На севере Китая в то время была зима – кружился белый снег и замерзали реки; здесь же, в Индии, где нам посчастливилось оказаться, круглый год царит цветущее лето. Наш поезд мчался на север в сторону Индо-Гангской равнины. Кто бывал в Индии и ездил здесь на поездах, наверняка отмечал некоторое своеобразие конструкции местных поездов. В привычном для нас вагоне есть двери с каждого торца, поэтому можно пройти от головы до хвоста поезда даже во время движения. Индийские вагоны не соединяются дверями между собой, вход и выход есть только сбоку, а значит, перейти к соседям можно только когда поезд стоит на станции. Едва состав трогается с места, каждый вагон превращается в независимое государство.
Мы ехали в специальном вагоне, который был прикреплен к головному. Там были гостиная, спальня, столовая и так далее – словом, все, что могло нам понадобиться. Когда поезд тронулся, мы оказались в нашем замкнутом мирке и как будто были отрезаны от остальной цивилизации. Вокруг меня, за исключением двух индусов, были одни китайцы, все говорили по-китайски и обсуждали в большинстве своем китайские дела. Только посмотрев в окно, можно было удостовериться, что поезд мчит по землям Индии – там виднелись горные пики, возвышающиеся по обеим сторонам железнодорожного полотна, густые леса, журчащие ручейки, бурные реки, рисовые поля, цветущие буйным цветом кусты и деревья, работающие крестьяне, дым, обозначающий, что где-то есть человеческое жилье. Иногда удавалось рассмотреть даже сидящих на деревьях павлинов; порой казалось, что на поле работают крестьяне, но, если приглядеться получше, становилось ясно, что это прыгают обезьяны. Здесь, только здесь я почувствовал, что мы уехали на тысячи километров от родины.
Индийские друзья позаботились о нашем комфорте наилучшим образом, возможно, именно поэтому нам никак не удавалось пообщаться с простым народом в самом поезде. Многообразие местных диалектов будоражило мое профессиональное любопытство, но могло и создать преграду для коммуникации, ведь я не владел ими. Однако мне всегда на помощь приходили жесты, улыбки, знаки – благодаря этому нехитрому инструментарию можно было понять настроение собеседника, и все были в высшей степени довольны. В таких ситуациях язык почти тяготил, и полное молчание могло объяснить те смыслы, которые невозможно передать словами.
На каждой станции мы первыми рвались из вагона и, оказавшись в толпе индийцев, впитывали ее звуки и краски. Людей было очень много: мужчины и женщины, старые и молодые, крестьяне, студенты, военные и даже чиновники или университетские профессора. Разные лица, пестрая одежда – точно карнавал, просто глаза разбегались. При виде нас, гостей из Китая, у индийцев на лицах появлялись доброжелательные и приветливые улыбки. Мы улыбались в ответ и довольные возвращались в вагон. На некоторых станциях нас приветствовали с размахом – несли красные флаги и живые цветы или прямо на платформе устраивали настоящий парад, из-за чего происходила задержка отправления поезда. Мы сердечно всех благодарили. После такого приема пол в вагоне был усыпан лепестками цветов, а на наших шеях висели гирлянды, наполнявшие наш дорожный дом сладкими ароматами. В буддизме есть «Царство Благоуханий»[50] – вероятно, наш вагон становился похожим на него.
Так, вдохновляюще и волнующе, проходила наша жизнь в поезде, я даже как будто привык к этим чувствам.
Спустя некоторое время я начал замечать на каждой станции одного и того же индуса средних лет с приятным умным лицом, в белой хлопковой одежде, которую традиционно носят в Индии. Он был похож и на рабочего или госслужащего младшего звена и всегда держал на руках ребенка трех-четырех лет. Стоило поезду остановиться, как он торопливо выходил из своего вагона и шел в нашу сторону, стоял в толпе людей и улыбался нам. Он поднимал ребенка высоко над головой, чтобы тот сквозь окно мог заглянуть внутрь вагона. Глядя на нас, малыш тянул ручки, и его румяное личико расплывалось в улыбке. Затем звучало объявление, что поезд вот-вот отправится, и все мы разбегались по вагонам.
Поначалу я не обратил на этого человека внимания – подобное происходило с нами в Индии постоянно. Ни лицом, ни одеждой он не отличался от прочих, однако повторял эти действия снова и снова на каждой станции. Что это за человек? Куда он едет? Почему он смотрит на нас? Целый рой вопросов. Я решил разгадать эту загадку.
Вскоре поезд остановился на очередной крупной станции. Индиец, держа ребенка на руках, снова подошел к нашему вагону. Я сразу вышел, направился прямо к нему и сложил ладони у груди в знак уважения. Этот простодушный человек сначала опешил от неожиданности, лицо его на мгновение напряглось, но тут же расплылось в улыбке. Он сложил руки в ответ. Я спросил, куда он едет, но тот, вероятно, стеснялся и молчал. Тогда я поинтересовался, нет ли у него какой-то просьбы ко мне, но в ответ получил лишь робкую улыбку. Я совсем было отчаялся и задал третий вопрос о том, что же он делает в поезде с маленьким ребенком. Индиец, видимо, собрался с духом и рассказал мне свою историю. Оказалось, что он проехал свою станцию и давно уже должен был сойти с поезда. Но еще на вокзале в Дели он узнал, что в том же поезде едет китайская делегация. «Я с детства слышал о Древнем Китае, знаю, что наши страны – это добрые друзья. Несколько лет назад я узнал о Китайской Народной Республике, и мне стало еще интереснее, захотелось побольше узнать о вас. Сам я человек маленький, обычный служащий, встретить хотя бы одного китайца мне не довелось ни разу, что уж говорить про сына. А тут вы оказались прямо перед глазами, такую возможность нельзя было упускать! Мой малыш еще не так много понимает, но я хотел, чтобы он увидел китайских друзей и с самого раннего детства усвоил, как важна дружба между нашими народами. Поэтому я сказал себе – проеду еще одну станцию! Но станция следовала за станцией, а вы, словно магнит, не отпускали меня. Мне пришлось продлевать свой билет на каждой остановке. Я сам не богач и почти все деньги уже потратил. Вы заговорили со мной, поэтому можно сказать, что мое желание осуществилось. Сейчас я пойду на вокзал и куплю билет обратно – до того города, где меня давно ждут родные. Надеюсь, что вы еще раз приедете в Индию, а я когда-нибудь приеду в Китай. Может быть, моему ребенку удастся увидеть вашу страну. Желаю вам счастья! До скорой встречи!» – так говорил взволнованный индиец.
Эти слова были очень простыми и искренними, в них были теплота и настоящие чувства. Мой случайный знакомый вдруг как будто стал выше, а от его тела словно исходило сияние. Даже красные цветы на макушках хлопковых деревьев возле станции стали казаться неестественно большими и яркими. Этот человек вдруг превратился в воплощение дружбы между Индией и Китаем. Я сжал его плечо, но не мог вымолвить ни слова. Он по-прежнему крепко держал своего ребенка. Я погладил малыша по щеке; он еще не понимал, кто такие китайцы, но доверчиво улыбнулся. Желаю тебе счастья, малыш, расти здоровым, ведь нам обязательно нужно встретиться в Китае! Его отец, кажется, был растроган, снова пожелал мне счастливого путешествия и выразил надежду, что я еще раз приеду в Индию. К тому времени поезд вот-вот должен был тронуться. Мы еще раз второпях пожали друг другу руки, и этот удивительный индиец пошел в сторону билетной кассы. Он несколько раз оглянулся в шумной толпе.
С тех пор прошло уже около тридцати лет, и, конечно, я не встретил этого индийца в Китае. Да и сейчас, вновь оказавшись в Индии, я вряд ли вновь увижусь с ним. Его ребенку уже должно быть около тридцати лет, он уже взрослый человек. Вспомнит ли бывший малыш, что, когда ему было три-четыре года, он повстречал незнакомца из Китая? «Завтра меня и моего друга разлучат горы, и будущее для нас обоих станет морем бескрайним», как говорится в древнекитайских стихах. Только лишь горы нас сейчас разделяют? Горы до неба и безбрежные облака. Боюсь, что я увижу их, только если случится чудо. Но такие чудеса ведь иногда случаются?
Паломничество по святым местам
Приезд в Мумбаи воскресил множество воспоминаний о священных местах, где мне довелось побывать. Я думал о городской гавани, где находится остров Гхарапури со знаменитым комплексом пещер Элефанта, о храмах Аджанты [51]. Поток памяти нес меня дальше, к удивительной деревне Санчи с первой в мире ступой [52] и к монастырскому комплексу Наланда [53]. Перед мысленным взором возник храм Махабодхи, где Гаутама Сиддхартха достиг просвещения и стал Буддой. Так я думал и думал, мысли проходили нескончаемой вереницей, но удержать ни одну из них я не мог. Все эти ассоциации и воспоминания вновь и вновь возвращали меня в события тридцатилетней давности.
Добирались до Аджанты на перекладных – сперва самолетом до городка, название которого я забыл, потом почти полдня ехали на машине, и когда наконец оказались на месте, уже стемнело. Мы поселились в очень старой гостинице. На ужин у нас были национальные индийские блюда. На столе стояла большая тарелка со свежими острыми перцами. Сидевшие с нами индийские друзья опешили, увидев, как я откусил большой кусок перца и заел его пападам – тонкой круглой лепешкой из чечевичной муки. Это сразу стало темой для оживленной беседы за столом. Обсудив острый перец, заговорили о еде в целом. Индийцы говорила нам, что среди жителей их страны ходит много слухов о том, что едят в Китае. Будто китайцы достигли высочайшего мастерства в использовании палочек для еды, даже воду – и ту могут пить палочками. А еще есть мнение, что в Китае едят все, что имеет четыре ноги, кроме столов, и все, что плавает, кроме лодок. Услышав это, мы дружно захохотали. Индийцы добавили, что есть то, что хочется, очень важно: только так можно получить питательные вещества и укрепить здоровье. Многие индусы не