— Аллах акбар, мамуль!
Людмила послала Сане и Танюшке воздушный поцелуй и выпорхнула из квартиры.
До сеанса еще оставалось много времени, и Петр предложил поужинать на веранде какого-нибудь ближайшего ресторана.
— А ваши родители живы? — поинтересовалась Людмила.
— Да, слава богу. Но они развелись почти тридцать лет назад. Отец сейчас живет за границей, в Англии. В прошлом году я был у него вместе с Артемом.
— Как грустно… И что, он там совсем один?
— Ну почему же… — Петр улыбнулся. — В Англии полно разных людей. Вообще-то отцу некогда скучать. Он историк, кандидат наук, пишет документальные книги, переводит, преподает в университете…
— В Оксфорде?
— Ну, не так круто… В Англии есть и другие высшие учебные заведения, попроще.
— Понятно… А что ваша матушка?
— Домохозяйка, — быстро, с нарочитой улыбкой ответил Петр, и Людмила вдруг поняла, что ему не особенно хочется говорить о ней. — А ваши родители?
— У меня похожая история, — сообщила она. — Мои старики тоже разошлись. Видите ли, моя мама — археолог. Ну, экспедиции и все такое, сами понимаете…
— Понимаю… Это, должно быть, очень интересно. Мне вот чертовски интересно общаться с моим отцом, хоть чаще всего это происходит по телефону. У меня — бизнес, у него — университет, особенно встречаться-то и некогда.
— Да, понимаю. У меня детство прошло у бабушки. Мама всегда была в разъездах или сидела за очередной диссертацией. Но то, чем она занимается, действительно казалось мне интересным и всегда окутанным ореолом таинственности, так что я ее понимаю. И даже не осуждаю. В конце концов, каждый должен делать то, что приносит ему радость.
— Вы правда так думаете?
У Булыгина внезапно загорелись глаза, он оживился и даже, как показалось Людмиле, обрадовался, хоть она и не понимала, что в ее словах так его взволновало.
— А знаете, Люда… я… — от волнения он стал запинаться, как школьник, — черт… я так волнуюсь. Но все же хочу вам кое в чем признаться…
Она едва не выронила вилку. Может быть, не надо так уж быстро признаваться? Кажется, сейчас не принято признаваться в любви, пока не переспишь… Да и вообще, дикость какая! Не надо ей никаких признаний. Им и так хорошо, зачем все усложнять? Чай, не подростки. Слава богу, возраст Ромео и Джульетты уже давно позади…
— Я всегда мечтал написать книгу.
Написать книгу… Господи, вот дура-то!.. Почему она решила, что он собирается признаться ей в любви? Глупая, чисто женская самонадеянность, усугубленная неискоренимой верой в прекрасного принца на белом коне.
— Прекрасное желание, — отозвалась Людмила. — О чем же вы собираетесь писать?
— Ну, я предполагаю, что это будет исторический роман. Я ведь окончил исторический факультет Томского университета.
— Практически Оксфорд, — рассмеялась она.
— Да, почти… История меня всегда привлекала… Я ведь уже сказал, что это у нас семейное. Что-то вроде династии.
— И что же вам мешает начать?
— Вообще-то сейчас мне уже ничто не мешает. Но вот сомнения, будь они неладны…
— В чем же вы сомневаетесь?
— Ну как в чем… Во-первых, университет давно позади… во-вторых, я ведь историк, а не филолог, боюсь, что будут проблемы со стилистикой… и потом… мне сорок два года… Наверное, уже поздно что-то менять в жизни. Да и бизнес отнял в свое время много сил…
— Но ведь вам же этого хочется, так?
— Да, очень! Я даже не припоминаю, чтобы мне еще чего-то хотелось так же сильно.
— Ну и не сомневайтесь.
— Вы думаете?
— Петр, вы такой хитрый! Хотите, чтобы я приняла это решение за вас?
Он ужасно смутился. И ей понравилось, что он смутился. Не все же ему ее смущать!
— Нет, что вы, Люда! Просто мне было необходимо ваше одобрение…
Она снова насторожилась:
— Именно мое?
— Да, именно ваше.
— Почему?
Булыгин, вдруг спохватившись, посмотрел на часы:
— По-моему, нам следует немного поторопиться. До начала сеанса осталось двадцать минут…
Они сидели в темном зале кинотеатра и смотрели фильм. Он все-таки догадался купить билеты в последний ряд. И сеанс тоже был поздний. Иными словами, все как в пору их безоблачной юности: парочка смущенных подростков, притаившихся в последнем ряду, на самом верху огромного темного зала. Их даже не особенно интересовало содержание фильма, как, впрочем, и само действие, они просто честно смотрели на экран. В какой-то момент, примерно через полчаса после начала, Петр взял ее за руку, и она не отстранилась, а, напротив, стала водить большим пальцем по его ладони. Потом их пальцы сплелись, как гибкие тела влюбленных.
Это было в десятки раз эротичнее, чем если бы он, как водится, просто стал гладить ее по коленке. Но в какой-то момент Людмила вдруг опомнилась, словно от хорошей оплеухи, и высвободила свою руку. Он предпринял попытку снова взять ее.
— Нет, прошу вас, — твердо произнесла она.
Булыгин смущенно кашлянул в кулак. Она чувствовала, что он очень сконфужен, а может быть, даже обижен и готов уйти. Но что-то его удерживало подле нее.
На обратном пути они отчужденно молчали. Петр смотрел на дорогу, она — тоже вперед, на сверкающие и манящие рекламные вывески. Они даже не обмолвились ни единым словом, хотя бы для проформы, например, о киноленте, которую только что якобы посмотрели.
Он остановил автомобиль возле подъезда ее дома, выбрался из салона, обошел вокруг и открыл ей дверцу. И, как всегда, подал руку. Снова эта его рука… Людмила оперлась на нее, вышла из машины и намеревалась проститься с Булыгиным, как вдруг он крепко сжал ее в объятиях, и они стали целоваться, просто потеряв контроль над собой, впиваясь друг в друга, задыхаясь от какой-то неуправляемой глупой юношеской страсти. Ничего нельзя было сделать.
— Поедем со мной… — шептал он.
— Куда?
— Куда-нибудь…
— Я не могу…
Но он не желал слушать эти ее «не могу». Как, впрочем, и «не хочу». Он только понимал, что не может отпустить ее. Нет, только не сегодня. А все остальное — сожаления, запоздалое раскаяние, самоанализ — потом.
— Люда, ты слышишь меня? Поедем… Пожалуйста, Люда… Я сниму квартиру… Я хочу тебя, Люда… Люд…
Разве она не хотела того же самого, когда поперлась с ним в это идиотское кино?.. Хотела. Но не может ведь она, взрослая и в общем-то порядочная женщина, которая всегда относилась к таким вопросам очень серьезно, вот так взять и сразу согласиться…
Но согласилась.
Глава 6
— Кто-то, помнится, говорил, что никогда не изменял жене.
— Ну, когда-то ведь надо начинать.
— Какой ты, оказывается, циник.
— Но ты же сама говорила: если сильно хочется, то не сомневайся…
— Я говорила не об этом, не надо передергивать.
— Просто я подумал, что это правило универсально… Люд… тебе что, было плохо со мной?
Она поднялась с постели.
— Извини, мне надо принять душ.
— Почему бы нам не сделать это вместе?
Людмила не ответила, просто молча прошла в ванную комнату.
Булыгин снял номер в гостинице. Это был очень хороший номер. Если не люкс, то полулюкс точно. Не станет же сиятельный господин, хозяин не чего-нибудь там, а «Джинсового рая», трахаться с любовницей в третьесортном номере для командировочных экспедиторов… Людмила вдруг мысленно одернула себя: ну зачем уж так цинично?.. Помнится, она только что упрекала в том же самом своего кавалера. Нет, любовника… Справедливости ради, ее ведь никто насильно не заставлял, сама же захотела прогуляться с ним, сама же согласилась и на продолжение. И так же не стоит отрицать того, что ей было хорошо с ним в постели…
Людмила приняла душ и, завернувшись в полотенце, пришла обратно в комнату, села в кресло, напротив кровати. Тогда Булыгин тоже поднялся и, обиженно дергая желваками, пошел принимать душ.
Вернувшись, он сел в другое кресло и открыл бутылку вина, стоявшую на журнальном столике. Затем наполнил бокалы, один из них подал Людмиле. Она взяла. Они стали молча пить вино. Людмила старалась не встречаться взглядом с Петром, в то время как он смотрел на нее неотрывно.
— Извини, — наконец произнесла она. — Мне не следовало ехать с тобой.
— Почему?
— Просто не следовало, и все.
— Но ты же не собираешься сбежать среди ночи. Останься хотя бы до утра. Если я уж так тебе неприятен, то обещаю, что больше не буду к тебе приставать. Хоть это и не просто…
Она не могла объяснить ему истинную причину этого отчуждения. Да, возможно, она рассуждает несовременно, но ей на самом деле казалось, что они поступают некрасиво. Петр женат. Ей не следовало пользоваться ситуацией и известной мужской слабостью в отношении женщин. Наверное, все дело в том, что у нее уже давно никого не было. Ей просто хотелось немного внимания, немного ласки, немного тепла…
— Да нет же! — чувствуя, что ее внезапная холодность очень сильно его задела, принялась возражать она. — Ты мне вовсе не неприятен… напротив… Ладно, Петь, извини, я вызову себе такси… Хорошо? Не обижайся… Надеюсь, это никак не отразится…
Он не дал ей договорить, вытащил из кресла, сорвал с нее влажное полотенце, и они снова очутились в постели.
Утром Булыгин отвез ее домой, а потом снял квартиру для встреч.
Это была очень красивая квартира, просторная современная «студия», отделанная и меблированная по последнему слову. Некрасивыми были только их поступки: эти тайные встречи, отношения без будущего… Людмила ненавидела себя за это, проклинала последними словами, но не могла ничего с собой поделать. Стоило только его номеру высветиться на дисплее мобильного, как сердце тут же обрывалось и падало в темную бездну и внизу живота разливался огонь. Это было худшее, что могло случиться: связаться на старости лет с женатым мужиком. И все же это было самое лучшее, что могло с ней произойти.
— Если я разведусь с женой, ты выйдешь за меня? — спросил Петр примерно через пару месяцев после того, как закрутился их бурный роман.