Герман носился в этой кровавой неразберихе то туда, то сюда. Пару раз за это время ему удалось найти еще двоих рабочих и тоже присоединить их к своему воинству, однако оно все равно скорее таяло, чем росло. Было ясно, что люди проигрывают битву демонам, и если подкрепление не подойдет прямо сейчас…
Когда в сражении возникла небольшая передышка, рядом с Германом, давно истратившим все патроны, и теперь отбивавшимся дворянской шпагой, снова возникла фон Аворакш.
— Они не могут пробиться! — воскликнула она. — Нужно как-то ослабить скелет, ту штуку в самом центре. Я говорила с главным, тогда они смогут ударить.
— И как ее ослабить?
— Нужно разрушить хотя бы часть. — Но учтите, она крепкая, и там сейчас не протолкнуться от демонов.
— Вы пойдете с нами? — спросил ее Герман.
— Боюсь, у меня нет выбора, — проговорила баронесса, слегка поморщившись. — Мое поместье совсем недалеко отсюда, я не могу позволить, чтобы все это…
Она указала тонкой аристократической рукой на следы побоища и не договорила.
— Тогда вперед, — сказал Герман, а потом заговорил громче, чтобы слышали уже все. — Нам надо пробиться к черной хреновине на площади. Если мы не снесем ее, никакого подкрепления не будет, и мы все здесь погибнем. У вас есть силы, ребята. У нас всех они есть. Вторжение демонов уже было однажды остановлено, а сейчас их куда меньше, чем тогда. Пока еще меньше. Давайте поднажмем, мы не можем допустить… Черт, да просто вперед!
С этими словами он бросился бежать по дорожке к центральной улице со шпагой наголо, больше всего на свете опасаясь, что импровизированная речь никого не вдохновила, и никто за ним не последует. Однако топот ног за спиной сказал ему, что это не так, и когда он достиг улицы, встретив там первых демонов, он был там не один.
Залп чародейных стрел сразил несколько черных фигур, но взамен появились новые. Эти уже были закованы в костяную броню, а предводительствовал ими превратившийся в черного монстра приказчик Монтойя.
Тут баронесса издала нечеловеческий клекот и вновь обернулась тем чудовищным бледным существом, которое Герман уже видел однажды. Некоторые из рабочих отшатнулись и перекрестились, но бежать никто и не подумал. Все, кажется, уже осознали, что бежать некуда.
Фон Аворакш ворвалась в самую гущу тварей, стараясь добраться до Монтойи. Остальные ринулись за ней. Засверкали молнии Тани, с треском врезаясь в наседающих бесов. Заблестела покрытая липкой черной кровью шашка Рождествина, махавшего ей с удивительной легкостью, словно оружие было продолжением его руки.
Продвигаться удавалось медленно, каждый шаг давался с огромным трудом, но цель была не так уж и далеко. Вон они там, за спинами бурых тварей: черные ажурные колонны, поддерживающие тяжелый купол, на вершине которого виднеются сияющие фосфорическим светом те самые «шишковидные элементы».
Еще немного, какие-нибудь несколько десятков шагов, и можно будет уже выстрелить по колонне чародейной стрелой, а то и дотянуться шпагой. Вот только поможет ли это? Не выйдет ли так, что скелет окажется слишком прочным?
Не думать об этом. Ни о чем сейчас не думать, кроме того, что нужно добраться до этих искрящихся разноцветными бликами черных колонн. Добраться и ударить дворянской шпагой, губительной для любых демонических сущностей, да и простое стекло прожигающей без труда.
— Остановитесь, безумцы! — возопил откуда-то из-под земли многократно усиленный голос Пудовского. — Я приказываю вам остановиться! Падите ниц, ибо я отныне ваш владыка!
И некоторые в самом деле остановились в замешательстве. Кое-кто из рабочих повалился на колени, растерянно глядя по сторонам, однако прочие через силу продолжили двигаться вперед и бить, бить, лезущих справа и слева кошмарных существ.
— Вы — ничто! — гремел голос. — Все ваши усилия — ничто! Я — власть! Я — закон! Я — сила! Тот, кто не подчинится мне, погибнет! Кто подчинится, будет бессмертен!
Эти слова будто высасывали силу, тварей же, напротив, наполняли кипучей жаждой боя.
А за спинами их вдруг показалось, закрывая собою пурпурный свет портала, нечто, на первый взгляд похожее на гору, а на второй — на чудовищных размеров жука с гигантскими черным жвалами. Щитомордень. Несколько таких буквально испепелили батарею Бестужева во время исторической битвы на Маныче. И сейчас существо окутывали клубы дыма, не оставлявшие сомнений в его намерениях.
Несколько чародейных стрел ударило в черный панцирь, кажется, не причинив существу ни малейшего вреда. А оно, тем временем, разинуло пасть, внутри которой можно было разглядеть клубящееся пламя.
— Все врассыпную! К стенам! — заорал Герман, и едва успел отпрыгнуть сам, как в то место, где он только что стоял, ударила струю жидкого пламени. Его окатила волна жара, словно из паровозной топки. В нос ударил отвратительный химический запах.
Рядом с Германом прижалось к стене хрупкое тело баронессы. Она с отвращением вытерла с лица выступивший пот.
— Так, сейчас, кажется, придется испачкать прогулочный костюм, — проговорила она, поджав губы. — Вы не представляете, сколько денег я на него потратила…
После этого она махнула рукой и исчезла, а секунду спустя щитомордень издал утробный вой, от которого едва не лопались барабанные перепонки, засучил суставчатыми ногами, поднял голову вверх, выбросив струю пламени. Еще мгновение, и баронесса вновь появилась рядом с Германом, но теперь вся она, с головы до ног была покрыта черной липкой кровью, отчего он едва не принял ее за демона и не ударил шпагой.
— Мерзость… — процедила она. — Тьфу… тьфу… худшее место, где я была в своей жизни.
Щитомордень, между тем, повалился на землю, а ноги его лишь слегка подергивались в последних конвульсиях. Кончики его жвал были теперь всего в паре шагов от Германа, а туша протянулась почти до самого портала.
Герман не стал медлить. Между ним и порталом была теперь только чернеющая туша мертвого щитомордня, и этим нужно было воспользоваться. Он бросился вперед и стал карабкаться по огромной, все еще обжигающе горячей морде вверх, опираясь на выросты в жвалах.
Пробежав по черной шершавой спине, Герман съехал вниз, в самую гущу тварей, кишевшей у самой стойки из черного стекла, и здесь уже оставалось только вытянуть руку вперед и… нет, только не это!
Дворянская шпага ни за что не желала снова появляться, повинуясь движению пальцев. Твари, сперва опешившие при его появлении и бросившиеся в рассыпную, собрались и атаковали, отбиваться же от них он мог только ногами. Клацанье зубов, торжествующий вой нечисти, Герман был уверен, что это последнее, что он услышит в своей жизни, как вдруг одну тварь отбросил назад удар голубой молнии. Таня, вся перепачканная черной кровью, со слипшимися от нее волосами, бежала следом за ним по спине демона.
Еще один удар молнии. Стеклянная колонна слегка оплавилась, но выдержала. Еще один удар, и снова ничего, только дымящийся след на черном стекле. Герман сделал глубокий вдох, закрыл глаза, выкрикнул что-то невнятное, пытаясь собрать внутри себя последние силы. Что заставляет его бороться? Может быть, лучше сдаться и дать Пудовскому построить тот новый мир, которого он жаждет? У Пудовского есть цель, а есть ли она у Германа? Он ведь так и не решил еще. Или решил?
И как только Герман сам ответил себе на этот вопрос, его пальцы со свистом исторгли из себя луч дворянской шпаги, вдвойне яркий в окутавшей все вокруг тьме.
Герман снова вскрикнул. Это было чудовищно больно. Непривычное к магии тело буквально вопило о том, что долго уже не выдержит, а с руки словно сдирали кожу. Но шпага появилась, и Герман взмахнул ею, врубаясь в черную оплавленную колонну.
Секунду ничего не происходило, а затем по колонне с резким противным звуком побежала змеящаяся трещина все выше, выше. Затем черное стекло лопнуло, брызнуло вокруг осколками, вся конструкция накренилась, а пурпурный свет внутри нее замерцал и побледнел.
В тот же миг откуда-то справа, со стороны управления, послышался низкий протяжный вой, в котором слились воедино ярость и отчаяние.
Глаза Германа заливал пот. С трудом разлепив их, он увидел сквозь кровавую пелену, как черный покров над головой источается, и как с неба внутрь него падают сразу три самолетных экипажа. Со стороны улицы послышалось многоголосое «ура!», загремели пушечные выстрелы, а еще мгновение спустя бывшее управление завода превратилось в огненный вихрь. В дело вступила высшая магия, и вскоре все было кончено.
Эпилог, в котором делается предложение, от которого нельзя отказаться
Утро выдалось ясным, и яркие солнечные зайчики заполнили собой богато отделанную приемную с мягкими диванами и хрустальными бокалами на ореховом столике. Герман, очень любивший и солнце, и богатые интерьеры, при других обстоятельствах чувствовал бы здесь себя восхитительно, но сейчас ему не давала покоя мысль о том, что будет дальше.
Целый день он провел под домашним арестом, охраняемый двумя жандармскими офицерами из тех, что штурмовали завод Пудовского. Затем, получив команду, они посадили его в пролетку, отконвоировали на вокзал и повезли в Петербург в отдельном вагоне. Все это ужасно напомнило ему недавний арест, хотя на сей раз обращались с ним куда лучше: не только наручники не надели, но даже и Узорешитель не отобрали. Однако чувствовалось: эти ребята в любой момент могут надеть на него не только наручники, но и петлю. Только прикажи.
На Николаевском вокзале в Петербурге его встретила Таня, а с ней — Рождествин со своим обычным безразличным ко всему видом, и вместе они направились прямиком в здание штаб-квартиры Корпуса на Невском, поднялись на верхний этаж, подождали минут двадцать в роскошной приемной, а теперь зашли внутрь. Герман знал, что сейчас будет решаться его судьба. Собственно, она, вероятно, уже решена.
В кабинете их встретили два человека, и обоих Герман сразу узнал по многочисленным портретам. За массивным столом дорогого иномирового белого дерева сидел мужчина лет пятидесяти с окладистой клиновидной бородкой в лазоревом жандармском мундире с золотыми эполетами и рубиновой звездой святого Андрея. Это был шеф Корпуса жандармов князь Оболенский.