ком являлась настойчивость Вирджила Тиббза в том, что Сэм Вуд невиновен. Конечно, Гиллеспи ясно дал понять детективу-негру, что не собирается с ним соглашаться, но как забыть, что тот постоянно оказывался прав?
Гиллеспи чуть ли не молил Бога послать основательную, надежную улику в поддержку его решения. Вообще-то Сэм Вуд ему нравился, хотя отличным полицейским он его не считал. Но что тут поделаешь, если этот человек оказался убийцей?
Правда, Сэм все напрочь отрицал, и его в этом поддерживал Вирджил Тиббз.
Гиллеспи снова улегся в постель и заснул. Но сон был беспокойным, как у человека с нечистой совестью. Утром, пробудившись с тяжелой головой, Билл отправился на службу, впервые жалея, что согласился на должность, которой он не соответствовал.
Едва переступив порог участка, он почувствовал висящее в воздухе напряжение. Пит встретил его с обычной почтительностью, но сейчас она показалась Гиллеспи особенно неискренней. Он уселся с деловым видом за стол и начал просматривать почту. Читал, не переставая думать о другом, постепенно приходя к решению еще раз проверить свои доводы относительно виновности Сэма, и если они теперь покажутся ему недостаточно основательными, то парня придется выпустить. Конечно, это в любом случае будет означать потерю лица, но все же на душе станет легче. Он восстановит справедливость.
От мыслей его отвлек шум в коридоре. Билл даже хотел пойти узнать, что там случилось, но вовремя вспомнил, что шефу не пристало заниматься подобными пустяками. Впрочем, скоро все выяснилось. В дверях возник Арнольд:
— Сэр, тут пришли к вам с жалобой. Впустить?
Гиллеспи вздохнул.
— Пусть заходят.
Через несколько секунд в кабинет вошли двое. Мужчина в рабочем комбинезоне. Очень тощий, лицо обветренное, покрытое тонкими морщинками. Вид он имел настороженный, как человек, привыкший никому не доверять. Очки в металлической оправе придавали его лицу строгость. Глядя на плотно сжатые губы посетителя, Гиллеспи подумал, что в пьяном виде этот тип наверняка звереет.
С ним была девушка, как показалось шефу, лет шестнадцати. Комбинация «легкий джемпер и юбка» как нельзя лучше подчеркивала соблазнительные округлости ее молодого тела. Она была полновата, и это придавало девушке еще больше сексуальности. Несомненно, ее главным козырем являлись груди. Стоячие, крупные, они выпирали из тесного джемпера и моментально привлекали внимание. «Этой сам Бог велел вляпаться в какую-нибудь историю, — подумал Гиллеспи. — Уверен, она уже вляпалась».
— Вы шеф Гиллеспи? — спросил тощий.
Стоило ему открыть рот, как стало ясно, что он невежда и хам.
— Да. С чем вы пришли?
— Я Парди, а это моя дочь Долорес.
Девушка лучезарно улыбнулась Гиллеспи, словно на что-то намекая.
— Она попала в переплет, шеф. Не знаю, что и делать. Вот, привел ее к вам.
— Что за переплет?
— Попалась, вот какое дело. — Тощий усмехнулся. — Ждет ребенка.
Гиллеспи нахмурился.
— Сколько тебе лет, Долорес?
— Шестнадцать, — радостно сообщила девушка.
Отец крепко сжал ей плечо.
— Тут у нас, понимаете, малость путаница. Когда мы еще жили на старом месте, Долорес много болела и пропустила в школе год, а может, и больше. И когда мы переехали сюда, то я решил сбавить ей годов, ну чтобы к ней не цеплялись. Сказал, что Долорес пятнадцать. А ей тогда стукнуло семнадцать, так что теперь, выходит, все восемнадцать.
— Шестнадцать и восемнадцать — это разные вещи, — пояснил Гиллеспи. — По законам штата, если девушке шестнадцать, то подобные дела считаются изнасилованием. Даже если все было по согласию. Но вашей, как вы сказали, восемнадцать, поэтому жаловаться она может лишь на саму себя.
Лицо Парди стало еще больше сумрачным. Он застыл, будто прислушиваясь. Вероятно, надеялся получить откуда-то подсказку.
— А если парень уговорил невинную девочку вроде моей Долорес на такое дело, это что, не изнасилование?
Гиллеспи покачал головой.
— Данное действие называется совращением. Это серьезный проступок, но все же не такой, как изнасилование. В Уголовном кодексе изнасилование отнесено к тяжким преступлениям наряду с вооруженным ограблением и даже убийством. Садитесь и расскажите, что случилось.
В этот момент позвонил Арнольд:
— Шеф, пришел Вирджил. Хочет присутствовать при вашем разговоре с этими людьми. Говорит, это очень важно для расследования.
Гиллеспи уже собрался отказать, но затем ему в голову пришла садистская мысль. Уж больно противный этот тип Парди. Пусть он расскажет о неприятности своей дочери в присутствии негра.
— Скажи, чтобы заходил.
Тиббз вошел и тихо пристроился на стуле.
— Пусть ниггер уйдет! — потребовал Парди. — Я не буду ничего при нем рассказывать.
— Это еще что за разговоры? — возмутился Гиллеспи. — Никуда он не уйдет. Давай выкладывай, что у тебя!
— Вот он уйдет, тогда буду, — не сдавался Парди.
К удивлению Гиллеспи, Тиббз вдруг встал и быстро направился к выходу. У двери он оглянулся и произнес:
— Я тут вспомнил кое о чем. Сделаю и сразу вернусь.
Затем он незаметно, чтобы не видел Парди, показал шефу глазами на микрофон внутренней связи, после чего вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Подобное разрешение конфликта Гиллеспи вполне устраивало. Он для вида порылся в бумагах, выдвинул ящик стола, включил микрофон.
— Ладно, хватит тянуть. Давай рассказывай.
— Ну… Долорес девочка у меня послушная. Ясное дело, шалила иногда, ну так другие вытворяют такое, куда там ей. И тут я узнаю недавно, что ее обхаживает один здешний парень. Он, правда, холостой, но все равно.
— Если тебе это не нравилось, надо было его отвадить, — усмехнулся Гиллеспи.
Парди недовольно хмыкнул.
— Мистер, как мне следить за детьми, если я работаю ночами? И Долорес мне сообщила, только когда дело уже было сделано.
— Он вообще-то парень что надо, — вмешалась Долорес. — Мы просто гуляли, ничего такого. Он был такой ласковый.
— Ласковый-неласковый, — пробурчал Гиллеспи. — Когда это случилось?
— Да ночью, когда же еще, — возмущенно проговорил отец. — Она дожидалась, когда мать уснет, и бежала к нему.
Гиллеспи повернулся к девушке:
— Расскажи подробно, как это произошло.
Долорес смущенно опустила голову, но было понятно, что она прикидывается.
— Ну, мы с ним гуляли у пруда, разговаривали, он меня поглаживал. А потом как-то сели, он притянул меня к себе совсем близко и… — Она замолчала, не найдя нужных слов.
Шеф постучал карандашом по столу.
— Я хочу знать, он тебя заставлял или нет? Ты от него отбивалась?
Долорес долго мялась, затем пробормотала:
— Я сама не знаю, как все получилось.
Гиллеспи позволил себе немного расслабиться.
— Ладно, Долорес, хватит. Конечно, этот парень поступил с тобой плохо, и мы его за это арестуем по обвинению в совращении. Он свое получит. Теперь назови его имя.
Тут вмешался отец:
— Да вы его хорошо знаете. Вот почему мы и пришли к вам. Это коп, который ездит по городу ночью, вроде как всех охраняет. Его зовут Сэм Вуд.
Только они вышли за дверь, как Билл Гиллеспи позвонил дежурному:
— Пришли ко мне Вирджила.
— Его тут нет, — ответил Пит.
— Где же он, черт подери? Я думал, что черный там у тебя слушает наш разговор.
— Он слушал, сэр. Но когда беседа закончилась, вдруг обозвал себя самым большим дураком на свете и убежал.
— Куда?
— Не знаю, сэр. Он перед уходом кому-то позвонил.
Пит сообщил Гиллеспи не все. Он утаил от шефа факт, что, уходя, Тиббз коротко ему бросил: «Передайте Сэму Вуду, чтобы он отдыхал и ни о чем не волновался». Ясное дело, за подобные слова шеф бы Вирджила по головке не погладил.
Автомобиль, который дал Тиббзу гаражный механик Джесс, был старый, но работал исправно. Во всяком случае, в гору он двигался довольно прилично. Только у самого дома Эндикоттов радиатор чуть перегрелся, а так ничего.
Тиббз позвонил в дверь. Ему почти сразу открыл Джордж Эндикотт.
— Входите, мистер Тиббз, — вежливо пригласил он, но на сей раз без особой сердечности.
Он проводил гостя в свою великолепную гостиную, жестом указал на кресло, а сам сел напротив.
— Что вас привело к нам, мистер Тиббз?
— Необходимость задать вам несколько вопросов, сэр, — ответил детектив, — которые могли бы прийти мне в голову намного раньше. Однако сейчас произошли кое-какие события, они сделали эти вопросы актуальными. Вот почему я попросил вас о встрече.
— Пожалуйста, — кивнул Эндикотт. — Задавайте свои вопросы, а я постараюсь как можно точнее на них ответить.
— Итак, сэр, насколько мне известно, вечер накануне своей гибели мистер Мантоли провел у вас. Это так?
— Да.
— Кто из гостей ушел первым?
— Мистер Кауфман.
— Во сколько?
Эндикотт ненадолго задумался.
— Наверное, часов в десять. Понимаете, мы тогда были так увлечены разговором, что никто не следил за временем.
— Вы могли бы перечислить всех присутствовавших?
— Разумеется. Это Энрико, то есть маэстро Мантоли, его дочь, мы с женой и мистер Кауфман.
Вирджил наклонился вперед, сцепив пальцы.
— Попытайтесь вспомнить, когда ушел маэстро Мантоли.
— Часов в одиннадцать, может, в половине двенадцатого.
Тиббз помолчал пару секунд.
— Как он добрался до города?
— Его отвез я. Дамы отправились готовиться ко сну, а мы пошли к машине.
— Спасибо. А когда примерно вы вернулись?
— Через час. Я уже говорил, что не следил за временем.
— Где вы высадили маэстро Мантоли?
Эндикотт начинал понемногу раздражаться.
— У входа в отель. Мы предлагали ему остаться, но он тактично отказался, зная, что нам с супругой придется уступить ему свою спальню. У нас, к сожалению, лишь одна гостевая комната, в которой расположилась его дочь. Поэтому он остановился в отеле, хотя это неприглядное заведение.
— А теперь прошу вас вспомнить, — продолжил Тиббз, — не попадался ли вам кто-нибудь на глаза с момента, когда вы выехали отсюда вместе, и до того времени, когда вернулись сюда один.