Приближающийся гул я услышал под водой. Очередная судорожная попытка всплыть, встряхнуть головой и использовать короткое мгновенье перед погружением, чтобы увидеть хоть что-то. Я успел различить быстро надвигающийся просвет между скал. Мазок лазурного неба с краешком солнца и белыми завитками облаков. Каменное ущелье, по которому неслась вырвавшаяся из подземных недр река, впереди обрывалось. Как и поток воды – словно разрезанный ножом.
Меня неотвратимо несло к водопаду.
И я понятия не имел, что именно там ждет – стремительный перекат на пару метров ниже уровнем, или падение с огромной высоты в пропасть, падение, которое просто размажет мое тело об острые челюсти скал… Несколько секунд спустя я понял, что меня ждет второе – гул быстро перерос в низкий тяжелый рокот, заставив нервы моментально натянуться… Вот уже совсем рядом вспененный выступами скал гребень, за которым лишь пустота…
Течение прихотливо вильнуло, тело развернуло и бросило боком, нагрудник панциря заскрежетал о бугристую стену справа. Я откинул голову назад, чтобы не разодрать лицо о проносившийся мимо камень, и, не глядя, попытался вцепиться хоть во что-нибудь, лишь бы прекратить это безостановочное движение, потому что еще несколько секунд, и…
Пальцы правой руки попали в трещину. Рывок чуть не вывихнул запястье, но я все же своего добился – замер на месте. Вокруг головы и плеч тут же вспенилась вода, злобно пытаясь сорвать и унести дальше. Мышцы уже окоченели так, что тела я почти не чувствовал. Я с трудом разогнул шею и поднял взгляд, осматривая стену… Трещина изломанной линией раскалывала скалу вертикально, расширяясь кверху… И оканчиваясь не так уж и высоко – примерно в четырех метрах. Но когда тебя постоянно раскачивает, а в глазах плавает муть от шокового состояния, такая высота кажется непреодолимой. Шанс невелик, но лучше, чем ничего.
И я полез.
Труднее всего было целиком выбраться из воды, найти опору для рук и ног – река отпускала неохотно. Но трещина оказалась удобнее, чем виделось вначале. Выбросить вперед левую руку, подтянуться, перехватить очередной выступ правой, закрепить ногу, распрямить, подавая тело вверх. Содранные до мяса пальцы жгло, словно кислотой, на сером граните оставались кровавые отпечатки. Но я упорно стремился вверх, не обращая внимания на такие мелочи. Все можно стерпеть, когда цепляешься за жизнь. И вот наконец пальцы нащупали верхний выступ. Еще усилие, и я на трясущихся от напряжения руках вполз на горизонтальный выступ, где и рухнул на спину, тяжело дыша. Вода стекала с одежды, вытекала из-под панциря, быстро впитываясь в сухой камень. Рот наполнялся кровью – я сплюнул, выругался вслух и тут же пожалел, почувствовав режущую боль. Нехило прикусил язык. Почти откусил. Говорить в ближайшее время не придется.
Стрессовое состояние отступало нехотя, но организм уже торопился сообщить мозгу обо всех своих неполадках, пока снова чем-нибудь не шандарахнуло. По ощущениям – ни одного живого места. Связки, мышцы, кости, внутренности – болело все. Главное, что я еще жив, а с остальным разберемся… Проблема в том, что, когда шкала усталости забита до отказа, ты почти не в состоянии даже шевелиться. И все же я наскреб какие-то силы, чтобы приподняться на локте и хоть немного осмотреться. От чудовищного переутомления перед глазами все покачивалось и плыло пятнами, но то, что я увидел слева, заставило вздрогнуть. До пропасти, куда низвергался поток воды, не хватило каких-то трех метров. Справа картина была отраднее – череда плоских каменных уступов гигантскими ступенями выводила на гребень, за которым виднелись зеленые кроны деревьев. Сотню метров вперед и десять вверх. Там наверняка находится плато или долина. Там жизнь. И оттуда можно начать возвращение в Ромашку.
Как только я смогу встать…
Если убийца не доберется до меня раньше. Почему-то ни секунды не сомневаюсь, что Дед будет меня искать. Ведь «Душелов» все еще у меня… Чудо, что во всей этой свистопляске котомка, куда я умудрился засунуть кинжал, осталась со мной – так и болталась за спиной бесполезным, промокшим насквозь, мешающим придатком. А теперь грубо упиралась в правую почку, придавленная телом.
Нет, так дело не пойдет. Дрожащей рукой выдергиваю ее из-под себя, перетягиваю на грудь. Пальцы вдруг проваливаются в дыру размером с кулак, зияющую сбоку котомки. Рассадил о какой-то острый выступ, возможно, когда забирался вверх. Казалось бы – и так хуже уже некуда, но от волнения на миг темнеет в глазах. Судорожным рывком распахиваю горловину и без церемоний вываливаю все содержимое на каменную поверхность. Кинжал с глухим шлепком падает сверху на кучку влажных кусочков квестового дерева. Утренний солнечный свет ласкает полупрозрачное лезвие толщиной со спицу, но не проходит сквозь него, не преломляется на предметах под ним – лезвие словно втягивает лучи в себя, концентрируя их в сияющий кокон в янтарной рукояти.
«Душелов», ритуальный кинжал Губителя. Урон 1–1. Встроенная способность: поглощение души. Заряд 0/1. Восстановление: ∞. Использование невозможно, предмет привязан к душе Губителя.
Не будь так муторно на душе, рассмеялся бы от облегчения. А так лишь кривлю окровавленные губы, уже не обращая внимания на непрерывно стекающую по подбородку струйку. Кинжал на месте, теперь нужно как-то привести себя в порядок. Но пояс пуст – ни одной фляги, ни зелья, ни настойки. Сорвало. Или когда болтался в воде, или когда карабкался по стене. И до воды теперь не добраться. Единственное, что может поправить положение хоть немного, – сон. Но пока я буду спать, меня может найти Папаша. Никакого оружия не осталось – ни «Костяного убийцы», ни уника… Только «Душелов». С уроном 1–1. Не представляю, как в этом случае работает механика игры, как можно, вонзив лезвие по рукоять в чужую плоть, нанести столь малый урон. Но цель «Душелова» не в этом. Он входит как игла. И забирает душу – всю, без остатка, со всеми имеющимися сейвами. После этого уже неважно, какой урон сопровождал гибель…
Лучший способ отомстить – не дать Папаше завладеть кинжалом. Швырнуть в пропасть и прыгнуть следом? А затем уже очнуться в Репликаторе, и все мучения будут позади… Не дождетесь. Ради чего я тогда так старался? Так отчаянно сражался за свой сейв изо всех сил? Нестерпимо думать о том, что все было напрасно. Что ребята погибли зря. Что Дар погиб зря. До сих пор не укладывается в голове…
Дубликатор. Только так можно выиграть время и обломать чужие планы. Если создать привязку «Душелова» к своей душе, то тогда и умереть не жалко – очнусь уже в Репликаторе, с трофеем. Значит, тянуть не стоит – пока я не вырубился, это нужно сделать. Приняв решение, тянусь рукой…
И взгляд мертвеет от осознания непоправимого, когда я смотрю на кучку деревяшек и кинжал. Дубликатора-то нет. Увесистый круглый и гладкий предмет, которому не за что зацепиться. Он все-таки выпал сквозь дыру. Скрипнув зубами, подтягиваю тело к скале, чтобы опереться спиной, закрываю глаза.
В измученной впечатлениями памяти мелькают лишь отрывки, врезавшиеся наиболее сильно, и весь поход сейчас видится, как нарезка из отдельных сцен, связанных мутными пятнами пустот…
К черту!
Тянусь к кинжалу, чтобы отправить его в пропасть. Увы. Остатки воли к борьбе угасают, сминаются усталостью, словно горной лавиной, и перед глазами все стремительно заливает непроглядная чернота…
Смутное ощущение чьего-то зова приводит в сознание.
Поднимаю тяжелую от дурноты голову, веки словно набиты песком…
И вижу перед собой ЕГО. Всего в трех шагах. Инстинктивно пытаюсь встать и понимаю, что не могу. Просто нет сил. Не знаю, сколько времени прошло, пока я находился в отключке, но солнце в небе уже высоко, камни вокруг начинают прогреваться, и скоро здесь будет, как в душегубке. Странно, что шкала усталости по-прежнему забита почти от отказа и чувствую себя полной развалиной. Чертовы камни…
Клирик выглядит потрепанным и уставшим, трофейная кольчуга продрана на плече и боку, а рукава поддетого под нее полотняного одеяния разодраны в клочья. Но движения его довольно энергичные, уверенные. Его молот прислонен к выщербленному боку крупного валуна, сам он сидит на корточках рядом. Папаша занят делом, и я никак не могу ему помешать. Деловито, без лишней суеты, он вытаскивает из своей котомки дубликатор, кладет его возле ног рядом с конфискованным «Душеловом».
Как только оба предмета подергиваются дымкой начавшегося процесса, клирик поднимается и пристраивается на валуне позади себя. Неторопливо набивает табаком из кисета курительную трубку и подносит к чашечке огонек зажигалки – хитрого устройства, в которое вместо топлива вставлен крид. Оба предмета наверняка принадлежали Дару. И только сделав первую затяжку, Папаша пытливо смотрит в мою сторону. Он может себе это позволить – все делать без спешки. Он меня переиграл. Я даже не испытываю по этому поводу злости. Я вообще ничего не чувствую. Внутри словно все выгорело от усталости. Наблюдаю равнодушно, как посторонний зритель.
– Сейчас сила на моей стороне, ты ведь это понимаешь? – наконец заговаривает клирик. – И тем не менее я хочу договориться о перемирии раньше, чем о судьбе Дара узнают остальные «Охотники». Все верно, я собираюсь остаться в клане и выжать из него все возможное. И да, у меня нет причин тебя убивать сейчас. Это было бы проще всего – отправить тебя полетать в пропасть, пока ты находился без сознания. По местным дебильным правилам, с меня даже не стали бы снимать сейва, так как непосредственного убийства в таком поступке система не видит. Тебя прикончила бы пропасть. Но «Душелов» у меня, так почему бы не попытаться договориться? А полетать всегда успеешь.
Какой говорливый… Как эта сволочь нашла меня в этих скалах? Пытаюсь спросить, но горло забито кровью, я едва дышу. Удается лишь выдавить одно слово:
– Как…
– Как нашел тебя? – Он снова присасывается к трубке, затем выпускает густой клуб голубоватого дыма. – Да, меня бы это тоже заинтересовало. От