15 апреля 1992 года
Индия в моем воображении, конечно, вовсе не выглядела райской обителью, как ее представляют верующие старушки-буддистки, но имела с этим образом некоторые схожие черты. Ничего конкретного, скорее какие-то бессодержательные, туманные и неоднозначные картины. Я мысленно рисовал себе палящий зной, джунгли, гуляющих по ним смуглых женщин с украшениями в носу…
Пока наш самолет летел из столицы Мьянмы города Янгона в Калькутту, эти образы вновь ожили в моей голове. Через иллюминатор я видел маленькие квадраты полей, белые, как шелк, ленты рек, похожие на траву кокосовые пальмы – все это вполне укладывалось в мои наивные представления. Однако, выйдя из самолета в аэропорту Дум-Дум, я испытал шок. Все пространство огромного зала было забито людьми, куда ни глянь – всюду были красные флаги. Этот сочный цвет резко контрастировал с моими мутными и блеклыми фантазиями. Толпа излучала мощную жизненную силу, она была живым организмом. Именно тогда я осознал, что мои представления об Индии – не что иное, как иллюзии, которые не имеют ничего общего с реальностью.
В аэропорту собралось не менее трех тысяч человек. Нас приветствовали индийские чиновники, специально прилетевшие из Нью-Дели, представители правительства Западной Бенгалии и Калькутты, делегаты различных других организаций. Немного поодаль стояли рядовые граждане – китайские мигранты-хуацяо и индусы. Высоко над головой они держали красные флаги с пятью звездами и флаги других стран. После круга дружеских рукопожатий на шею каждому из нашей делегации повесили несколько пахучих тяжелых, длинных цветочных гирлянд, словно хотели закопать наши лица в эдакой горе из цветов. Но мы пожали еще не все руки, множество ладоней по-прежнему тянулись к нам. Я, ощущая тяжесть цветочных гирлянд на шее, силился держать спину прямо и знай поворачивался к атакующим меня со всех сторон рукам.
Кроме этих жарких ладоней нас окружал целый лес рук с фотоаппаратами. Камеры были большие и маленькие, их держали на весу или ставили на штативы, куда бы мы ни повернули голову, всюду появлялся черный монстр, нацелившийся прямо на нас и желающий запечатлеть наши первые минуты на индийской земле. Нас взяли в кольцо, из которого было невозможно было вырваться.
Глава нашей делегации протиснулся к лестнице перед залом ожидания, поднялся на нее и произнес речь. Он говорил о традиционной дружбе между двумя странами, которой уже более двух тысяч лет. Сейчас, в новую историческую эпоху, объяснял он, необходимо наполнить эту дружбу новым смыслом. Мы приехали в Индию, чтобы укреплять и развивать дружеские связи. Стоит только нашим народам объединиться, сомкнуть ряды, и мы обязательно защитим мир в Азии и во всем мире. Раздались оглушительные овации. «Да здравствует китайско-индийская дружба!» – разносилось по всему залу прилета.
Под эти бурные возгласы мы потихоньку пробирались через толпу к выходу из аэропорта. Неподалеку за деревянным ограждением стояла группа бедно одетых индийцев. В руках они держали что-то напоминающее флаги и, глядя на нас, изо всех сил размахивали ими. Когда мы проходили мимо, раздался возглас: «Да здравствует Мао Цзэдун!»
Этот голос был могучим и пылким, ведь наполняющая его любовь шла из самого сердца! Тысячелетнее угнетение было свергнуто, надежда на прекрасное и светлое будущее рвались наружу. Я поднял голову и посмотрел на индийцев за оградой. Их глаза горели, лица раскраснелись от волнения. Они махали нам руками, флагами и изо всех сил пытались дотянуться до нас.
Впервые я услышал из уст индийского народа это милое моему сердцу имя. Великий образ немедленно возник у меня перед глазами. Исполинская фигура, словно горная вершина, возвышающаяся над бурлящим потоком людей, над развевающимися красными флагами. Под его лидерством мы подняли головы. Сегодня я особенно остро почувствовал это.
И вдруг я услышал песню «Алеет Восток»[126] – она доносилась из рядов китайских хуацяо. Они, как и индийцы, собрались в группу, чтобы приветствовать гостей из Китая. Эти люди ехали на большом грузовике, размахивали красными флагами с пятью звездами, ликовали и громко славили нашего великого вождя. Услышав приветствия индийских друзей и звуки песни «Алеет Восток», я почувствовал гордость и вдохновение, осознав одновременно, насколько далеко мы находимся от нашей великой Родины. Мы пожимали руки индийцам и китайцам, а наши глаза были полны слез радости.
Дорога до отеля заняла около получаса. Через окно мы видели оживленную толпу индусов. Некоторые были в тюрбанах, другие – с нарисованными на лбу узорами в виде белых линий, многие носили бороды, а некоторые выглядели совсем просто, без каких-либо особенностей. Коровы, которых считали священными животными, бесстрастно бродили туда-сюда среди машин и трамваев, глядя на всех свысока. Порой их запрягали в повозки, груженые до верха каким-то скарбом, и большие коровьи рога раскачивались из стороны в сторону. Торговцы сидели по-турецки за низенькими прилавками. Трамваи и автобусы были битком набиты пассажирами.
Сначала мне казалось, что на улицах одни «чужаки». Однако среди этих иностранцев были люди, которые ни с того ни с сего обращали на нас внимание. Видя, что у нас на шеях висят цветочные бусы, они улыбались нам, вероятно, понимая, что мы за люди. Каждый цветок в этих бусах символизировал безграничную любовь индийского народа к Новому Китаю. Окружавшие нас люди вдруг переменились в моих глазах. Я больше не считал их «чужаками», а воспринимал как братьев. Наивные и смешные фантазии исчезли без следа. Я полюбил этот народ.
Любовь, вспыхнувшая в сердце, ознаменовала собой начало нашей поездки по Индии.
Написано 22 марта 1952 года
Переписано 18 апреля 1992 года
Путешествие в Бангкок
22 марта 1994 года мы с господином Ли Чжэнем и господином Жун Синьцзяном прилетели в Бангкок по приглашению известных китайских эмигрантов, живущих в Таиланде. Не будет преувеличением сказать, что за десять дней, проведенных в этом мегаполисе, мы смогли увидеть невиданное и услышать неслыханное.
Свободное время, которое удалось выкроить при плотном графике конференций, я использовал, чтобы набросать десять коротких эссе. Не осмелюсь назвать их полноценным произведением, скажу лишь, что мною двигало желание сохранить воспоминания – мимолетные, как следы гусей на снегу.
Войдя в самолет тайской авиакомпании, мы словно без перелета очутились в Таиланде. Салон самолета был идеально чист – ни пылинки. Характерный «самолетный» запах не чувствовался, а бортпроводники любезно улыбались. Я находился в приятном расположении духа и внимательно наблюдал за происходящим вокруг.
Тайские авиалинии славятся хорошей репутацией, реальность же превзошла ожидания. В течение всего полета (четыре часа десять минут) стюардессы непрерывно хлопотали: разносили кофе, вино. Обычно в бизнес-классе прямо в середине салона установлен винный шкаф, наполненный всевозможными китайскими и иностранными алкогольными напитками, так что пассажиры могут в любой момент налить себе бокал. Если бы китайский поэт и философ Лю Лин [127] летел сегодня с нами, он точно бы напился до смерти, правда его завещание «похороните меня, когда я умру» невозможно выполнить в самолете – пришлось бы ждать приземления.
Бортпроводники, обслуживавшие наш рейс, не делали различий между бизнес-классом и эконом-классом и ко всем относились одинаково любезно. Стоило позвать стюарда, как он тут же направлялся к пассажиру и до краев наполнял бокал. Я не любитель выпить и совсем не разбираюсь в алкогольных марках, известных за рубежом, но бутылку с изображением кентавра [128] на этикетке точно где-то видел раньше. Именно такую бутылку, сверкавшую золотыми бликами, и нес бортпроводник. Мысли мои снова вернулись к Лю Лину…
Начали разносить еду. Удивило, что сначала нам раздали меню – так делают в больших ресторанах крупных городов. Обычно авиакомпании других стран в рейсе предлагали пассажирам коробку с булочкой или чем-то вроде десерта, иногда – горячее блюдо. Разборчивые в еде пассажиры выбирали китайскую или европейскую еду. Те, кто относились к пище с безразличием, ели жареные овощи, рис с хлебом и сосиской. Нам же были предложены на выбор говядина, креветки или курица. Эти блюда и сами по себе выглядели очень аппетитно, но возможность отдать предпочтение тому, что больше нравится, делала их еще привлекательнее, ну а вкусовые качества были выше всяких похвал.
Может показаться, что столь теплая атмосфера должна была расположить к праздному наслаждению всем, что я вижу, слышу или пробую, но на деле все обстояло не так. Чем меньше времени оставалось до приземления, тем сильнее я беспокоился. Словно в гармоничную приятную мелодию постепенно проникал посторонний шум.
В чем же причина? Дело в том, что перед тем, как принять решение лететь в Бангкок, я расспросил друзей, которые бывали в этом городе и хорошо знакомы с положением дел в Таиланде. Мне хотелось перед посещением чужой страны познакомиться с ее обычаями и традициями. Однако мои уши наполнили не новости, которые могли бы меня обрадовать, а рассказы, заставившие пасть духом. Мне говорили, что сейчас в Бангкоке самое жаркое время года, разница в температуре с Пекином минимум тридцать градусов по Цельсию, что это самый загрязненный город в мире, да и по уровню пробок он на первом месте. Кроме того, там привыкли пить холодный чай, что для пекинцев чаще всего заканчивается диареей. Некоторые открыто убеждали меня: не надо ехать! Зачем в таком возрасте создавать себе проблемы? Услышав это, я не то чтобы пришел в уныние, но храбрости поубавилось точно. Однако о человеке с таким, как у меня, характером говорят: «Если лошадь вышла на тропу, то ее уже не остановить» – нужно смело идти вперед, ибо долг не позволяет оглядываться назад. Правда, поднимаясь на борт самолета, я чувствовал, будто за мной пришел Цзин Кэ