— Вот весной переедем в новый дом, — сказал Максим Иванович, целуя Наташу, — там у нас будет паровое отопление, а не дровяное. Там твоему Трошке некуда будет прятаться.
— А до весны Трошка будет у нас в печке сидеть?! — снова испугалась Наташа.
— Нельзя ему до весны в печке оставаться! — вмешалась в разговор бабушка. — Печку топить надо, а то мы померзнем все.
— Бабушка, но как же можно топить печку, когда в ней Трошка?
— Правда, нельзя топить! И в холоде сидеть нельзя…
— Иди-ка ты спать, вот что! — сказала Людмила Васильевна. — А то ты синяя вся — так замерзла!
— А бабушка не затопит печку?
— Не затоплю, мерзни спокойно! — сказала бабушка, и все засмеялись.
Наташу уложили и, чтобы ей не было так холодно, укрыли креме одеяла еще теплой бабушкиной шалью. А взрослые обитатели квартиры посовещались в папиной комнате и разошлись по своим делам.
Максим Иванович снова уехал в свой институт — у него было важное заседание.
Наташа долго лежала с открытыми глазами и думала о Трошке, а когда она закрыла их, то увидела Трошку. Кот шел по длинному коридору на задних лапах, одетый в красные штаны с блестками (как акробат, которого Наташа недавно видела в цирке), и нечеловеческим голосом вопил: «Только не топить!.. Только не топить!..»
Это было так страшно, что Наташа заметалась, вскрикнула и… проснулась. В квартире было тихо. Наташа подумала: «Сейчас я зажгу свет и увижу Трошку. Он сидит на этажерке!»
Она вскочила на кровати и повернула выключатель на стене. Комната озарилась ровным, мягким светом. Трошки на этажерке не было. Печка по-прежнему зловеще чернела открытой пастью. Наташа позвала маму, бабушку, но никто не отзывался — дома никого не было. Наташа быстро оделась, ей захотелось немедленно залезть в печку и посмотреть, нет ли там Трошки. Но едва только она сунула голову в холодный зев печки, как в передней раздался резкий звонок.
Наташа побежала в переднюю и громко спросила через дверь:
— Кто там?
— Трубочист! — ответил за дверью рокочущий мужской бас.
У Наташи радостно забилось сердце. От бабушки она слышала, что в старое время, когда во всех домах стояли дровяные печки, а парового отопления не было и в помине, трубочистов было много. Они ходили со двора на двор — черные, страшные, с метелками и с лестницами на плечах. Трубочистами даже пугали маленьких детей, когда они капризничали: «Вот обожди! Придет трубочист, он тебя заберет!..»
А сейчас ну-ка, попробуй испугай! Бабушке, чтобы заполучить трубочиста в дом, иной раз приходилось полдня колесить по всему городу — искать его.
— Трубочист — это исчезающая профессия! — говорил по этому поводу Максим Иванович.
И вдруг трубочист сам пришел. Это неспроста!
Наташа громко сказала:
— А что вам нужно, трубочист?
— Меня Максим Иванович прислал. У вас с печкой, говорит, чрезвычайное происшествие стряслось?
— У нас кот дал ходу-пароходу по дымоходу. Вы его достанете оттуда?
— Надо посмотреть, что и как…
— Обождите минуточку, трубочист! — крикнула Наташа. — Я сейчас свою скамейку принесу.
Наташа побежала на кухню и вернулась со скамейкой. Она встала на нее и дотянулась до замка.
Дверь распахнулась, и трубочист вошел в переднюю. Он был большой, плечистый, черноусый, в ватнике и высоких сапогах.
Улыбнувшись Наташе, он сказал:
— Что, дочка, смотришь? Не похож я на трубочиста?
— Нет! — сказала Наташа. — Не похожи!
— А я и не трубочист!
— Ой, а кто же вы?.. — спросила Наташа, отступая в глубь передней.
— Я каменщик, — сказал пришелец. — Новый дом для тебя строю. К лету переедешь. Он как раз напротив института стоит, в котором твой папаша работает.
— А как вас зовут?
— Зовут меня… дядей Мишей!..
Не успели Наташа и дядя Миша как следует поговорить, как появились Людмила Васильевна и бабушка. Они сильно удивились, застав на кухне Наташу рядом с неизвестным человеком.
Узнав, что дядю Мишу прислал Максим Иванович, они очень обрадовались, и бабушка сказала:
— Вот и прекрасно! А то мы у трех трубочистов побывали, с ног сбились — и все зря! Первый трубочист уже давно не трубочист, он на заводе работает. И как раз был в вечерней смене, когда мы приходили. Второй трубочист очень уж важный трубочист. «Я, говорит, гражданки, вас к себе на очередь запишу. Дня через три только могу вам визит нанести. Меня, говорит, не то что коты, а люди по неделе дожидаются». А третий трубочист тоже уже не трубочист, он водолазом стал!..
— Помогите нам, Михаил Петрович, в нашем горе! — попросила Людмила Васильевна.
— Попробую! — сказал каменщик. — Уйти котенок никуда не мог, конечно! Как сидел в дымоходе, так и сидит. Печь-то у вас куда выходит?
— Во вторую комнату.
— Идемте туда!
Все прошли в папину комнату и остановились перед тыльной стенкой печки.
Дядя Миша внимательно осмотрел ее, потом взял молоток и стал простукивать по стене. Ударит молотком и послушает. Снова ударит и снова послушает.
Он был похож на врача, который, постукивая маленьким блестящим молоточком по спине и груди больного, определяет, где и что у него болит.
В одном месте, стукнув молоточком, каменщик насторожился. Он повторил удар и еще раз послушал. Потом сказал так уверенно, как будто видел, что делается внутри самой печки:
— Вот здесь он! Где пустота, там звук звонкий, а здесь глухой. Значит, здесь он и сидит. Если согласны, я проломаю здесь дыру.
— Конечно, ломайте! — сказала Людмила Васильевна.
— Придется уж ломать! — вздохнула бабушка.
— Скорее ломайте, дядя Миша! — потребовала Наташа.
Дядя Миша взял долото, наставил и ударил по нему молотком. Посыпалась известка.
Каменщик вынул один кирпич, другой, третий — всего он вынул тридцать кирпичей, в стене печки образовалась довольно большая черная дыра. Дядя Миша просунул туда руку, пошарил и, обернув к Наташе улыбающееся, довольное лицо, сказал:
— Вот он, бродяга!
— Живой, дядя Миша?..
Дядя Миша пошевелил рукой.
— Живой. Только у него судорога в лапах, мне его не вытащить. Попробуйте кто-нибудь позвать его, — может быть, он сам выскочит на знакомый голос.
Он отошел от печки, и тогда Наташа подбежала к дыре и, прежде чем взрослые успели удержать ее, громко позвала:
— Троша!.. Трошенька!.. Иди ко мне!..
И вдруг Трошка одним прыжком выскочил из печки.
До чего же он был несчастен и жалок! Весь в саже и копоти, с полузакрытыми воспаленными глазами, похудевший, взъерошенный, он совсем был не похож на того усатого франта в сапогах, рукавичках и белой жилетке, каким он выглядел всего лишь день назад!..
Дядя Миша заделал дыру в стенке и ушел, осыпаемый благодарностями всего семейства.
После его ухода началось всеобщее купание. Сначала выкупали Наташу, а потом Трошку. Он спокойно сидел в корыте и покорно перенес эту не очень-то приятную для котов процедуру, не пытаясь ни пищать, ни царапаться, ни убегать! После дымохода ему ничего уже не было страшно! Он стал закаленным котом!.. Потом Трошку накормили. В печке запылал веселый огонь. Трошка лежал на коленях у Наташи и сушил свою шерсть. Ему было тепло, приятно, и он был сыт. Его маленькое сердце билось ровно. Все осталось позади — переезд, первые страхи в новой обстановке, дымоход. Куда-то далеко-далеко, в неведомую для Трошки туманную даль, уходила его прежняя жизнь.
Котенок закрыл усталые глаза, и запел свою мирную песенку.
— Загудел самовар, — сказала бабушка, входя в комнату, где сидела Наташа с Трошкой на коленях. — Вот вы и подружились! Поздравляю!..
ДРУЖЕСКАЯ УСЛУГА
Ненастный осенний день. Холодный, злой ветер мечется по размокшим улицам районного городка, срывает последние черные листья с нагих веток молодых берез.
Быстрой рысью бегут куда-то на запад рваные, набухшие тучи. Дождь то пойдет, то перестанет, мелкий, нудный, будто из испорченной лейки.
На базарной площади грязь по колено, но здесь, в колхозной чайной, тепло, сухо и относительно чисто.
Румяная кокетливая гардеробщица Дуся грудным сопрано предупреждает всех входящих:
— Граждане, снимайте верхнюю одежду. И обувь очищайте. У нас для этого имеются веник и персональные щепочки!
Граждане послушно сдают Дусе свои мокрые ватники, куртки, пальто и долго орудуют веником и «персональной» щепкой, счищая с сапог налипшие комья грязи. Потом, крякнув и поправив перед зеркалом волосы (а у кого их нет, то просто с душевным сокрушением погладив себя по лысине), идут в зал.
Приятно после осенней мокроты посидеть в тепле и сухости, попить чайку из пузатого белого чайника, а то и водочки попросить, закусить чем бог послал, послушать патефон, почитать газету или поговорить с хорошим человеком о жизни.
В чайной всегда полно. Подавальщицы носятся, как на роликах, но все равно не успевают подавать.
Зал басисто гудит, смеется, сыплет шуточками, гомонит. А патефон на стойке у буфетчика с хватающей за сердце красивой грустью выводит тенором:
С берез, неслышен, невесом,
Слетает желтый лист.
Старинный вальс «Осенний сон»
Играет гармонист…
За столиком у печки сидит пожилой, плотный, усатый мужчина с мощными плечами, туго обтянутыми военной гимнастеркой без погон. На груди у него три медали и орден Славы. Лицо у усача красное, распаренное, подобревшее от песни. Далеко-далеко, видать, унесла она его из этого зала!
Но вот к его столику подошел худощавый, цыгански смуглый, низкорослый паренек в кожаной шоферской тужурке, сел на свободный стул, скользнул беглым, безразличным взглядом по мечтательному лицу усатого кавалера, и вдруг его зеленые, как у кошки, узкие глаза зажглись веселым огоньком.
— Эй, друг! — после некоторой паузы сказал он тенорком. — Очнись, милый! Все равно всю водку не выпьешь, всех песен не переслушаешь!