[98], три китайских иероглифа, которые означают «счастье», «достаток» и «долголетие», и два иероглифа «в изобилии». Исикава прекрасно понимал китайскую поэзию, любил конфуцианскую философию. Посетив «Приют отшельника» и прочувствовав атмосферу этого места, осознаешь, насколько он разбирался в китайской культуре и как тонко ее чувствовал. Каждый китаец, посетивший это место, вспомнит, насколько длинная история у китайско-японских отношений и как крепка дружба между нашими народами. Порой большая сила не может добиться желаемого, а малая справляется с любыми преградами. Побывав в храме Сисэн-до, я словно на миг вернулся в Китай.
«Приют отшельника» тронул мое сердце, однако еще более глубокое впечатление произвела группа школьниц лет четырнадцати-пятнадцати, неожиданно оказавшаяся на территории храма. Девочки были одеты в опрятную школьную форму и выглядели вполне беззаботно. Я мало знаю о жизни японских школьников. Говорят, что в пору летних каникул мальчишки и девчонки из младших и средних классов часто отправляются на экскурсии по своей родной стране, чтобы лучше с ней познакомиться. Вероятно, моя поездка совпала с летними каникулами: на какой бы остановке я ни оказался, везде меня встречали толпы школьников. Они стояли или сидели на полу в ожидании поезда, вели себя оживленно, но не шумели, были опрятными, но не скучными. Я встретил их и в храме Сисэн-до. Так как я уже привык к ним, то сначала не обратил внимания – и вдруг, подняв голову, увидел, что ко мне обращена улыбка одной девочки. Я улыбнулся в ответ и был совершенно поражен, когда она вдруг подошла ко мне и пожала руку. Японский язык я не знаю, но на помощь пришел английский, и между нами состоялся такой диалог:
– Ты говоришь по-английски?
– Да, говорю.
– Как дела?
– Хорошо, спасибо!
– Что ты здесь делаешь?
– Мы путешествуем, у нас летние каникулы.
– Могу я спросить, как тебя зовут?
Она назвала японское имя, я не расслышал и не переспросил. Гораздо важнее, чем узнать имя и фамилию, понять сердце другого.
Мы перекинулись еще парой фраз. Эта девочка, как и группа ее подруг неподалеку, вели себя очень свободно и совсем не стеснялись. Их глаза искрились чистым, даже наивным блеском. Казалось, что они ничего не боятся и ни в чем не сомневаются, что они открыты к общению и обладают широкой душой. Я чувствовал себя так, словно они были не группой иностранцев, а родными мне людьми. Как будто мы были знакомы уже очень давно и встретились после долгой разлуки.
Я уверен, что никто из этих школьников не был в Китае, но почему же моя страна не кажется им чужой? Неужели на них так повлиял храм Сисэн-до, где повсюду чувствуется китайская культура? Это он ненароком сблизил души наших народов? У меня нет ответа. Я был старше их в несколько раз, и мы переговаривались на языке третьей страны, но это не мешало нам понимать друг друга. Только сейчас я, казалось, по-настоящему соприкоснулся с японской душой. Это понимание было намного глубже и конкретнее того, о чем я говорил во время лекции «Сердце Восточной Азии» в университете Васэда. Я испытал ни с чем не сравнимую радость. «Если встретишься с человеком из Восточной Азии, нужно ли узнавать его получше?» Я не беспокоился о том, увидимся ли мы еще когда-нибудь. Тысячи японских школьников воплощают собой японскую душу, так стоит ли хвататься за соломинку и запоминать именно эту ученицу?
Хаконе – это место моих прежних странствований. Первые впечатления получились немного смазанными, я останавливался здесь всего на одну ночь. Возможно, именно эта туманность и мимолетность впечатлений и сделала Хаконе особенным для меня.
В гостиницу я прибыл к вечеру. Встречали меня господин Юсуке Мурофуси с супругой, старшая дочь Ацуко и внучка Томоко – малышка, едва научившаяся говорить. Она совсем не боялась незнакомых людей и даже позволила мне поднять себя на руки. Госпожа Мурофуси попросила соблюсти традицию и пожелать девочке счастья – думаю, что мой жест вполне можно считать таким пожеланием. Господин Мурофуси рассказал, что имя «Томоко» означает «друзья по всему миру». Было видно, что семья питала добрые чувства к Китаю и старалась привить их и маленькой девочке. Сам господин Мурофуси посещал Китай не один десяток раз. Его зять, профессор Рёдзюн Митомо, и средняя дочь Норико также живут на две страны, имеют крепкие связи в академических и экономических кругах КНР. Разве это не естественно – чувствовать невероятную теплоту рядом с такими людьми?
Вечером после ужина я вышел из гостиницы прогуляться по берегу озера. Вокруг не было слышно ни звука, в небе висела тусклая луна, медленно плыли тонкие, как ивовый пух, облака. Казалось, протяни руку – и поймаешь. Трава, кустарники по обеим сторонам дороги, поднимающиеся к небу деревья днем сливались в единое зеленое пятно, заполняющее все от земли да неба. Ночью под светом луны и фонарей прикрытая тенью облаков растительность окрашивалась в иссиня-черный, и только по наитию можно было распознать ее настоящий цвет. Безбрежное озеро превратилось в тень. Фантазия моя разыгралась, я представлял, что здесь находится царство небожителей, воображал себя в горах сказочного острова Пэнлай и мысленно переносился из одного места в другое… Чем больше я фантазировал, тем прекраснее становились эти мечты, а чем прекраснее они становились, тем больше разыгрывалась моя фантазия. В конце концов, я перестал понимать, где я. В мире людей? Нет-нет! Это точно не мир людей. В райском саду? Нет-нет! Это не райский сад… Воистину, место, в котором я нахожусь сейчас, – это рай на земле.
Царство небожителей не отпускало меня даже во сне, однако наутро пришлось спешно уезжать, поэтому увидеть озеро Аси при солнечном свете мне не удалось, а в памяти остались только те ночные фантазии об этом райском месте.
Незаметно пролетели годы, и вот я снова в Хаконе.
Меня пригласил все тот же гостеприимный хозяин – господин Юсуке Мурофуси, а встретили на машине его дочь Норико и зять Митомо Рёдзюн. В прошлый раз с ним был почетный профессор Токийского университета доктор Хадзимэ Накамура [99]. Помнил я и малышку Томоко, она выросла и стала немного застенчивой. У нее появилась сестренка, очень подвижная, милая и озорная девочка. Мы плотно поужинали в ресторане, ведя оживленную беседу, так что до своей спальни я добрался за полночь и вновь видел во сне райскую обитель.
Ранним утром я вышел из круглого холла гостиницы и направился к озеру Аси. Мне очень хотелось посмотреть на то, что в прошлый раз увидеть не удалось. Райского озера из моих фантазий не существовало. Перед глазами открывался удивительной красоты пейзаж – зеленые горы, чистая водная гладь, необъятная синь, разлившаяся по небу. Мои фантазии потеряли неясную психоделическую красоту, но наполнилось другой – реальной и живой, что было не менее удивительно. Какой из этих пейзажей красивее? Не могу сказать, да и незачем. Я решительно влюблен в оба.
На следующий день на рассвете я снова пришел к озеру, на этот раз меня сопровождали господин Юсуке Мурофуси, Норико и Митомо Рёдзюн. Раньше мне не удавалось по-настоящему познакомиться с Аси, ведь «настоящее озеро можно узнать, только оказавшись в его водах». Сегодня я отстраненно наблюдал за крадущимся по поверхности воды туманом, Аси словно скрывало от нас свое лицо, но несмотря на это прогулка по берегу, поросшему травой, была приятной.
Мы шли и тихо беседовали. Озеро Аси казалось лежащим на грани двух миров – реального и потустороннего. Я осторожно ступал по траве, смотрел на воду и чувствовал себя Тао Юаньмином, который безмятежно любуется на горы Наньшань. Неожиданно мне на глаза попались две сосны, похожие на «Сосну, встречающую гостей»[100] в горах Хуаншань. Я поделился своим наблюдением с господином Юсуке Мурофуси и сказал, что хочу назвать эти деревья Привратницами. Он улыбнулся и одобрительно кивнул. Глядя на широко раскинувшуюся озерную гладь, пожилой японец рассказал, что в сумерках к озеру прилетают дикие утки. Утром птицы предпочитают находиться в лесу на горе, поэтому вряд ли нам посчастливится их увидеть… Не успел он закончить фразу, как туман над водой стал рассеиваться, и там, где мост уходил под воду, мы увидели дикую уточку. Дул легкий утренний ветерок, было тихо. Казалось, что в мире из всех живых существ осталась только одна эта дикая утка. Мы осторожно поднялись на деревянный мост и, приглядевшись, увидели под хвостом утки что-то белое. Испугавшись, утка взмахнула крыльями и улетела прочь, а белое нечто осталось на месте и оказалось утиным яйцом. Мы с удивлением провожали взглядом птицу, парившую высоко в облаках. Утка сделала несколько кругов и пропала в роще на противоположном берегу озера.
Спускаясь с понтонного моста на берег, мы встретили четырех пожилых женщин. После положенных приветствий каждая группа последовала своей дорогой. Вода по-прежнему до самого горизонта была подернута дымкой. Облака то сгущались, то снова становились легкими и тонкими. На озере в этот ранний час не было ни одной лодки. Мягкая, словно ковер, трава, пышная зелень деревьев и яркие цветы вызвали в моей памяти строки: «Дворцовым цветам зря суждено алеть»[101]. Здешние цветы именно так и выглядели – прекрасными и одинокими. В утренней тишине было слышно, как озерная вода бьется о берег. Мы будто стали хозяевами этой вселенной. Оглянувшись, я увидел, что господин Мурофуси стоит на мосту и разговаривает с пожилыми женщинами, встреченными ранее. Через какое-то время они подошли к нам познакомиться. Оказалось, что все они преподавательницы, вышли на пенсию и путешествуют. Они достали маленькие блокноты и попросили меня написать несколько иероглифов. Мне сами собой пришли на ум строки из классического китайского стихотворения: «Когда меж морями душой понимаешь кого-то, / У края он неба, а кажется – точно соседи»