистера Маркони, проживающего на борту собственной паровой яхты Elettra длиной двести двадцать футов[57] и стоящей сейчас на причале Саутгемптона. Это судно учёный купил на аукционе в прошлом году, модернизировал и переоборудовал в плавучую лабораторию. Она стала для него не только домом, но и местом работы… Патруль береговой охраны США застрелил четырёх контрабандистов и арестовал три паровых катера и два парусника с нелегальным грузом шотландского виски стоимостью почти в миллион долларов… Пикантное происшествие разыгралось на днях в одном из кинотеатров на Бродвее. Швейцар обратил внимание на одинокого господина, в отчаянии заламывающего руки у входа. Он задал вопрос: „Сэр, не могу ли я вам чем-нибудь помочь?“ Незнакомец попросил воды. Швейцар принёс. Осушив стакан, джентльмен честно признался, что по окончании сеанса собирается застрелить одну неверную парочку, находящуюся на просмотре фильмы, – свою жену и её любовника, – и тут же продемонстрировал заряженный барабан кольта сорок пятого калибра. Швейцар не стал дожидаться трагедии и сообщил директору синематографа о ревнивом муже. На минуту в зале зажгли свет, и управляющий сообщил зрителям о находящемся у входа Отелло. Он посоветовал желающим покинуть залу через чёрный ход сразу после того, как свет потушат. После демонстрации фильма выяснилось, что кинотеатр покинули двенадцать парочек…» «Нью-Йорк таймс» приводила речь Герберта Гувера в Конгрессе Соединённых Штатов, где он призывал оказать продовольственную помощь той части голодающей России, которая находилась под властью большевиков. Во многих губерниях голод уже начал свирепствовать. Он заявлял, что простые люди не должны умирать с голоду оттого, что над ними установлена кровавая диктатура коммунистов. А помочь народу России можно и нужно даже без официального признания советского правительства. «Продовольствие, которое мы хотим направить в Россию, является излишком в Соединённых Штатах. Мы сейчас скармливаем молоко свиньям, сжигаем кукурузу в топках. С экономической точки зрения посылка этого продовольствия для помощи России не является потерей для Америки».
Войта беспокойно ёрзал и покашливал, заглядывая Климу Пантелеевичу в газету. Когда его терпение иссякло, он наклонился и промолвил:
– Простите, что мешаю читать, шеф, но, мне кажется, я знаю, кто такой Морлок.
– Да? – удивился Клим Пантелеевич и повернулся к собеседнику. – И кто же?
– Я убеждён, что Морган Локхид, исчезнувший в пустыне Мохаве, и есть Морлок.
– Вполне возможно.
– Значит, это он упёк нашу красавицу в тюрьму, а потом, присутствуя на суде, написал девятое письмо, согласны?
– Этого нельзя исключать.
– Но ведь и Баркли тоже был в зале. И он не мог не узнать Моргана, так? И почерк его он тоже не признал. Отсюда вытекают три гипотезы: первая – девятое письмо написал не Морган Локхид, тогда Морлок и Морган Локхид – разные лица, вторая – письмо написал Морган Локхид, который и есть Морлок, но Баркли не хочет это признавать, и третья… – Войта наморщил лоб и выпалил: – Письмо изготовил Баркли, он и есть преступник, и никакого Морлока на самом деле не существует. Он – выдумка Баркли.