Организаторы предложили приехать сюда в следующий раз, и нам пришлось вернуться в гостиницу.
Через несколько дней состоялся официальный визит. Дождь в тот день закончился рано, небо посветлело. Дорога перед зданием фонда из бескрайнего синего моря превратилась в тутовую плантацию [141], и перед нами показалось святилище Дафэна. Я полагал, что место моления Учителю, чьи таланты и добрые дела так чтут, будет выглядеть пышно и грандиозно. В моем воображении оно напоминало огромный дворец с золотыми статуями в десять чжанов высотой и с пятью сотнями учеников. Но святилище, которое я увидел, было не больше деревенских храмов Земли или храмов Гуань-ди [142] в Китае.
Войдя через ворота, мы попали во двор, длина и ширина которого не превышали двадцать чи. Прошли немного вперед и остановились в главном обрядовом зале; боковых и задних залов было не видно. Статуя, вопреки ожиданиям, оказалась всего несколько чи в высоту – размер совершенно не впечатлял. Крошечный двор и главный зал заполнили верующие. Все дышало набожностью и строгой торжественностью, которые передавались любому, кто ступал на территорию святилища. Я наблюдал за этим с большим интересом.
Женщины, сидевшие кружком во дворе, складывали золотистые и серебристые бумажки в квадраты и ромбы [143]. Эти фигурки я помню с самого детства – было принято сооружать из них горку и сжигать ее во время похорон или молитвы предкам, а вот в качестве жертвоприношений духам их не использовали. Фигурки в святилище Дафэна в Бангкоке отличалась по форме от китайских «башмачков» из золотой и серебряной бумаги. Увидев их, я погрузился в размышления…
Раньше считалось, что после смерти человек попадает в загробный мир, где у него нет ни одной знакомой души (в данном случае – «ни демона»), а потому следовало «дать» ему посредством костра побольше денег в эту дальнюю дорогу (я использую неверные термины, не могу вспомнить правильное название, но, кажется, сейчас так еще говорят). Теперь фигурки в виде лодочки или башмачка из золотой бумаги больше не сжигают, ведь умершие перебрались в загробный мир давным-давно, вероятно, некоторые из них занялись там коммерцией, приобрели богатство и влияние. Зачем им деньги потомков? А может быть, причина в том, что деньги в загробном мире все равно что пятое колесо у телеги – мертвым не нужны золотые «башмачки».
Так, переключаясь с одной мысли на другую, я немного отвлекся. Но раз уж об этом подумал, должен сделать заявление: упомянутые предки – это китайцы, а не тайцы.
Вернувшись из мира фантазий, я вновь оглядел главный молельный зал и невысокую статую Дафэна. Учитель сидел совершенно прямо, перед божницей были расстелены молитвенные коврики, люди, стоя на коленях и сложив руки на груди, шептали молитвы. Какие каноны они вспоминали, что говорили – известно только им самим.
Ниша для статуй была заполнена ярко горящими свечами, в зале курились благовония. Учитель Дафэн улыбался, рот его был приоткрыт, и, казалось, слова вот-вот сорвутся с губ. Он словно посылал милость и счастье стоящим перед ним верующим. Воздух в зале был насыщен ароматами так сильно, что у меня затуманился взор. В подвижном, как облака или туман, мареве я вдруг смутно увидел пострадавших от стихийных бедствий, которым помог Дафэн, умерших, которых он похоронил, увидел даже то, как он просил подаяния и строил мост у себя в деревне. Дафэн и сам стал золотым мостом, соединяющим китайских эмигрантов с родиной, а улыбка Учителя вызывает у людей ощущение благодати.
С этими мыслями я покинул святилище Дафэна.
17 мая 1994 года
Доктор Чжэн Улоу родился в семье коммерсантов. Он получил отличное экономическое образование, любит и понимает культуру и без устали занимается самосовершенствованием. Настоящий эрудит, говорящий на нескольких восточных и западных языках, он владеет искусством каллиграфии и способен оценить древнекитайскую живопись. Чжэн Улоу содействует развитию культуры Китая и Таиланда, он словно перекинул мост дружбы между тайским и китайским народами, благодаря ему обрели тесную связь понятия «патриотизм» и «интернационализм». Доктор Чжэн Улоу любит людей и соблюдает этикет; невозможно пересчитать, сколько добрых дел он совершил, за что и пользуется заслуженным уважением в обществе. Даже в преклонном возрасте он обладает такой энергией, которой может позавидовать молодежь. Этот кажущийся обычным, но на самом деле выдающийся человек сочетает в себе много разных и порой несколько противоречивых черт.
Может ли такой удивительный человек существовать в реальном мире? Может! Доктор Чжэн Улоу – крупный бизнесмен и педагог, яркий представитель китайского иммигрантского сообщества в Таиланде.
Как гласит китайская поговорка, репутация идет впереди человека. Еще говорят: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Я еще раз убедился в правдивости этих выражений, познакомившись с доктором Чжэн Улоу лично. За последние несколько лет мне не раз приходилось слышать его имя. Я не слишком разбирался в том, что происходит в Таиланде, но, так как это было связано с работой, мне хотелось узнать о нем больше. За последние сорок-пятьдесят лет мне посчастливилось подружиться со многими тайцами, среди которых есть специалисты по Китаю, преподаватели и даже один известный писатель. Также я познакомился с несколькими китайцами – гражданами Таиланда с факультета Восточных языков Пекинского университета: госпожой Фань Хэфан, господином Хоу Чжиюном, господином Чжэн Сяньмином и другими. Благодаря им мои знания о Таиланде стали глубже, но посетить эту страну и лично познакомиться с доктором Чжэн Улоу все никак не удавалось.
Наконец в марте этого года такая возможность появилась. Я прибыл в Бангкок по приглашению господина Чжэн Улоу, чтобы принять участие в церемонии открытия университета Хуацяо Чалермпракьет, который он основал. Господин Улоу организовал в своем роскошном особняке торжественный ужин. Здесь были гости из Китая, Гонконга, Тайваня, США: ректоры университета Сунь Ятсена профессор Цзэн Ханьминь и профессор Цай Хуншэн, ректор Шаньтоуского университета профессор Линь Вэймин, ректор Китайского университета Гонконга профессор Гао Кунь, бывший ректор университета Гонконга профессор Хуан Лисун, профессор Жао Цзунъи, тайваньский профессор Лан Цзиншань, ректор Калифорнийского университета в Беркли Тянь Чанлинь. Известные ученые со всех концов света съехались в Бангкок. Мы с Ли Чжэном и Жун Синьцзяном представляли Пекинский университет.
Я совершенно не ожидал, что профессор Чжэн Улоу, пожимая мне руку при знакомстве, скажет: «Я читал вашу книгу». Удивление мое было совершенно искренним, ведь мы буквально из разных миров и работаем в совершенно отличных сферах. Откуда он знает о моей книге? Может, сказал эту фразу просто из вежливости? Последовавший за этим разговор не оставил сомнений в правдивости его слов. Через несколько дней я выступал с лекцией в Международном торговом центре. Господин Чжэн Улоу, будучи невероятно занятым человеком, выкроил минутку и пришел на лекцию, поскольку его интересовал мой взгляд на восточную и западную культуры.
Позже в тот же день господин Чжэн Улоу пригласил нас к себе домой и показал коллекцию произведений искусства, которую собирал много лет. Хозяйская дочь вышла навстречу и приветствовала гостей. Комнат в доме было великое множество. Дом, вероятно, не превзошел бы дворец Цинь Шихуана Эпангун, но большие и маленькие залы с роскошным убранством изумляли и вызывали восторг. Сложно сказать, по какой причине, но мне показалось, что хозяин уделял мне больше внимания, чем прочим гостям. Рассказывая о приобретенных им произведениях китайской живописи и каллиграфии, он всегда приглашал меня в первый ряд. Все ценные работы были оформлены в свитки и аккуратно развешаны на стенах. Среди них были подлинные шедевры – работы известных художников эпохи Мин Тан Боху и Цю Шичжоу. Также в коллекции имелась работа Чжан Дацяня [144] и каллиграфия Юй Южэня [145]. Господин Улоу говорил об этих произведениях с чувством восхищения и глубокого почтения к их создателям. Эти экспонаты, вне сомнения, были ему безгранично дороги, более того, он, очевидно, испытывал неподдельный интерес ко всей китайской культуре и ощущал связь с той землей, на которой родился.
Оказалось, что Чжэн Улоу обладает знаниями и искусно владеет техникой каллиграфии. Красивое написание иероглифов – вид искусства, которым китайцы овладели в совершенстве, и ни один народ мира не может с нами в этом соперничать. У горы есть подножие, у воды – источник, у дерева – корни. Иероглиф – это подножие, источник и корень китайской каллиграфии. Без иероглифов искусство каллиграфии было бы невозможным.
История этого вида искусства насчитывает более двух тысяч лет. Свое развитие он начал с каллиграфии Ли Сы [146] в стиле сяочжуань [147], позднее появлялись новые шрифты: лишу, кайшу, синшу, цаошу. Новые эпохи рождали своих мастеров – «В каждом поколении свои таланты, и слава их идет за ними многие сотни лет»[148]. Мы живем в постоянно меняющемся мире, и может показаться, что искусству красивого письма здесь нет места. Однако на самом деле даже в периоды самых бурных исторических перемен есть нечто, всегда остающееся незыблемым. Как говорится, «при всех изменениях сущность остается неизменной».
Оставим в стороне шрифты чжуаньшу и лишу, поговорим о кайшу, синшу и цаошу. Основа – это шрифт кайшу. Сначала следует научиться писать горизонтальные и вертикальные черты и точки; только освоив эти азы, можно двигаться дальше. Возьмем в качестве примера строительство здания. Сначала нужно заложить фундамент, затем построить первый этаж, а на его основе возводить второй, третий и все остальные. В буддийских трактатах есть притча о том, что невозможно построить дом, начав со второго этажа. Некоторые современные каллиграфы, не овладев базовой техникой письма, создают работы, на мой взгляд, более похожие на каракули. Эти горе-художники как раз относятся к людям, желающим построить здание, минуя первый этаж.