, Джо? Ты воруешь у своей семьи.
— Нет. Не делай из мухи слона. Мы всего лишь слегка выбились из бюджета, ничего страшного.
— «Слегка выбились из бюджета»! Слегка выбились. Ну по крайней мере ты не утратил чувства юмора. Мы слегка выбились из бюджета, Джо, ты прав.
— Я что-нибудь придумаю.
Кэт села на край постели.
Джо коснулся ее талии, где собралась небольшая складка.
— Хватит, Кэтлин. Говорят тебе, я все улажу. Не желаю больше слышать о деньгах.
— Убери от меня руки.
— Перестань.
— Джо, клянусь, если ты притронешься ко мне хоть пальцем, я его отрублю.
Джо убрал руку.
— Ты нас просто убиваешь, Джо. Убиваешь.
21
Городская больница «Бриджуотер»
Детектив возился с диктофоном, пытаясь вставить новую пленку. Когда наконец ему это удалось, он включил машинку и показал Уомсли оттопыренный палец.
Бобина завертелась. Детективы уже долго здесь сидели — шел второй день после признания Альберта де Сальво — и потому начали смотреть на диктофон, на то, как катушка, разматываясь, постепенно набирает скорость. Каждый из присутствующих посвящал долю своего внимания диктофону, не переставая следить за ходом допроса.
— Итак, давай поговорим о Джоанне Фини. Помнишь ее?
— Конечно.
— Хорошо, Альберт, тогда расскажи все, что помнишь о том дне.
У Альберта де Сальво был широкий, тонкогубый, выразительный рот. Невзирая на крупные черты лица и массивный, вислый, слегка асимметричный нос, именно рот привлекал внимание, делая лицо высокомерным и мрачным. Но если Альберт улыбался, то становился вполне приятен, если не красив. Когда его попросили рассказать об убийстве Джоанны Фини, рот де Сальво сжался — такую гримасу делает ребенок, пытающийся припомнить, где он оставил любимую игрушку.
В углу комнаты Майкл скрестил руки на груди, чтобы согреться, — причиной тому был либо зимний ветер, проникающий сквозь хлипкие окна, либо кошмарная атмосфера этого места. «Бриджуотер» только назывался клиникой. Сюда отсылали неизлечимых психопатов, в том числе убийц и насильников, с которыми вряд ли можно было что-либо поделать, и уж меньше всего — здесь. Майкл с ужасом думал об очередном визите в «Бриджуотер». Безумие витало в воздухе. В больнице стоял постоянный шум — шорох ног, хлопанье дверей, вопли и крики, которые эхом отскакивали от бетонных полов и кирпичных стен. Как могут здесь находиться врачи и санитары? Сточки зрения Майкла, это место возникло из тумана викторианской Англии, словно корабль-призрак.
Но здесь жил Альберт де Сальво, который энергично, хоть и безосновательно, утверждал, что он и есть Бостонский Душитель.
На допросе присутствовал и его адвокат Леланд Блум — несомненно, лучший адвокат в Бостоне, а то и во всем округе. Бостонский Перри Мэйсон — так его прозвали газеты. Блум добился оправдательных приговоров в целом ряде нашумевших дел, его фотографировали для «Ивнинг пост» в кабине персонального самолета и на палубе яхты.
Блум курил трубку, пока его клиент признавался в убийстве. Он слушал с явным удовольствием. Блум добился значительных привилегий для де Сальво. Ничего из сказанного подозреваемым не могло быть использовано против него, как и все, что в результате обнаружит полиция. А потому де Сальво пользовался освященной временем традицией: под защитой неприкосновенности изливал душу. Так по крайней мере думали все. Но самоуверенный Блум с трубкой заставил окружающих усомниться. Что затеял адвокат? Блум — эгоист, бахвал и известный лжец, но не дурак. Почему он позволяет клиенту говорить? Разве человек в здравом уме станет называть себя Бостонским Душителем?
— Я туда пошел — то есть в Уэст-Энд?
— Да, — подтвердил Уомсли.
— Я туда пошел, на Гроув-стрит, кажется. По-моему, в августе это было, — продолжал де Сальво.
— В ноябре, — поправил его Уомсли.
— В ноябре. Я ее с другой перепутал. Имен не знал, сами понимаете. А эту — в тот же день, как Кеннеди убили, так?
— Да.
— В пятницу?
— Да.
— Ту, которая музыку слушала? Как ее там… классическую. На проигрывателе.
— Правильно. Дальше, — произнес Уомсли.
— Во. Помню, в тот день я вообще не собирался ничего делать. Просто раздумывал о Кеннеди, то да се. Шел по Мэйн-стрит, гулял. А потом у меня появилась мысль, понимаете? Секс, и все такое. Я просто гулял. Пошел по Гроув. Там такой пригорок. Увидел дом, крыльцо с тремя или четырьмя ступеньками, справа — список жильцов. Я поискал звонок, чтоб рядом стояла женская фамилия. Даже не знаю почему. Сам не знаю, о чем я думал. Я вошел и начал подниматься по лестнице…
— Как выглядели коридор и лестница? — задал вопрос Уомсли.
— Обычный коридор. Что вы хотите знать?
— Опишите его.
— Как? Не понимаю… Если скажете, что вы хотите знать, я опишу… А так я просто не понимаю, о чем вы спрашиваете.
В комнате сидели двое детективов из бостонского убойного отдела — Брэндан Конрой и Джон Магиннис. Оба скептически уставились на де Сальво.
— Опишите, как выглядел коридор.
— Ну, обычный коридор. Входишь в дверь — и сразу лестница. Поднимаешься по ней…
— Лестница прямо или справа?
— Может быть, и справа. Сразу справа.
— Хорошо. Дальше.
— Я поднялся по лестнице. Миссис Фини… Я не знал, как ее зовут, это я сейчас знаю… Когда я поднялся, миссис Фини стояла на площадке и смотрела, как я иду.
— Как она выглядела?
— Старая. Ну, вы поняли. То есть, глядя на нее, я не думал о сексе. Хотя, конечно, вообще я о нем думал. Но она была старая, и… я чувствовал себя по-другому, понимаете?
— Понимаю. Как она выглядела, когда стояла на площадке?
— Она была старая. У нее были черные волосы.
— Черные?
— Ну, не совсем черные. Не знаю, как назвать.
— С проседью?
— Ага, с проседью. И она была в халате. Я это помню. Синий халат с рисунком.
— Какой халат?
— Обыкновенный.
— И все?
— Нет, такой забавный халат, с каким-то рисунком…
— Каким?
— Кажется, круги.
— Халат был с подкладкой? Какого цвета?
— Да, точно с подкладкой, я это помню. Но я ее не сразу увидел. Подождите…
— Хорошо, продолжайте.
— Я сказал, что хозяин дома прислал меня проверить окна. Она ответила, что ничего об этом не слышала и так далее, такое творится, все боятся Душителя. Я не стал противоречить: «Ну, если не хотите, если вам не надо, чтоб я сделал свое дело, то я уйду, мне-то что». Я так всегда говорю, и они сразу передумывают. Может, потому, что я очень искренне говорю. Мне действительно плевать, впустят меня или нет. То есть отчасти я даже надеюсь, что не впустят, так что не придется… это делать. Я уже сказал, эта женщина… ну и все эти пожилые леди… Дело тут не в сексе. Вовсе нет.
— А в чем, Альберт? Ты ведь занимался с ними сексом.
— Да, но… Не знаю. Не знаю. Короче, она меня впустила, и я повторил то же самое. В общем, не важно, что ты им говоришь. Я мог бы сказать, что надо проверить газ или трубы. Я всегда говорю по-разному. Но в этот раз я повторил: «Мне нужно посмотреть окна в спальне, пожалуйста, проведите меня туда».
— Значит, она добровольно вас впустила?
— Да. И провела прямо в спальню.
— Как выглядела квартира?
— Ну… там был коридор. А сразу, как входишь, направо, комната со стульями. Кажется, направо.
— С какими?
— Ну… не знаю, обычные стулья.
— То есть с прямыми спинками.
— Ага, с прямыми. И стол. Не то кухня, не то столовая. А в конце коридора спальня. Мы вошли, и она стала убирать вещи с подоконника. Я увидел ее затылок, ну и сделал это. Ударил ее. Там была какая-то статуэтка, вроде того, я прямо ею и стукнул, над ухом. И она упала. Может, мертвая, хотя и не уверен. Я снял наволочку с подушки и обвязал ей шею.
— Наволочкой?
— Да. Затянул на шее.
— А что вы сделали с подушкой?
— Подсунул ей под спину. Потом хотел выключить музыку, но я не знал, как работает проигрыватель, какой-то он был странный, поэтому пришлось оставить как есть. Потом я ее задушил наволочкой, туго натянул и перекрутил.
— Вы занимались с ней сексом?
— Да, занимался.
— Опишите.
— Описать? Ну, секс и все. Я всунул свой… ну…
— То есть проникли в нее?
— Да, точно. Проник.
— Во влагалище?
Пауза.
— Ну да.
— У вас было семяизвержение?
— Да.
— Внутри ее?
— Наверное. А может, я успел вытащить. Но, по-моему, все-таки не успел.
— Уверены?
— Нет, не уверен. Может, я и вытащил. И кончил на пол.
— Эякулировали на пол.
— Ну да. Уверен.
— Что дальше?
— Я ушел.
— А до того?
— Ну, привязал ее ноги к стулу.
— Зачем?
— Не знаю. Не знаю, зачем я вообще это делаю. Не хочу об этом говорить, потому что… все это… Ну мне, конечно, придется рассказать, хочу я или нет, правда? Но я не знаю, почему я это делал. Просто делал, и все.
— И что было дальше?
— Я ушел.
— Быстро? Вы убежали? Или сначала осмотрели квартиру?
— Ну да, осмотрел. Ничего особо не трогал, только порылся в паре ящиков. У нее было там немного денег, баксов пять, и я их взял, но больше ничего не брал. Дело не в деньгах, сами понимаете. Я взял деньги и ушел.
Наступила тишина. С легким скрипом вращались катушки диктофона. В коридоре кто-то засмеялся.
Детективы смотрели на де Сальво.
Тот поднял правую руку — внушительного размера, явно обладающую незаурядной силой, но в ту минуту никто не обратил на это внимания — и сделал традиционный жест: «Клянусь».
22
Рики рассматривал пришедшего.
Стан Гедамински носил грязное шерстяное пальто, которое некогда, вероятно, было синим, и простые черные ботинки, точь-в-точь как у почтальонов, патрульных и прочих людей, которым приходится много ходить. Его волосы имели странный желтовато-серый оттенок, как и кожа лица — болезненный льняной цвет, словно на засвеченной фотографии.