Бармен с опаской посмотрел на приближавшихся к нему двух незнакомых джентльменов в шляпах и пальто и убрал под прилавок початую бутылку спиртного.
– Нам по рюмке «Мартеля», – сделал заказ Клим Пантелеевич.
– К сожалению, сэр, в стране сухой закон и мы не можем его нарушать.
– Что ты мелешь! – вмешался незнакомец. – Угости людей. Ты же мне только что наливал. Ты не видишь, что это иностранцы?
– Простите, джентльмены, – исправился бармен, – я думал, что вы копы. Только сейчас понял по вашему акценту, что вы русский.
– О! Русский? Большевик? Друг Ленина и Троцкого? На кой чёрт, красный, ты сюда припёрся? Собрался революцию устраивать? – с неприязненным прищуром выговорил нетрезвый француз, глядя на Клима Пантелеевича.
– Вообще-то, большевики взяли пример с любителей лягушачьих лапок, распевающих «Марсельезу» и «Интернационал», устроивших у себя кровавую бойню, названную ими Парижской коммуной, – сухо заметил Ардашев на французском и, глядя на собеседника немигающим взглядом, добавил: – У меня нет ни малейшего желания вести с вами дискуссию. Не будет ли с моей стороны самонадеянностью просить месье больше не открывать рот?
– Надо же, какое хамство! А с виду вполне приличный человек, – обиженно пробубнил соотечественник Людовика IV и, взяв стакан, потащился на другой конец барной стойки.
– Ого! Вы настоящий ковбой! – восхищённо заметил бармен, подавая две рюмки «Мартеля».
– А вы, я вижу, неплохо разбираетесь в французском.
– Двадцать лет тут работаю. Не хочешь, а всё равно научишься кудахтать на разных языках.
Выпив коньяк, Ардашев выудил из портмоне десять долларов, положил на стойку и придвинул к бармену.
– Мне нужна ваша помощь. Я ищу человека, который называет себя весьма странным именем – Морлок. Ещё летом в бар пришёл конверт для него. И он его забрал. Вы его передавали?
– Сэр, скажу честно. Мне дали десять долларов за передачу конверта и ещё десять за молчание. Поэтому я продолжу этот разговор, если получу вдвое больше.
Клим Пантелеевич добавил пятьдесят долларов. Убрав купюру с прилавка, бармен воззрился на гостя и маслянисто-вежливым голосом пропел:
– Я к вашим услугам, сэр.
– Как выглядел человек, получивший конверт?
– Да ничего особенного. Среднего роста, лупоглазый такой. Правую руку он держал в кармане. Расплачивался левой. Было видно, что ему это доставляло неудобство.
– У него были усы или борода?
– Нет. Типичный клерк, белый воротничок.
– Он говорил с сан-францисским диалектом?
– Я этого не заметил. Он был немногословен. Взял письмо. Дал десять долларов, потом сказал, чтобы я не болтал лишнего, и протянул ещё столько же. А перед этим, несколькими часами ранее, появился мальчишка, курьер. Он спросил, не было ли конверта для мистера Морлока. А мне как раз это письмецо и принесли. Я ответил, что пусть получатель сам и явится. Да и что это за манера слать письма не по домашнему адресу, а в бар? Я сразу почувствовал, что дело нечисто, но, как вы понимаете, денег много не бывает…
– Больше вы его не видели?
– Нет, сэр.
– Сколько с меня за коньяк?
– Нет-нет, вы за всё заплатили сполна.
– Благодарю, – кивнул Ардашев.
– И вам удачи, сэр, – проронил бармен, провожая посетителя уважительным взглядом.
Семеня к выходу за Ардашевым, Войта спросил:
– А что вы ответили на французском тому наглому типу?
– Я пожелал ему здоровья.
– По его лицу я бы этого не сказал, – с сомнением проронил бывший пражский полицейский, и на его лице промелькнула обида.
– Забудьте, – изрёк Ардашев. – Нам надо срочно протелефонировать Баркли, его жизнь в опасности.
– А что случилось?
– Объясню позже.
В холле отеля Клим Пантелеевич воспользовался телефоном. Когда его соединили с нью-йоркской конторой San Francisco JBank, частный детектив выговорил в трубку:
– Это Ардашев. Мистер Баркли в офисе?
– Будет через несколько минут.
– Вы получили сегодняшнюю почту?
– Только что принесли, сэр. Мы ещё не начинали её разбирать.
– Нет ли там письма из Стокгольма?
– Есть, сэр, но не письмо, а бандероль.
– Не трогайте её до моего приезда. Я уже выезжаю.
– Хорошо, сэр. Мы ждём вас.
Клим Пантелеевич повесил трубку и, повернувшись к Войте, сказал:
– Едем на Мэдисон-авеню.
– А что стряслось?
– Не торопитесь, друг мой. Скоро вы всё узнаете.
Таксист, дежуривший у отеля, домчал детективов до конторы банка за четверть часа.
Баркли уже был на месте. Увидев частных сыщиков, он поднялся с кресла и сказал радостно:
– Могу вас обрадовать. Пришли документы от Крафта. Правда, секретарь мелет какую-то чушь… Говорит, что вы запретили их распечатывать. Но там обратный адрес совершенно точный. Жаль, что из Берлина пока ничего нет.
– Где посылка?
– Да вот она, – он указал на письменный стол. – Я уже собирался её открыть, но пришли вы.
Ардашев взял в руку бандероль, обёрнутую серой почтовой бумагой и перетянутую шпагатом. На ней были наклеены марки и стояли почтовые штемпели. С правой стороны красной типографской краской было помечено: «Открывать здесь». Обратный адрес был указан химическим карандашом и печатными буквами.
– У меня только один вопрос: если бумаги отправлены из Швеции, то почему на бандероли приклеены американские марки? А штемпели? На них указаны даты прошлого года.
– Вот как! – воскликнул Баркли. – А я этого и не заметил.
– Мне нужна комната с самыми крепкими стенами. Лучше небольшая, и желательно без окон. Есть такая?
– Архив. Угловое помещение. Небольшое окошко под самым потолком. Но там не развернуться. Везде полки с отчётами, почтой и прочим делопроизводством. Там полно журналов моей жены. Марго не разрешает их выбрасывать, а дома хранить не хочет. У неё сенная лихорадка на книжную пыль. Вот я и вожу их в офис, как настоящий подкаблучник.
– Проведите меня туда.
– Хорошо, но зачем?
– Мне надо вскрыть бандероль. Я подозреваю, что внутри – бомба.
– Господи, помилуй! – пробормотал банкир. – Хорошо. Идёмте.
Архив и впрямь был совсем небольшой и располагался в другом конце коридора.
Клим Пантелеевич осмотрелся и, держа в руках бандероль, сказал:
– Я прошу всех покинуть соседние кабинеты. Эвакуируйте людей. Желательно без паники. Операционный зал может продолжать работать. Мистер Баркли, можете вернуться к себе. Прошу всех удалиться.
– Шеф, я с вами! – возразил Войта.
– Нет, Вацлав, уходите. И дверь прикройте плотнее.
Частный детектив опустил свёрток на стол. Он вынул перочинный нож и острым, как бритва, лезвием надрезал бумагу с противоположной стороны от надписи: «Открывать здесь». На всякий случай он старался не повредить бечёвку, перетягивающую почтовое отправление, поскольку она могла быть прикреплена к взрывателю. Части обёрточной бумаги детектив аккуратно удалял руками. Минут через пятнадцать бандероль была раздета, и её потроха открылись. Ардашев не ошибся. Это была бомба, помещённая в своеобразный деревянный пенал размером с книгу, начинённую двумя динамитными брусками. К ним прилегал капсюль с детонатором, прикреплённый к флакону с какой-то жидкостью и спиральной пружиной, находящейся в сжатом положении.
Оставив адскую машину на столе, Клим Пантелеевич вынул носовой платок и вытер пот со лба. Он сел на стул, перевёл дыхание и огляделся. Пахло пылью и мышами. На полках, как и говорил Баркли, хранились рабочие папки и разного рода журналы: American Woman, Woman's Home Companion, Ladies' Home Journal, Woman's World и National Geographic. Пожалуй, только последний мог заинтересовать представителей обоего пола. Все остальные – исключительно для женщин. Частный детектив принялся пересматривать журналы, издаваемые Национальным географическим обществом, и заметил, что один за них – № 9 за 1914 год – был самым зачитанным. Почти половина этого журнала была посвящена пустыне Мохаве. Некоторые фотографии были цветными, но большинство – чёрно-белыми. Кое-где на полях стояли галочки, сделанные карандашом, а в некоторых местах были подчёркнуты строчки. Вернув издание на место, Ардашев вышел в коридор. В дверном проёме, как в картинной раме, с неизменной сигарой во рту стоял Баркли. У него из-за спины выглядывал Войта.
– Слава богу, шеф, с вами всё в порядке, – проговорил помощник.
– Ну что там? – нервно осведомился банкир.
– У вас есть телефон лейтенанта Нельсона?
– Да, он оставил визитную карточку.
– Сообщите ему, что вам прислали бомбу в посылке. Пусть приедет вместе со специалистом и обезвредит её.
– Это опять Морлок? – свирепо выкатив глаза, прошипел миллионер.
– Угадали.
Баркли швырнул на пол остатки сигары и, растоптав её каблуком, с яростью воскликнул:
– Если он попадётся мне в руки, от него останется столько же, сколько от этого окурка.
– Не сомневаюсь. А не подскажете, где есть поблизости заведение, нарушающее prohibition. Я бы с удовольствием пропустил стаканчик-другой виски.
– Что вы! Дорогой мой! Вам совсем незачем ходить по всяким забегаловкам, где разливают самогон, чёрт знает из чего сделанный. Вы только что спасли мне жизнь. Давайте дождёмся полицейских, пусть они заберут эту адскую машину. После этого мы отправимся праздновать ваш подвиг по-настоящему, так сказать, с огоньком! Ведь вы рисковали жизнью ради меня. А пока раздевайтесь, и я угощу вас и мистера Войту отличным «Джеком Дэниэлсом». В моём баре этот нектар не переводится. Прошу!
II
Лейтенант Нельсон появился так быстро, словно расстояние от полицейского управления до офиса банка San Francisco JBank он преодолел на аэроплане и в районе Мэдисон-авеню выпрыгнул с парашютом.
В кабинет Баркли он вошёл не один, а в компании с другим копом и как раз в тот момент, когда банкир плеснул в стаканы вторую порцию виски.
– Ага! – рассмеялся лейтенант. – Пойманы с поличным!
– Пока, слава богу, за употребление алкоголя ещё не догадались ввести ответственность, – вымолвил миллионер. – Вам налить?