По мере приближения к Бангкоку моя тревога росла. Загрязнение, пробки, холодный чай… Все-таки от себя не уйдешь. Чтобы отвлечься, я принялся разглядывать других пассажиров.
В Пекине перед вылетом я надел два свитера: один теплый, другой – более легкий. Первый пришлось снять сразу, как только мы поднялись на борт, но второй все еще оставался на мне. Из верхней одежды была куртка и трикотажные брюки. Разве человек в такой «экипировке» выдержит плюс тридцать семь градусов по Цельсию? Подумалось, что, если найдется герой, который снимет с себя всю одежду, я тут же последую его примеру и сделаю то же самое. Однако, к счастью или сожалению, на такой отчаянный поступок никто не решился. Я был разочарован. Если желания не оправдались, как можно не разочароваться?
В салоне загорелся красный сигнал – самолет приступил к снижению, и вскоре мы прибыли в аэропорт Бангкока. Сияющий яркими огнями зал ожидания приветствовал всех прилетевших в город. От моего беспокойства не осталось и следа.
Количество встречающих меня удивило, пришли и старые, и новые друзья. Нас представили проректору университета Хуацяо Чалермпракьет [130], главе китайской общины господину Су и другим. Из уже знакомых были бывший ректор университета Таммасат [131] доктор Чэнь Чжэньюй (теперь он занимал пост декана Академии восточных культур), госпожа Чэнь Хуа, с которой мы ранее встречались в Пекине, известный ученый господин Чжэн Июань и еще многие. Я заметил также выпускника факультета восточных языков Пекинского университета профессора Дуань Лишэна, а также профессора Линь Ушу, преподавателя в университете Сунь Ятсена [132].
Людей было так много, что поздороваться со всеми оказалось затруднительно. Тут и там сверкали вспышки фотоаппаратов, на наши шеи надели красивые цветочные гирлянды. Эти «бусы» были сделаны из разных живых цветов, потому что в тропиках они распускаются круглый год. Их сильный аромат словно сочетал в себе искренность, дружелюбие, добрые пожелания. Этот запах дурманил, я будто и впрямь слегка захмелел. Немного взволнованный и растерянный, я сел в машину, которую вел господин Су. По проспекту, увешанному яркими фонариками, мы добрались до гостиницы. Жара не слишком меня донимала, несмотря на неверно выбранную одежду, так как температура была ниже ожидаемых 37–38 градусов. Грязи и заторов я тоже не заметил. Мы постояли в пробке на дороге совсем немного, чего не избежать ни в одном городе мира. Воображаемые «беды», которые не давали мне покоя в течение всего полета, растаяли, как льдинки, а стойкий аромат, источаемый цветочными бусами, напротив, становится все насыщеннее. Овеянный им, я погрузился в мир сладких грез в свою первую ночь в Бангкоке.
2 мая 1994 года
На следующий день мы были приглашены в фонд «Баодэ шаньтан».
Прошла моя первая ночь в Бангкоке – огромном мегаполисе, совершенно незнакомом и таинственном. Но и фонд «Баодэ шаньтан» («Воздаяние за добродетель») был не менее загадочен, даже в его названии, казалось, скрывался мистический смысл. Однако, как гласит известная поговорка, «гость следует желаниям хозяина». Мы должны были уважать планы организаторов.
Знакомые в Пекине рассказывали мне о Бангкоке и предупреждали, что в это время года здесь гораздо жарче, чем у нас. Я – бывалый путешественник и повидал немало мест, меня трудно удивить разницей температур. Как говорится, «кто видел облака на горе Ушань, не признает других облаков»[133].
Однажды я летел в Мали из Касабланки через Алжир, Северную Африку и пустыню Сахара. Мали порой называют «печью мира». Прибыли мы туда как раз в самое пекло. Когда наш самолет начал снижение, чтобы приземлиться в аэропорту, я вдруг почувствовал, что превратился в цзяоцзы [134], ожидающий, когда его приготовят. Чем ниже опускался самолет, тем жарче становилось. Когда мы вышли из самолета, температура достигала 46 градусов по Цельсию, и была полная иллюзия, что меня, подобно цзяоцзы, бросили прямо в кастрюлю с кипящей водой! Конечно, я беспокоился, не придется ли мне снова стать пельменем, на сей раз уже в Бангкоке.
Однако небеса нам благоволили – в Таиланде был сезон дождей. За день до нашего приезда прошел сильный ливень, в ночь прилета он повторился. Стало прохладно. Тайцы пошутили: «Это вы привезли прохладную погоду из Пекина». Мы ответили: «Только с вашей легкой руки».
Все посмеялись и сели в машину. Я вдруг вспомнил Куньмин, где круглый год царит лето, но стоит только пролиться дождю, сразу чувствуется осень. В машине жары не ощущалось. За окном, обгоняя друг друга, неслись тысячи автомобилей, иногда образовывалась пробка. Дождь прекратился, но море воды вокруг осталось. Городская ливневая канализация не справлялась и «славилась» этим на весь мир. Иногда глубина уличных луж была в полфута. Вода могла стоять по несколько дней, и тогда машины словно плыли по дорогам, напоминая лодочки на реках в Цзяннани. Мотоциклы благодаря своим небольшим габаритам протискивались между машин-лодочек, как проворные рыбки. Удивительная картина!
Наконец, мы добрались до фонда «Баодэ шаньтан».
Только оказавшись на месте, я узнал, что этот фонд тесно связан с буддийским монахом Дафэном, жившем в Китае в период Сун. Между Китаем и Таиландом несколько тысяч ли, эпоху Сун и сегодняшний день разделяет целое тысячелетие. Мог ли учитель Дафэн, чей портрет висит здесь в приемной, переплыть море и добраться до Таиланда? В душе я сомневался.
Оказывается, это долгая и весьма запутанная история. Дафэна нет в «Жизнеописании достойных монахов»[135]. Свидетельства о нем, пусть и лишенные подробностей, встречаются в произведениях «Описание уезда Чаоян» периода правления минского императора Чжу Цзайхоу и в «Справочнике округа Чаочжоу», созданном во время правления императора Цин Цяньлуна. Дафэн также упоминается и в фольклорных источниках. Доподлинно известно, что он родился в период Сун в округе Вэньчжоу [136]. Его имя в миру – Линь Линъэ, второе имя, полученное после совершеннолетия, – Тунсоу. Родился он либо в 1039, либо в 1093 году, умер в 1127 году. До принятия монашества получил степень цзиньши [137] и занимал пост начальника уезда, а в шестьдесят лет оставил службу и ушел в монастырь. Впоследствии он странствовал и добрался до уезда Чаоян в провинции Гуандун. Исповедовал популярное в то время учение чань-буддизма и совершил немало добрых дел: молился за сельских жителей, чтобы им сопутствовала удача, и чтобы происходило меньше потрясений, бесплатно раздавал больным лекарства, помогал пострадавшим от стихийных бедствий, лечил больных и занимался захоронением неопознанных покойников. Конечно же, местные бедняки смотрели на Да Шена с восхищением и уважением. Кроме того, на собранные подаяния он построил мост, используя передовые на тот момент достижения науки: установил в плотном грунте речного дна фундамент, что придало конструкции прочность. Мост принес людям большую пользу, а его создатель вновь получил одобрение местных жителей. Однако, несмотря на добрую славу среди сельчан, имя Дафэна не упоминается в «Жизнеописании достойных монахов».
Когда Дафэн скончался (это произошло в годы правления императора Цяньлуна в период Южная Сун), земляки возвели в его честь храм Баодэтан [138]. Миновало уже более восьмисот лет, но здесь по-прежнему зажигают благовония. Такое редко встречается в истории китайского буддизма. Служители храма много занимаются благотворительностью: жертвуют чай, строят мосты, прокладывают дороги, помогают при стихийных бедствиях, бесплатно оказывают медицинскую помощь, хоронят неопознанных умерших. Такие дела встречают одобрение у живущих рядом людей, и они активно поддерживают храм.
В Гуандуне много святилищ Баодэтан. До начала Второй мировой войны их насчитывалось более пятисот, люди повсюду молились Дафэну. После начала политики реформ и открытости [139] разрушенные храмы в Чаочжоу и Шаньтоу были восстановлены. Большинство китайских эмигрантов переехали в Таиланд из этих районов, поэтому естественно, что фонд «Баодэ шаньтан» появился на тайской земле. Он был основан в 1897 году и работает уже 97 лет. Фонд хранит наследие Дафэна и продолжает традицию добрых дел. Один из эмигрантов побывал в деревне Хэпин округа Чаоян и привез оттуда в Таиланд золотую статую Дафэна, ее перемещали множество раз, пока в честь Учителя не построили храм. Вывеска над входом гласит: «Храм Баодэтан». Располагается он как раз напротив входа в центральное здание фонда.
Наш сегодняшний визит не был официальным, но произвел на меня глубокое впечатление. Конечно, атмосфера здесь пронизана религиозностью, но это не давит. Офис организован, как в крупной современной компании. Нам рассказали о его устройстве, а затем мы отправились в святилище Дафэна, которое располагалось прямо напротив. Дождевая вода, затопившая улицу, продолжала прибывать, и, хотя до святилища было рукой подать, перейти дорогу вброд представляло проблему. Нам оставалось только стоять у кромки воды и наблюдать. Это, конечно, выглядело не так, как описано у Чжуан-цзы: «…она [Желтая Река] разлилась так широко, что невозможно было отличить лошадь от буйвола»[140] – противоположный берег и улица четко просматривались. Все было как обычно: снова машины, застрявшие в пробке, напоминали лодочки на реках в Цзяннани, а мотоциклы протискивались между ними, точно рыбки…