ование голубей и, казалось, перенесся в сказочную страну, отстранился от мирских дел и парил в одиночестве.
Покинув территорию дворца, мы увидели толпу людей, стоящую за заграждением. Кроме непальцев я успел заметить немало голубоглазых и светловолосых европейцев и американцев. Они выделялись высоким ростом, как журавли среди кур, все держали фотоаппараты, высоко поднимали руки в надежде сделать удачный снимок. Лица людей светились радостью, мы улыбались им, они отвечали улыбками в ответ. Поговорить или пожать руки нам не удалось, зато мы могли обменяться эмоциями. Даже этот древний дворец как будто помолодел, проникся волнами жизненной силы и дружбы.
Эту сцену я запомнил на всю жизнь.
4 декабря 1986 года. Пекинский университет
Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый…
Какое из индуистских божеств выпустило эти цвета из небесного дворца Брахмы в мир людей, на одежды, флаги и изображения Будды?
Когда я вошел на стадион Дасаратх Рангасала, где должна была состояться конференция, то просто лишился дара речи, потрясенный масштабом происходящего. Зрительские трибуны с трех сторон стадиона были заполнены зрителями, все поле также занимала толпа. Мы сидели в президиуме и куда бы ни бросили взгляд, всюду были люди, люди, люди… горы людей, море людей, лес людей. Население Катманду составляет лишь 450 000 человек. Сегодня на стадионе собралось, по предварительной оценке, 40 000 зрителей, то есть почти каждый десятый житель столицы был здесь. Действительно, можно сказать, что конференция стала беспрецедентным событием.
Моя несчастная пара глаз не успевала охватить все множество образов и яркость красок того дня. Ах, если бы я мог превратиться в тысячерукого и тысячеглазого Будду, чтобы разглядеть все до мелочей! Тогда бы ни один глаз из тысячи не остался без дела, ни один глаз не смотрел бы на что-то непримечательное. Происходящее на стадионе было поистине грандиозным.
Ниже президиума, напротив беговой дорожки, аккуратными рядами стояли большие и маленькие статуи Будды и различных божеств. Говорили, что их свезли со всех храмов Непала. Некоторые статуи выглядели очень торжественно, другие, наоборот, имели странный вид – скалили зубы, пугающе разевали рты, словом, больше напоминали демонов. Все они без исключения были наряжены в яркие разноцветные одежды, с обязательными цветочными гирляндами на шеях. Казалось, что Будды заскучали в своих храмах на облаках, устали наслаждаться благовониями в одиночестве и с удовольствием собрались на общий праздник. Здесь, на конференции, они болтали друг с другом, им не хватало слов, чтобы выразить, как они рады встрече, как уважают друг друга. Буддийские скульптуры передо мной словно ожили. Жаль, что я был всего лишь обычным человеком и не понимал буддийской терминологии, а поэтому мог лишь сложить руки на груди и помолиться.
Люди на стадионе стояли в определенном порядке. Ближе всего к президиуму находился ряд маленьких девочек, каждая держала в руках пятицветный флажок и то и дело махала им. Сегодня у всех, кто пришел на конференцию, был такой флажок. Насколько мне известно, пять цветов символизируют восток, запад, юг, север и небеса. Девочки то садились, то вставали, но ни на секунду не останавливались, на лицах сияли улыбки, они были очень рады и взволнованы. Вероятно, раньше им не доводилось принимать участие в таких мероприятиях. Атмосфера радости и ликования оттеняла их пышущие свежестью лица и яркую, как живые цветы, одежду. От них словно струился свет, сиявший на весь стадион и превращавший всю сцену в разноцветный мираж.
По задумке организаторов конференции участники должны были совершить обход стадиона. Несколько десятков девушек в желто-коричневых нарядах – затрудняюсь сказать, какого именно цвета были их костюмы, – дружно растянули огромное красное полотно, на котором было написано: «Поздравляем Всемирное общество буддистов с открытием конференции!» Они шагали, покачиваясь из стороны в сторону, словно веточки ивы, за ними следовали представители стран-участниц. Количество делегатов было разным – некоторые государства прислали больше человек, другие – меньше. Упомянули даже тех, кто вовсе не имел делегатов, в этом случае непальская девушка несла только табличку с названием страны, а за спиной у нее никого не было. Именно к таким относилась и тайваньская делегация. Табличка гласила: «Тайвань, Китай», но позади было пусто. Я слышал, что тайваньцы все-таки прислали делегацию, но они боялись этой таблички и слов, написанных на ней, как духи боятся камней, отпугивающих зло [112]. Насколько я знаю, тайваньские монахи относятся к нам по-дружески. Молодой тайваньский монах, присутствовавший на этой конференции, радушно помог одному из наших тулку [113] из провинции Цинхай. Если так, то почему же они не хотят идти под этой табличкой? Дружба – это то, что идет у них изнутри, а нежелание идти с табличкой – это внешний образ. Бывает, что внутреннее и внешнее противоречат друг другу. Эту загадку любой знающий человек разгадает с первого взгляда, но ответ лучше сохранить при себе. В итоге за табличкой «Тайвань, Китай» не шел никто, что вовсе не соответствовало воодушевлению, царившему на стадионе. Отсутствие тайваньской делегации вызвало перешептывания среди гостей.
Среди делегатов от западных стран, таких как Западная Германия, США, Канада, Австралия, присутствовали монахи и монахини, побритые налысо. Мое внимание привлекла одна монахиня из американской делегации. Голубоглазая и курносая, она выглядела сдержанной и красивой, а на голове у нее не было ни волоса. Я и слева смотрел, и справа, но никак не мог ничего поделать с тем, что мне вся эта картина казалась смешной. Конечно, я простой человек, но мне кажется, что у Запада своя отдельная нирвана.
Вслед за делегациями стран и регионов вышла многочисленная группа непальских монахов. Казалось, что они собрались со всей страны. Перед ними несли красное полотно с названием провинций и районов. Другая группа полностью состояла из женщин. Они несли серебряные тазы, наполненные чем-то похожим на рис, и осторожно разбрасывали эти зерна. Наверное, на счастье! Некоторые женщины были довольно пожилые, но несмотря на возраст походка их была уверенной и быстрой. Вероятно, сам Будда Шакьямуни на небесах похлопотал об их здоровье. Многие несли на руках детей, спины их были прямыми, а подбородки высоко подняты, словно сама смелость шла впереди. Дети – это все-таки серьезно. О чем думали эти матери, нам, чужакам, действительно непросто понять.
Цвет и фасон одежды делегаций каждой провинции отличались друг от друга. Люди пели и танцевали или, напротив, степенно вышагивали, а были и такие, кто безразлично брел за толпой. Некоторые из детей шли босиком – обувь с них слетела, и они не решались вернуться и отыскать ее. Оставалось только, неловко покачиваясь, в растерянности поспевать за взрослыми. В огромном человеческом потоке они походили на маленькие, выбившиеся из общего ритма движения пузырьки.
Были здесь и представители Тибета, вернее, непальские тибетцы. Мужчины, идущие во главе их строя, были все как на подбор – крепкие, пышущие здоровьем. Каждый нес в руках бамбуковую трость с привязанными хвостами яка, черным и белым. Посередине ее украшали маленькие разноцветные флажки. Казалось, что трость очень тяжелая: длиной около двух чжанов, диаметром с пиалу. Однако ее владелец быстро и без остановки вращал ею, хвосты яков все время находились в движении. Иногда мужчины перебрасывали трость из одной руки в другую, поворачивались вокруг своей оси, а поскольку кружились они очень быстро, трость не успевала упасть, белый и черный хвосты рисовали в воздухе замысловатый узор. Я впервые в жизни видел такое представление, и могу сказать, что это расширило мой кругозор. Молодые люди демонстрировали свое мастерство и выглядели очень довольными собой. Думаю, что родившийся в этот день на территории Непала Будда Шакьямуни мог бы восхититься смелостью и ловкостью своих земляков и даровать им счастье.
Не знаю, сколько национальностей из разный частей Непала прошли по стадиону. Я видел, как колонна, обойдя круг, поднималась на трибуну на противоположной стороне. Мне показалось, что марш окончен, но не тут-то было: из арки прямо напротив меня вдруг фонтаном забили разноцветные флажки и, словно разлив реки, оттуда хлынул поток людей. Я не видел происходившего за аркой, и, конечно, не знал, велика ли толпа, стремящаяся войти на стадион. Девушка, стоявшая рядом со мной, сказала по-китайски: «Ай-я! Бесконечно! Правда, конца и края нет!» Она повторила эту фразу трижды, но ничего не менялось. Потом она и вовсе перестала комментировать происходящее. Казалось, все население Непала – более десяти миллионов человек – вознамерилось пройти через маленькую арку. Они выходили и выходили из этого волшебного грота, словно яркие и разноцветные, большие и маленькие волны вливались в этот людской океан, бурливший и клокотавший. Волны были такой силы, что поднимались до самых небес.
Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый…
Бурлили семицветные волны.
А что на небе? Там кружил вертолет. Порой он пролетал так низко, что можно было разглядеть пилота. Из глубины вертолета ароматным дождем сыпались на стадион лепестки цветов. Благоухание заполнило все вокруг, наводнило каждый уголок этого мира, сцена поражала своим волшебством! Только представьте: цветочные лепестки размером с пиалу парят и кружатся в воздухе, потихоньку опускаются на землю и покрывают все вокруг разноцветным душистым ковром… Удивительное зрелище. Мог ли я мечтать, что когда-нибудь своими глазами увижу нечто подобное? Мне казалось, что я присутствую на Весаке, в гостях у самого Гаутамы Будда в горах Линшань, и своими глазами вижу мандалы дождя. Пусть я пока не достиг просветления, но на горе Линшань все-таки побывал.