— Что, птичка моя? Что ты такая нерадостная?
— Ванечка… Я не знаю, как я тут буду жить…
Денис не понял.
— В смысле?
— Ты пойми… Я не могу это платье одеть, оно не прокипячённое и не проглаженное, и там… Там, Ваня, вши.
Она судорожно вздохнула.
— Я не смогу спать в своей кровати — там клопы. Я не смогу есть то, что Глафира приготовит — она же руки с мылом не моет перед тем как кухарить… Про туалет я уже не говорю — это полный кошмар… А как ты меня будешь вечером мыть?
Варя прижалась к Денису, её потряхивало.
— Ванечка, я не хочу тут жить. Я не могу тут жить… Ой. Мне плохо.
Денис подхватил слабеющую женщину, посадил в кресло.
— Посиди секундочку.
Повернулся и открыл барсетку, что принёс с собой из будущего.
— Вот, держи, — он протянул ей маяк, — отправь всех по домам. А мы с тобой сходим к Рыжову, обсудим эту ситуацию.
Громко сказал в сторону двери.
— Глашенька, принеси кваску или морсу!
— Нет! — испугано вскинулась Варя, — ничего не надо! Спасибо, ничего не надо. Глашенька, сегодня у тебя неделя. Иди домой, отдохни.
— Да как же так, — возмутилась вошедшая Глафира, — я же только собралась опару поставить…
— Спасибо, Глашенька, не надо сегодня. Ступай домой. Возьми детишкам сахару и изюму, пусть порадуются.
Глафира, подняв одну бровь, с большим подозрением посмотрела на Ивана, пожала могучими плечами.
— Ну, ладно. До завтрева.
И повернулась уходить. Гагарина остановила.
— Глаша, о том, что видела — молчи. Промолчишь — будет тебе награда.
Глаша согнулась в поклоне.
— Сделаю, матушка.
И ушла.
Денис спросил Варвару:
— Варенька, ты позавтракаешь? Давай я яичницу пожарю.
Варя сидела с абсолютно убитым видом. Прошептала.
— Ну, пожарь.
И Соколов пошёл жарить яичницу и ставить самовар.
Накрыли стол в кабинете. Как-то там уютнее. И, в процессе завтрака, поговорили.
— Я не знаю, что мне делать, — говорила Варвара. — Я же понимаю, что «та» жизнь не для меня… Но и «эта» жизнь теперь не для меня.
Она посидела, закрыв глаза.
— Ваня, я не эгуисте, мне не… — она произнесла в нос, — эндиферонт, что произойдёт с моим поместьем, с моими людьми. Я, как бы то ни было, за них отвечаю. Но… Боже, как мне плохо!
Денис уговаривал, как ребёнка.
— Варенька, я тебя прошу, не надо переживать. Ты делаешь трагедию из простой и разрешимой ситуации.
Гагарина продолжала охать и вздыхать.
— Вчера, я подумала… Поняла… Что вот это — моя судьба, вот здесь я должна жить, вот в этом доме, с этими людьми. И мне стало страшно. Невыносимо страшно. Если бы ты не пришёл, я бы руки на себя наложила.
Он обнял женщину.
— Ну-ну. Не пугай меня. Не надо «руки»-то. Давай всё спокойно обсудим. Всё будет так, как ты хочешь.
Варя отложила вилку, встала и прижала к себе Дениса.
— Как хорошо, что ты у меня есть. Как хорошо…
Так они замерли обнявшись. На минутку.
Варя отстранилась, вздохнула, села на место.
— Что ты собираешься делать?
— Я собираюсь отправить тебя к Бетти, купить в Вадуце дом, и там ты будешь жить нормально. Одно «но». Я заберу туда мать. Я не могу её бросить.
— А как же поместье? Это же… это Серёжина память.
— Разбрасываться поместьями нельзя. Сделаем кое-какие изменения, построим что-нибудь эдакое. Научим Франца — пусть работает. И будем время от времени наезжать, проверять, поправлять. И всё будет нормально. Не расстраивайся, Варенька. Всё будет хорошо.
Входная дверь грохнула.
Варвара и Денис напряглись. В коридоре крикнули задыхающимся голосом.
— Ваня! Ванечка!!
Денис выскочил из гостиной. Подхватил не держащуюся на ногах женщину.
— Я здесь, мама. Что случилось?
— Где Ваня?
— Здесь, мама, здесь. Что стряслось?
Варя тоже вышла в коридор.
— Мария, что случилось? Что за крик?
Мария поползла на коленях к Гагариной.
— Варвара Ильинична, мой-то мужиков сбаламутил. Поехали в церкву к иерею Аркадию. Хотят Ванечку отлучить. Говорят, в него бес вселился. А-а-а!
Она заливалась слезами.
Денис поднял её, повёл в кабинет, усадил на стул.
— Мам, успокойся, — Мария с испугом посмотрела на него, — ничего страшного не произошло. Ну, подумаешь — отлучат от церкви, что такого-то.
— Да как же не страшно-то?! Как не страшно?! А как жить-то, отлучённому? — И снова — А-а-а!
— Варя, — растерянно обратился Денис к Гагариной.
Та подошла к плачущей женщине, достала платок, вытерла слёзы.
— Давно уехали?
— Только что… Матушка, а где Ваня? Сбежал никак?
Варя распрямилась, указала на Дениса.
— Да вот он.
Та долго и сосредоточенно смотрела в лицо Соколову. Потом отстранилась и прошептала.
— Ваня?…
Дверь снова хлопнула, в гостиную влетела Глаша.
— Варвара Ильинична, Беда! Мужики к иерею поехали, жалиться.
И тут Варвара взяла ситуацию под своё управление. Она закомандовала.
— Так, Ваня, ссорится с церковью нам не нужно. Поэтому всё сделаем правильно. Иди побрейся. Есть чем?
— Да. Я прихватил одноразовое.
— Вот и ступай. Глаша, а есть чем у нас угостить дорогого гостя?
— Пироги вчерашние с капустой, с яйцом и луком. Булочки…
— Достань грибочков, залей сметаной. Огурчиков солёных кружочками порежь. Редечки натри и тоже сметанкой залей. Штоф водки поставь на лёд. Рюмочку Серёжину любимую, серебряную приготовь. И поднос, тот который с ирисами.
Она залезла в наряд, что принесла Глафира. За полгода, которые провела в Вадуце, Варя похудела, и натянула платье прямо поверх джинсов и кофточки.
Вошел Денис.
— Готово… Мам, глянь, как я.
Мария наконец-то узнала сына.
— Ваня, что с тобой сталось?
Она держала его лицо в рука и внимательно рассматривала его.
Варя остановила романтику.
— Погоди, Мария. Ваня, пошли. Надо тебя одеть.
В спальне она вытащила из одного сундука темно-зелёный костюм.
— Одевай.
Посмотрела на то, как Денис вертит в руках одежду.
— Давай я помогу. Футболку оставь. Натягивай чулки. Теперь илоты… Штаны, штаны вот эти. Натягивай.
В конце-концов Соколов забрался в одеяние. Осмотрел себя, подошёл к зеркалу. Выглядело забавно. Помпезный костюм с галунами и тяжёлые туристические ботинки на белые гольфы.
Варя похлопала его по спине.
— Будешь моим лакеем. Вот парик. Примерь. Я всё хотела выбросить, да жалко. Пригодилось. Ну не смотри так, нет у меня больше ничего в твой размер. Пошли.
Вернулись в гостиную. Там уже стояли Захар и Франц Карлович.
Глафира посмотрела на Дениса, прыснула.
Варя строго на неё посмотрела.
— У меня теперь будет свой ливрейный лакей. Могу я позволить себе такую прихоть?
Все закивали как кони.
— Конешно, матушка. Воля ваша. Как скажете.
— Отлично. Франц Карлович, что у вас намечено на сегодня.
— Съезжу на левый берег, проверю покосы и огороды. Если земля прогрелась, надо садить морковь, репу и чеснок.
— Хорошо. Ступайте. А ты, Захар?
— Я конюшню поправлю. До вечера работы хватит.
— Замечательно. Иди.
Гагарина проводила инструктаж.
— Приедет иерей Аркадий. Вернее всего — он будет один. Ваня, к нему надо обращаться «ваше преподобие». Встретишь на крыльце, встанешь на колени. Понял?
— Понял, конечно.
— Глаша и Мария знают что делать. А ты должен идти впереди и открывать двери. И кланяйся, кланяйся. Понял? В глаза священнику не смотри. Это тебе не ровня. Скромно смотри в пол, склонив голову. Нам не нужны неприятности. Прояви свой актёрский дар.
— Угу, — кивал Денис.
— Пригласит на исповедь, — особо тупым не прикидывайся, но и не умничай.
Прошла в гостиную.
— Ладно. Всё. Сидим, пьём чай. Ничего не знаем. Глаша, давай самовар.
Гагарина и Мария взяли пяльцы и что-то вышивали. Глаша гремела кастрюлями на кухне. Денис сидел на табуреточке в углу.
Во дворе загомонили. Варя встала.
— Началось… Ваня — на крыльцо.
Вышли на веранду. За оградой из телеги выбрался поп. В сопровождении нескольких крестьян он шёл к усадьбе шагом отставного рекрута. В чёрной рясе и в скуфии, в руках держал чётки и какой-то томик. Худощавый такой, высокий, чернобородый с проседью. Глаза умные, взгляд спокойный.
Подошёл к крыльцу. Все бухнулись на колени. Варя попросила.
— Благословите, ваше преподобие.
Тот перекрестил склонившиеся головы.
— Благословляю вас, дети мои. Встаньте.
Все подошли поцеловать ручку.
Варвара шагнула в сторону, пропуская вперёд Глашу с поносом. На подносе рюмочка, три тарелочки. С грибочками, с огурчиками и с редечкой.
Поп перекрестился, огладил бороду, взял рюмку и с достоинством опрокинул её в себя. Подцепил вилочкой кружок огурчика.
— Благодарствую, храни вас Бог.
— Проходите, ваше преподобие, — засуетилась Гагарина, — проходите. Позавтракаете.
— Я уже.
Поп прошёл в гостиную.
Сопровождающие его крестьяне двинулись было следом, но поп рявкнул.
— Куда! Стойте тут!
Денис шёл перед ним, открыл двери, подставил стул, низко поклонился. Священник сел, остальные стояли.
Поп обратился к Варваре.
— Варвара Ильинична, ты, наверняка, удивлена моим приходом.
— Ах, батюшка, есть некоторое удивление, но и радость в душе тоже есть. Хотелось, чтобы вы почаще ко мне заходили. Я-то в церковь хорошо, если три раза в год выберусь. Всё — дела, всё — дела. Да и далеко.
— Знаю, что ты пожертвовала церкви уже много раз. Это похвально. Но я к тебе, Варвара Ильинична, по другому делу. Пришли ко мне твои крестьяне с жалобой. Говорят — ты привечаешь юношу, в которого бес вселился. Люди они, конечно, тёмные — приврут, глазом не моргнут. Но я должен прислушаться, уж не обессудь. Недовольство холопов может обернуться в бунт.
Варя стояла с раскрытым ртом. Потом, весьма артистично «справилась» с изумлением.