— Хватит лекций, — Герман поморщился.
— Действительно, хватит, — Фридрих кивнул. — Полагаю, в серьезности моих намерений вам нет причин сомневаться.
С этими словами он слегка тронул носком лакового ботинка безжизненное тело баронессы.
— Даю вам две минуты на размышление, — продолжил он. — После этого, боюсь, безопасность и жизнь мадемуазель я не смогу гарантировать.
И Герман стал думать. Но, конечно, не о том, как бы отдать Фридриху револьвер и вступить в эту его секту, а о том, как бы выпутаться из этой ситуации. В лесу, неподалеку от поместья, ждал арестный взвод жандармов. Подать им сигнал Ермолова должна была при помощи магии, и теперь уже не подаст — это господа культисты ловко сделали. Первым делом нужно ее как-то освободить, но как? Усыпить бдительность вампира? Этакого, пожалуй, усыпишь…
— Целую операцию вы, я гляжу, провели ради одной только моей особы, — Герман кивнул в сторону стоящих с безразличным видом лакеев.
— О, не преувеличивайте вашу ценность, господин жандарм, — ответил Фридрих, усмехнувшись. — Все это затеяно не ради вас. Собственно, я и не знал, что вы здесь окажетесь. Но раз уж оказались — грех не воспользоваться случаем.
— А ради чего тогда все это?
— Много будете знать, корнет, скоро состаритесь. Да и времени нет рассказывать — он демонстративно достал из кармана золотистую луковицу часов и открыл крышку.
Герман решил, что нужно попытаться. Уставшая правая рука сейчас уже чувствовалась значительно лучше. Сделав глубокий вдох, он ощутил легкое течение силы от головы к пальцам. Значит, «шпага» должна еще работать. Просто выбросить руку вперед и…
Раздумывать было некогда. Еще секунда, и вампир поднимет взгляд от часов. Осталось не больше минуты от времени на размышление. Сейчас или никогда.
Герман быстро выпрямил руку, сжав пальцы в щепоть. Сияющий клинок устремился вампиру прямо в переносицу. Устремился — и остановился в дюйме от его лица, упершись в нечто почти невидимое. Вампира словно окружил прозрачный кокон, и по нему зазмеились от места, в которое ударил луч, тонкие черные линии. Секунда — и шпага погасла, а Герман почувствовал в руке ноющую боль. Еще секунда, и Фридрих резким ударом сбил его с ног.
Перед глазами Германа брызнули искры, во рту появился солоноватый привкус крови. Еще мгновение спустя он почувствовал железные холодные пальцы, сомкнувшиеся на его горле.
— Вы, кажется, не поняли, молодой человек, — прошипел голос Фридриха. — Я готовился к этой операции целый год. У меня сила, которой не имел, возможно, ни один вампир, по крайней мере, с тех пор, как мы обосновались в этом мире? Представляете, сколько крови нужно было для этого выпить? Кстати, ваше хваленое ведомство совершенно не ловит мышей. Но это в сторону — главное, что такой сопляк, как вы остановить меня не сможет. Все, финита ля комедия. Вы либо отдаете мне вещь прямо сейчас, либо я обыскиваю ваш труп.
— У меня… ее здесь нет… — прохрипел Герман. — Она… в надежном месте.
— Тогда мы с вами отправимся в надежное место. Как только я завершу свои дела здесь.
— И много… осталось дел?.. — спросил Герман. Пальцы слегка разжались, и он смог глотнуть воздуха. Вампир не выглядел сильнее его, по крайней мере, физически, но отчего-то чувствовалось, что сбросить его Герман не сможет. Было в этом захвате нечто, что заставляло почувствовать настоящую силу, не ту, что заключена в мускулах, но от этого не менее реальную.
— Дел осталось всего ничего, — произнес Фридрих, отпуская его горло и поднимаясь на ноги. — Вот, кажется, все уже и готово.
При этих словах на сцене появилось новое действующее лицо — в беседку вошел евнух-дворецкий. Ни секунды не смущаясь, он перешагнул через тело баронессы, даже не взглянул на закованную в наручники Ермолову и подошел к вампиру, что-то проговорив ему на ухо. Фридрих кивнул и произнес:
— Через десять минут все должны быть на позициях. И начинайте.
Тот вскоре исчез, и вампир обратился вновь к Герману:
— Видите ли, молодой человек, наша бедная Аглая не признавала крепостных и предпочитала обходиться нанятыми людьми. И это была ошибка с ее стороны: крепостному помещик всегда может залезть прямо в голову и если не прямо прочесть его мысли, то хотя бы почувствовать его отношение. Это, конечно, ужасно мерзко, но с их точки зрения — весьма удобно. Собственно, и считывать отношение необязательно, потому что крепостной любит своего барина просто рефлекторно. Испытывает к нему щенячью привязанность. В случае же с нанятым лакеем никогда не знаешь, что у него на самом деле на уме. Не является ли он, к примеру, поклонником какой-нибудь социальной теории, предписывающей необходимость уничтожения аристократии и заменой ее лучшими представителями третьего сословия? Вот как, к примеру, Михаил Пафнутьевич, дворецкий, которому покойная Агнесса так доверяла.
Он развел руками, дескать, жизнь очень сложная штука, и хотел, было, добавить что-то еще, но в следующее мгновение один из лакеев, стоявших позади него, издал сдавленный крик и рухнул на траву. Брызнула кровь, испачкав белые гамаши вампира и его трость. Лакей забился на земле и только в этот момент Герман заметил, что его шея располосована мощными когтями. На звук обернулся Фридрих, но к этому моменту на земле уже находился и второй лакей, доставший револьвер, но не успевший его применить.
Существо, которое за считанные секунды справилось с двумя крепкими мужчинами, напоминало человека лишь весьма отдаленно. Бледная, почти белая кожа, неестественно длинные руки, а на них огромные черные когти. И чуть вытянутая зубастая пасть.
Тем более неожиданно было осознать, что перед ним баронесса. Похоже, Фридрих оказался слишком самоуверен, решив, что она мертва окончательно. И теперь ему предстояло за это поплатиться.
— Я тебе, сука, покажу покойную Агнессу! — прошипело существо едва различимым, нечеловеческим голосом и бросилось на своего несостоявшегося убийцу.
Следующая пара минут слилась для Германа в сплошную череду ударов, рычания, оскаленных зубов и воя. Осознав опасность, Фридрих тоже мгновенно перевоплотился, но существо, которым он стал, больше напоминало огромное черное насекомое с неответственно вытянутой головой, а каждая рука его заканчивалась огромным загнутым когтем размером с короткий меч.
Два вампира сошлись в чудовищной схватке, оба действовали неестественно быстро, Герман думал лишь о том, как бы спасти Ермолову, которая еще в самом начале этого боя, ударенная по ногам, не удержалась на них и повалилась на постеленное возле скамейки ложе.
Герман попытался оттащить ее подальше, но получил черным когтем по руке и отскочил, рефлекторно сжав рукой рану. Ничего страшного, царапина.
В следующее мгновение он увидел, как черное существо теснит отчаянно отбивающуюся баронессу к краю беседки. Герман попытался воспользоваться этим, атаковав вампира со спины, но тот вовремя заметил его маневр и выбросил в его сторону неестественно длинную двусуставную ногу, ударив в колено и заставив Германа повалиться на пол беседки.
Еще несколько секунд и все было кончено, тело баронессы с располосованной огромным когтем грудью лежало на земле. Но и Фридриху эта схватка дорого стоила. Начав превращаться в человека, он повалился на колени, словно от смертельной усталости. Черная густая кровь стекала у него по ногам и по лицу. Пару секунд он стоял на коленях, словно не в силах пошевелиться и, кажется, готов был повалиться лицом на пол.
Герман понял, что это его шанс добить чудовище. Вскочив на ноги, он хотел уже было вновь призвать шпагу, но Фридрих, видимо, собрал уже посление силы, бросился к как раз пытавшейся неуклюже подняться в наручниках Ермоловой, рывком дернул ее за ворот туники вверх, и его правая рука, которая еще недавно была единым черным когтем, оказалась возле ее шеи, теперь сжимая неизвестно откуда взявшийся чуть изогнутый нож.
— Спокойно, молодой человек, спокойно… — проговорил Фридрих, тяжело дыша. На лице его в двух местах зияли алые раны от когтей. Левая рука в разорванном рукаве висела безжизненно, но пальцы правой крепко сжимали рукоять ножа.
— Чего ты хочешь? — спросил Герман. — Если ту вещь, то я повторяю: у меня с собой ее нет. Ты можешь легко убедиться, что я не вру: в этом клоунском костюме ее и положить некуда.
Он провел руками по своему костюму гладиатора, который и так-то не имел ни карманов, ни иных укрытий, а теперь еще и был сильно поврежден: кожаная портупея висела на последнем лоскуте, декоративная тонкая серебряная цепочка вдоль нее тоже лопнула и теперь некрасиво свисала.
— Боюсь, уже поздно, — проговорил с трудом Фридрих. — Некогда нам с вами разъезжать за вашей вещью. Обойдусь и без нее. Просто стойте и не двигайтесь. Не вздумайте никуда бежать.
— Потому что сейчас начнется, да? — спросил Герман. — Сейчас ваши лакеи начнут убивать гостей вечера?
— Совершенно верно, — осклабился вампир. — Вы догадливый молодой человек. Жаль, что вы не на правильной стороне. За вашу догадливость я сохраню жизнь мадемуазель. Может быть. Если вы не будете мешать свершению неизбежного.
— Но зачем?
— Затем, что настает будущее, корнет. И в этом будущем нет места прогнившей аристократии. Всем этим изварщенцам, которые собрались сюда предаваться свальному греху. Вам их жалко? Мне — ничуть. Тех, кто стоит на пути у будущего, оно раздавит и покатится дальше, словно колесница Джаге…
Он не успел договорить. Герман рванул серебряную цепочку так, чтобы та, повинуясь инерции, выстрелила вперед и захлестнулась на руке Фридриха. Тот отчаянно взвыл, затряс пальцами, из которых тут же вывалился нож, а Герман, не давая ему опомниться, призвал сияющую шпагу, которая впилась вампиру прямо в глазницу. Тот захрипел и рухнул на пол беседки, рядом с телом баронессы, которое тоже уже успело перевоплотиться в человеческое и сияло теперь ослепительной бледной наготой, перечеркнутой черными ранами.
Следующим движением Герман ударил шпагой в цепь, сковывавшую руки Ермоловой. Удар высек сноп зеленоватых искр, после чего цепь разорвалась, а майор тут же хлопнула в ладоши, а затем сжала свои запястья. Это был сигнал — где-то в лесу, который начинался за баронессиным парком, сейчас, получив сообщение по эфирному каналу, пришли в движение две группы жандармов.