нила… Сидят, сюсюкают… „Сянь-тянь-сюнь-сень“… Карту города развернули… Тоже… в Эрмитаж собрались? А я куда еду? На вокзал… Родственницу встречать… О Боже, опаздываю! Кошмар, как же она мой дом найдет!» — покрылась холодным потом Мария Даниловна. Она вновь посмотрела за окно — поезд как раз выскочил из темного туннеля и так же быстро миновал очередную станцию. «Ч-черт… Даже название не успела прочитать… А как же, что же… Неужели никто не выходит?» Она перевела взгляд на азиатов — вместо них пожилая чета, раскрыв газету, тихо шепталась, обсуждая, видимо, какую-то статью… «Надо выходить!» — решительно заявила себе пенсионерка Сухова и выпрыгнула из вагона на перрон, проскочив прямо сквозь стену… Не успев даже удивиться, она двинулась вперед, бросая мимоходом взгляд на электронные часы, являющиеся непременным атрибутом каждой станции. Теперь на них горели только нули. Сухова покачала головой и посмотрела на свою руку. В ремешок были встроены изящные песочные часики. Помотав рукой в разные стороны, она так и не смогла понять, сколько же времени они показывают, и, недоуменно хмыкнув, слилась с плотным потоком пассажиров и направилась к эскалатору. «Интересно, а откуда они здесь взялись? С моего поезда? Но он же не останавливался! Ладно, а какая это станция? Где-то должен быть указатель…» Но указателя нигде не было видно, и Мария Даниловна вместе со всеми уныло брела по длинному, освещенному яркими лампами холодного света коридору. Она уже много раз сворачивала в разветвления; сам коридор, казалось, был прорыт не прямо, а со множеством изгибов, но конца ему не было… «Ротагила… Ротагила…» — раздался свистящий шепот где-то рядом с ней. Она оглянулась: молодая женщина в залихватски надвинутом на лоб берете, оживленно указывая рукой куда-то вперед, толкала в нерешительности остановившегося своего спутника — подростка в вязаной шапочке и в не по сезону и возрасту коротких шортах. «Чушь… Люди странные… Куда же мне идти?» — вздрогнула Мария Даниловна от нехорошего предчувствия. «Ротагила!» — зазвучало отовсюду вокруг: каждый спешащий по бесконечному коридору человек с необъяснимым восторгом повторял загадочное слово… «Ротагила?» — в раздумье произнесла Сухова и тут же заметила выход, куда, толпясь, направлялись ее случайные спутники. Сдавленная со всех сторон, она также миновала небольшой проем в стене… Первое, что она увидела, покинув коридор, была коляска, из которой, опасно свесившись, ей подмигнул давешний малыш с необыкновенно взрослым, даже старым лицом… Он вытащил из кармана комбинезончика ту самую ярко-зеленую игрушку и снова сдавил ее с недетской силой… Мария Даниловна в ужасе заткнула уши, но не смогла полностью изолировать себя от раздавшегося резкого звука, — сначала писка, затем какого-то звона…
…Звонил будильник. Калерия, чуть приподнявшись на постели, удивленно смотрела на хозяйку, которая, вместо того чтобы отключить его — достаточно было лишь протянуть руку, — лежала, заткнув уши напряженно сжатыми руками, нервно вздрагивая… Гостья подошла к тумбочке, нажала кнопку — трель прекратилась. Она легко толкнула Марию Даниловну, та открыла глаза и, ничего еще не понимая, изумленно произнесла:
— Ты?!! Откуда? Как ты добралась?
— Чего? — не поняла Калерия, на всякий случай одернув халатик.
— Извини, что опоздала… Транспорт подвел… — просительно пролепетала хозяйка, все еще не отойдя ото сна.
— Куда опоздала?! — расширила глаза гостья. — А, приснилось что-то, что ли? Будильник звонит, звонит…
— Точно… — Мария Даниловна растерянно обвела глазами свою комнату, будто впервые ее видя. — Нет, точно, сон… Бред какой-то…
Она встала и, вспомнив наставления Петрухи, распахнула окно. Оттуда немедленно послышалась брань, крикливые голоса грузчиков, их клокочущий хохот…
— Гады… Полдевятого, ну и горланят! — немедленно проснулась она, столкнувшись с реальностью. Задумчиво вернулась пенсионерка Сухова к постели и тихо опустилась на ее край.
— Кошмар, что ли, приснился? — вновь спросила Калерия, уже переодевшаяся, с чайником в руке. — Мелиссу надо на ночь пить, хорошо нервы успокаивает…
— Мелиссу? — переспросила Мария Даниловна, думая о чем-то своем.
— Ну да, не слышала? У тебя нет? Я вышлю, у нас на даче я целую грядочку выделила… В чай можно заваривать, очень полезно… — от чистого сердца советовала Калерия.
— Да, да… — кивала хозяйка, вспоминая сон.
«Ротагила… Ротагила… Как заклинание какое-то…
Мумба-юмба! Нет, лечиться надо… Или… все же в „Сновости“ позвонить?» — так и не могла принять решение она.
Позавтракав, женщины быстро собрались и отправились в культпоход. Свежий ветер с Невы отогнал от несчастной Марии Даниловны последние остатки ночного наваждения, а радость от предстоящей встречи с прекрасным наполнила ее душу…
— Французская живопись? — с подозрением оглядев афишу выставки, недовольно произнесла Калерия.
— Ну да, — пожала плечами ее спутница.
— А что там? — вопросила гостья.
— Ну… Как это — что? Картины! Гоген, Пикассо, импрессионисты… Менее известные мастера, — с удивлением перечисляла Сухова.
— Пи-кас-со? Тьфу! За это еще деньги платить! — возмутилась Калерия. — Терпеть ненавижу! Это где все в виде кубиков и квадратиков? Или вытянутые, вроде глистов? Нет, не пойду!
— Да что ты? — изумилась Мария Даниловна. — Это… это же произведения мирового класса! Нравятся они нам или нет… мне-то, положим, именно Пикассо тоже не очень… Но не один же он там!
— Еще этот, Ван Гог безухий, — сердито парировала Калерия.
— При чем здесь вообще Ван Гог? К тому же ему «митьки» свои уши подарили, акт милосердия совершили, насколько я знаю, — забормотала Мария Даниловна, но родственница уже не слышала ее, устремившись к кассам.
— Да… красота… — восхищенно произнесла Калерия, остановившись перед Главной лестницей.
— Поднимаемся? — предложила Мария Даниловна.
— Нет, после… Сначала нужно первый этаж осмотреть, — деловито заявила гостья и потянула ее вправо.
— Да там же… ничего особенного! — попыталась возразить та. — Египет, Древняя Греция, Рим… Устанем, а до самого важного так и не дойдем…
— Дойдем! Все осмотрим! — уверила ее Калерия.
— Да ведь годы нужны, чтобы все пристально осмотреть!
— Брось ты, пробежимся — глянем! — Женщины вновь свернули, уже влево, и оказались в мрачноватом Египетском зале.
Мария Даниловна равнодушно смотрела перед собой, Калерия же, напротив, подойдя к стеклянным стендам, внимательно изучала их содержимое.
— Смотри, Марусь! Они, выходит, как матрешки, вкладывались один в другой! — самостоятельно совершила открытие гостья из Перми, рассматривая огромные раскрашенные саркофаги. — Вот, этот в этот, этот — в этот…
Мария Даниловна кивнула и не спеша двинулась по залу, окидывая беглым взглядом экспонаты. Неожиданно, наверное, даже для самой себя Калерия, как ребенок, заинтересовалась Древним Египтом. Она увлеченно читала комментарии, с любопытством разглядывала изящные фигурки непонятных богов…
Мария Даниловна склонилась у одного из шкафов, заметив табличку, извещающую о заключении мирного договора между хеттами и фараоном Рамсесом II. «Рамсес Второй… — задумалась она. — Что-то ведь известное… Чем же? Не только же тем, что у него были любимые песни… И были ли? Надо же, древнейший международный мирный договор… 1296 год… до нашей эры! Обалдеть!» Она вздрогнула, ибо за спиной у нее в этот момент раздался отвратительный писк, напомнивший ей о неприятном сновидении. Мария Даниловна резко обернулась: неподалеку стояла молодая женщина — другая, не похожая на ту, что была во сне, — и махала игрушкой симпатичному малышу, собравшемуся было капризничать под строгими сводами Эрмитажа… Игрушка оказалась резиновой и периодически издавала так похожий на писк звук…
— Не шумите. Заберите ребенка, — сердито одернула молодую мать смотрительница.
— Извините, пожалуйста! — покраснев, произнесла та и подбежала к малютке.
— Зачем вообще с такими ходить, — ворчала сотрудница музея.
— Так не с кем оставить, — с достоинством ответила женщина и, указывая на серьезного мальчика лет шести с блокнотом в руках, пояснила: — Старшего — не оторвать! Для него музей — лучшая награда! Радоваться надо, что не собак по дворам гоняет, а древностями интересуется… А эту куда ж я дену?
Маленькая девочка уже успокоилась и, сжав в одном кулачке игрушку, другой протянула матери, и обе они медленно, со скоростью, доступной коротеньким годовалым ножкам, побрели по залу. Мария Даниловна улыбнулась и заглянула через плечо серьезного мальчика. Он уже закончил срисовывать одну из статуэток и теперь озирался, выбирая новый объект.
— Тебе нравится? — удивилась пожилая женщина.
— Очень, — заметно смущаясь, ответил ребенок.
— Надо же, — она покачала головой.
— Я уже много знаю! Мне мама книжку читала — «Мифы Древнего Египта». Вот это, я нарисовал, бог мудрости Тот…
— Ну молодец! — похвалила Мария Даниловна.
— А еще я начал книгу писать, — доверительно сообщил мальчик. — Только она сейчас дома. А называться будет «Сокровища Хеопса»…
— Вот это да! — только и нашла что сказать изумленная Мария Даниловна.
— А сейчас я что-нибудь по фантазии нарисую, — решил ребенок и присел на корточки посредине зала.
Не желая мешать юному будущему гению, пожилая женщина отошла и, ища глазами Калерию, направилась в другой конец. Гостьи нигде не было видно. За одним из стендов пенсионерка Сухова вновь встретилась с молодой матерью, со смехом глядящей на свое годовалое чадо. Малютка стояла зачарованно уставившись на темную высохшую мумию. Протянув в ее направлении ручку с оттопыренным указательным пальчиком, она произносила одной себе понятные слова:
— Ы! Ы! Ы! Ма-ма — ы!
Отступив шажок назад, девочка случайно наступила на выпавшую, видимо от избытка восторга, игрушку гадко-зеленого цвета. Египетский зал вновь огласился пищанием, и Марию Даниловну вновь передернуло.
«Ротагила… — вспомнила она, и какой-то неприятный холодок наполнил ее изнутри. — Ротагила…» Она машинально обернулась и увидела, что мать уже уносит хныкающую малышку, крепко держащую игрушечного зеленого крокодильчика, затем так же машинально подошла поближе к мумии и вгляделась в пояснительную надпись.