В пещерах Дунхуана я видел тысячи и даже десятки тысяч подобных миражей, но никак не мог насытиться ими, они походили на Персиковый источник – тот райский сад, где обитают небожители. В глубине души мне хотелось задержаться в этих местах подольше, а может быть, даже остаться навсегда – я словно нашел наконец пристанище после шестидесятилетних скитаний по бескрайнему миру людей. Но мой жизненный путь еще далек от завершения, и пока рано останавливаться. Нужно идти вперед, чтобы увидеть новые густые леса, большие озера, высокие горы, глубокие ущелья, долгие дороги, одинокие деревья, маленькие мосты. Я покидаю Дуньхуан, но мое сердце остается здесь.
9 октября 1979 года, первый набросок
3 марта 1980 года, окончательный вариант
Записки о восхождении на Хуаншань
Есть известное выражение: «Увидев пять великих гор, не захочешь посещать другие горы. Увидев Хуаншань [238], не захочешь посещать пять великих гор»[239]. Правдивость этих слов не раз подтверждали путешественники, побывавшие в горах Хуаншань. Я видел множество картин и фотографий с изображениями этой удивительной горной гряды, слышал десятки легенд, и мое воображение нарисовало мне совершенно особенный образ, который я бережно хранил в памяти. С ним я путешествовал по стране, видел другие велике горы и знаменитые реки; взбирался на высочайшую точку Тайшаня и наблюдал оттуда, как занимается заря; побывал за границей, бродил вокруг озера Леман в Женеве, взбирался выше снеговой линии Альп, где, несмотря на палящее солнце, пики всегда покрыты искрящимся белым снегом. Все это невозможно забыть. Однако тот давно любимый мною образ по-прежнему оставался в сердце.
И вот я здесь, в горах Хуаншань.
Мы выехали из уезда Цзин, наш автомобиль неспешно катил по гладкой дороге; перед глазами друг друга сменяли горные вершины. Издалека их формы казались примерно одинаковыми, но вот показался взымающийся к ясному небу пик. «Наверное, это и есть Хуаншань», – предположил я. Мы описывали круг за кругом, а вершина становилась все выше и выше. Интересно: кто первым открыл эту гору, этот земной рай, созданный самой природой? Есть ли еще более красивые горы? Я вдруг подумал о Сюй Сякэ [240] – как же он сюда добрался? Свои нехитрые пожитки он нес на спине, в лучшем случае – нанимал крестьянина, а сам шел среди высоких гор и обрывистых ущелий с тростью в руке, питался на ветру, спал на росе. Ночью освещал себе путь факелом из сосновых веток, а услышав вой волков и рычание тигров, не поддавался страху и продолжал шаг за шагом идти вперед… Мы же, изнеженные благами цивилизации, приехали сюда на машине, но все равно чувствовали усталость, так что, если сравнить навыки в преодолении трудностей, сравнение это окажется явно не в нашу пользу.
Машина двигалась вперед, не отставали и мои фантазии. Идеи бурлили в голове, сменяя друг друга, они напоминали десять тысяч гор, беспрерывно тянущихся за окнами автомобиля.
Наконец, мы подъехали к главному входу в парк Хуаншань и прошли через ворота. Горные пики, упирающиеся в небеса, словно гряда нескончаемых огромных черных облаков, давили своей темнотой мне на макушку; казалось, еще немного, и они расплющат меня. Образ, который я хранил в сердце несколько десятков лет, рассеялся, как дым. Я чувствовал себя раздосадованным и потерянным, но постепенно смирился – если прежние представления должны исчезнуть, то так тому и быть! Я приехал в настоящий Хуаншань.
Горы шаг за шагом, поворот за поворотом постепенно раскрывались передо мной, словно древняя картина в свитке.
Мы вышли из гостиницы и пошли направо, миновали здание санатория и снова повернули направо, к скалам. Утесы стали более отвесными. Помню, что слышал разговоры, мол, от такого-то места до такого-то места столько-то ли. Такие же записи я видел и в путеводителях. Мне казалось, что речь идет о расстоянии на ровной местности, поэтому представление о горах Хуаншань сложилось ошибочное. Только сейчас, соприкоснувшись с реальностью, я понял, что это расстояние рассчитывается в трехмерной системе. Пройти здесь один ли совсем не то же самое, что пройти его по равнине. В горах тратится намного больше усилий и порой подняться даже на один чи непросто – по пути приходится переводить дух и обливаться потом. Опустив голову, глядя на ступени под ногами, изо всех сил опираясь правой рукой на бамбуковые поручни, я шаг за шагом взбирался наверх. Перед глазами – только ступени, ступени, ступени… Время от времени я мысленно принимался их считать. Карабкался и считал, считал и карабкался, думая, что забрался уже очень высоко. Но стоило поднять глаза и оглядеться – еще более высокие и отвесные ступени в еще большем количестве ждали меня впереди. Я вспомнил, что, когда восходил на Тайшань, там были «три ли счастья»[241]. Здесь таких участков не было. Однако нужно принимать все как есть. Карабкаться вверх – вот и все.
Я приехал на Хуаншань не для того, чтобы совершать восхождение, а чтобы посмотреть на пейзажи. Однако здесь не так-то легко любоваться природой. Знающие люди говорили: «Поднимаясь наверх, не смотришь на горы, любуясь пейзажами, не идешь наверх». Эти очень мудрые слова напомнили мне поговорку о рыбе и медвежьей лапе: «Нельзя иметь и то, и другое»[242], а тот, кто возжелает получить все, рискует споткнуться и упасть в горное ущелье на глубину десять тысяч чжанов. Только дойдя до определенного места, я остановился, осторожно поднял голову и осмотрелся. Передо мной был утес высотой в тысячу чжэней, подпирающие облака вершины густо заросли бамбуковым лесом и соснами; я знал, что где-то в глубине этой зелени бегут тропинки, щебечут птицы, стрекочут цикады. Виды вокруг изменялись с каждым поворотом головы: если смотреть с Пагоды Милосердного на Пик Киноварь, то можно заметить Золотого петуха, взывающего к небесам. Однако, если подняться на склон Спящего дракона и поднять голову, то Золотой петух превратится в Пять старцев, смотрящих в небо.
Откуда же можно разглядеть истинное лицо гор Хуаншань? Думаю, что ни с одной точки его не увидишь. И поэтому немного изменю стихотворение Су Дунпо:
Взгляни горе в лицо – тупа вершина,
А сбоку погляди – она остра.
Пойдешь навстречу – и гора все выше,
Пойдешь назад – и ниже та гора…
О нет, она свой облик не меняет,
Хуаншань одна и та же – в этом суть.
А превращенья от того зависят,
С какого места на нее взглянуть.[243]
Порой мне доводилось делать открытия. Я полагал, что эта прихоть небес достойна более выдающихся людей, но, тем не менее, сам себе хлопал в ладоши (здесь, правда, такого не случилось) и кричал «Браво!». Например, глядя на бамбук, камни и деревья, я сначала видел только общую густую массу растительности. Однако чем внимательнее я приглядывался, тем лучше мог различать разницу в оттенках: от темно-зеленого до ярко-салатового. Подумав, я решил, что более светлое – это бамбук, а темное – сосны, ведь недаром в Китае есть выражение «зеленые сосны и изумрудный бамбук». Я снова хочу переиначить две строчки, но на этот раз из стихотворения Лу Ю: «Гряды гор и потоки воды, кажется, что нет пути, но вдруг под сенью сосен среди бамбука вижу другую вершину»[244].
Подумав о Лу Ю, я вспомнил и Сюй Сякэ. Давайте посмотрим, какой он увидел гору Хуаншань, когда взобрался к Храму Милосердного света:
Оттуда я посмотрел туда – несравненный крутой утес, весь покрыт причудливыми соснами, изгибы их мне не забыть никогда. Той, что на самой вершине, не достает чжана в высоту, только в несколько цуней. Плоская макушка, короткие иглы. Переплетенные корни, ствол, извивающийся как дракон. Чем короче сосна, тем она старее. Чем меньше сосна, тем коряжистее. Нечаянно посреди причудливых гор такой причудливый предмет.[245]
Он увидел чудесные горы и дивные сосны. Время не властно над вершинами, но сколько деревьев сохранилось с тех времен? «Чем короче сосна, тем она старее. Чем меньше сосна, тем коряжистее». Неужели за несколько сотен лет они совсем не выросли? Сюй Сякэ уже давно покоится с миром, поэтому, боюсь, мой вопрос так и останется без ответа. Вот так я и взбирался на гору, поглядывая по сторонам, переделывая стихи старых поэтов и вспоминая Сюй Сякэ. Мы с трудом добрались до подножья Тяньдуфэн (пик Небесной столицы), где начиналась лестница, по которой можно взобраться на главную вершину горной системы Хуаншань. Готов повторять вновь и вновь: «Если не взойдешь на пик Небесной столицы, то ты не молодец». Я был наслышан о естественной преграде на этом пути – скалах Цзиюйбэй («Спина карася»). Сначала мне показалось, что вершина рядом, но как только я увидел извилистую тропу, похожую на толстый белый шнур, то понял – сил потребуется немало. Будь у меня в запасе больше времени, я без проблем взобрался бы на самый верх. Однако было уже за полдень, а до нашей гостиницы Юйпинлоу путь неблизкий. Мы все обдумали и отказались от восхождения на пик Небесной столицы – стать молодцами у нас не получилось. Мы повернули налево и направились прямо к входу в «Небесную нить»[246], а пройдя ее, присели отдохнуть: казалось, впереди нас ждут сказочные острова Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу [247]. Этими островами оказались маленькие горные пики, напоминающие могильные камни, на их макушках росли несколько сосен. Вниз уходило бездонное ущелье. Говорят, когда это ущелье заполняют облака, возникает иллюзия, будто это море поднялось сюда, а вершины гор действительно становятся похожи на островки. Сейчас красное солнце висело в воздухе, на небе не было ни облачка, так что нам оставалось только вообразить это чудесную картину.