Всю дорогу до гостиницы я предавался подобным фантазиям. Перед моими глазами проплывали неясные миражи, мысли кружились в беспорядке, в голове звучали стихи, и время от времени я принимался декламировать те или иные прекрасные строки. Воображение уносило меня на тысячи лет назад и вперед, долгие ли пробегали вдоль и поперек. Я еще никогда и ни в одном месте не испытывал таких смешанных чувств, как здесь: радость сменялась разочарованием, потом внезапно накатывало воодушевление и гордость, следом за которыми приходило успокоение.
Так, погруженный в мечты, я не заметил, как мы преодолели весь путь и подъехали к гостинице с названием «Терракотовая армия».
Территория этого комплекса была очень велика, мне показалось, она занимает по меньшей мере пару футбольных полей. Прежде чем войти в главный корпус, мы осмотрели здание поменьше, расположенное поблизости. Здесь на реставрации находились четыре коня и бронзовая колесница с воином. Кони выглядели полными сил и энергии: казалось, они вот-вот сорвутся с места и умчатся вперед, унося за собой тяжелую повозку. Мы с восторгом и гордостью рассматривали это произведение искусства – подлинное национальное и даже мировое сокровище.
Войдя в главное здание, мы принялись через ограждение рассматривать ряды траншей, в которых друг за другом стояли глиняные статуи воинов. Генералы и солдаты в доспехах, пешие и всадники, выстроенные в строгом порядке один за другим, казалось, спокойно и послушно ждали приказа – неподвижные фигуры, прямые, как копья. Рядом с воинами замерли их боевые кони. Раньше я думал, что скульптуры, должно быть, вылеплены по единому шаблону, а потому совершенно одинаковы. Однако стоило только присмотреться, и становилось ясно, что лица у воинов разные: один словно улыбается, другой говорит, у третьего есть борода, а четвертый наоборот, с гладкими щеками.
Терракотовые солдаты были словно живые, их лица были разными, и среди них – ни одного нахмуренного или удрученного. Казалось, они искренне рады, что охраняют покой императора. Видимо, их ждало неплохое материальное вознаграждение, иначе почему они выглядели такими довольными? Мне действительно сложно представить, как художники того времени вылепили эту армию, ведь каждая из тысяч скульптур выполнена настолько детально! Это, без сомнения, настоящее чудо.
Вдруг я представил, как «Терракотовая армия» ожила. По команде генерала бойцы мужественно побежали вперед, кони следовали вплотную за ними. Всадники отпустили вожжи и позволили коням мчаться во всю прыть. На задних рядах в траншеях находились еще не откопанные полностью статуи: у некоторых были видны только головы, у других – половина тела, некоторые стояли прямо, тела других были наклонены в сторону. Здесь поверхность земли неровная, и мне представилось, что это неспокойное море, где волны, вздымаясь, накатывают одна на другую. Глиняные воины, напрягая силы, выходили из пучины, те, у кого была голова на плечах, смело шли вперед. Но даже те, у кого головы не было, прихватывали ту, что попадала под руку, устанавливали ее на шею, и, оседлав коней, рвались вперед. Они хотели догнать тех, кто, становясь в шеренги, маршировал в авангарде, чтобы вместе с ними вырваться наконец из зала, где они томились так долго. Четыре бронзовых коня, впряженные в бронзовую повозку, победоносно шли во главе армии. Лошади из мавзолея Цяньлин [314] с крыльями на спинах пытались присоединиться к шеренгам войск, и если бы им удалось покинуть свое привычное место, то перед ними открылся бы современный Китай. Я уверен, они были бы поражены произошедшими на родине переменами. «Мы спали несколько тысяч лет, а сегодня проснулись и увидели прекрасные реки и горы, богатые земли и воодушевленных людей. Несмотря на солидный возраст, наши тела по-прежнему крепки. Мы отдыхали так много лет, что накопили много энергии и теперь не должны отставать от других. Сейчас прекрасное время, чтобы показать, на что мы способны. Вперед! Вперед!» – так говорили бы они, уносясь к горе Лишань:
Высоко вознесенный Лишаньский дворец
упирался в небесную синь.
Неземные напевы, с ветрами летя,
достигали пределов страны.[315]
Я будто слышал волшебные напевы, топот войск, оглушительные удары в гонг и бой барабанов. Все эти звуки сливались в единую, достигавшую облаков какофонию трех миров – земного, небесного и человеческого. Вслед за терракотовыми воинами и лошадьми по просторам Циньчуани [316] летело и мое сердце.
Циньчуань – это край сокровищ. Несколько тысячелетий наши предки самоотверженно трудились на этой земле, стирая руки и ноги до мозолей, и создавали новый чудесный мир. Город Сиань, где во времена Хань и Тан процветала культура, привлекал несметное число путешественников со всего света. Они преодолевали трудный путь, чтобы здесь учиться, торговать, вести дипломатическую деятельность. Можно сказать, что Сиань в те времена был центром мира, и найденная именно здесь «Терракотовая армия» ничуть не уступает по значимости одному из чудес света – Великой Китайской стене. Восхваляя то, что не нуждается в похвале, я лишь хочу призвать людей хотя бы раз приехать сюда, чтобы увидеть это чудо.
По пути мы встречали множество машин с иностранными туристами. Сейчас в гостинице много зарубежных гостей – мужчин и женщин, молодых и пожилых, одетых в разную одежду, говорящих на диковинных языках. Их значительно больше, чем китайцев. Видя это, я почувствовал гордость за свою страну и неизбывное счастье. Думаю, такие чувства разделяют все мои земляки.
Я с сожалением покидал «Терракотовую армию» и гостиницу, названную в ее честь. Вечерело, вершина горы Лишань, через которую, видимо, наконец перелетели тысячи воинов на боевых конях, скрылась в жидкой дымке. Тишина, оставшаяся после них, сопровождала нас на протяжении всего пути через земли Циньчуань.
Черновик составлен 29 октября 1982 года.
Поправки внесены 16 ноября 1982 года.
Дописано 14 января 1985 года
Ода Ланьчжоу
В Ланьчжоу мы приехали на несколько дней, что весьма меня радовало. Я давно наслышан об этом месте и знаю, что провинция Ганьсу – одна из культурных сокровищниц Китая. Дуньхуан широко известен во всем мире, поэтому нет нужды еще раз детально его описывать. Что же касается другой сокровищницы – монастыря Лабранг – то она известна лишь немногим в Китае и за рубежом. Монастырь пока обделен вниманием несмотря на богатейшую коллекцию тибетских литературных памятников, являющихся достоянием не только Китая, но и всего мира. Надеюсь, в Ганьсу стараются сохранить здание монастыря и его культурные реликвии, и я верю, что Лабранг еще засияет ослепительным светом.
В Дуньхуане было создано Турфанское научное общество и созван Первый всекитайский симпозиум по дуньхуановедению [317]. Здесь находится одна из ведущих школ в мире по изучению тибетских литературных памятников. Благодаря исследованиям, проведенным за минувшие десятилетия, были достигнуты значительные результаты. Более сотни известнейших китайских деятелей науки решили объединиться для сотрудничества в этой сфере и возрождения китайской культуры. Осуществить это удалось при содействии Отдела пропаганды Центрального Комитета Коммунистической партии Китая, Министерства образования, Министерства культуры, а также благодаря поддержке научных организаций всей страны. Особенно следует отметить руководство партии и правительства в провинции Ганьсу и руководителей Ланьчжоуского университета. Все мы чувствовали воодушевление, общую радость, единодушное одобрение организации и полагали, что выполнено важное для китайской науки дело. Верю, что такие мощные совместные усилия уже в недалеком будущем позволят достичь больших успехов в изучении дуньхуанских пещер. Это, несомненно, принесет славу нашей родине.
Скажу еще об одном эффекте, который произвел на меня Ланьчжоу. Психологи знают, что если безвыездно жить в одном и том же месте, то постепенно перестаешь замечать происходящее вокруг. Верно и обратное – приехав на новое место, оглядев все свежим взглядом, можно заметить то, что у местных давно не вызывает интереса. Именно такими – яркими и глубокими – были мои впечатления от Ланьчжоу, ведь я оказался здесь впервые. Мне запомнился Музей провинции Ганьсу, где выставлены многие уникальные экспонаты; от обилия увиденных шедевров я потерял дар речи. Зато другие посетители в унисон расхваливали экспозицию и говорили, что это музей номер один в Китае и что его обязательно нужно всюду рекламировать.
Вечером в Институте искусств Ганьсу мы смотрели отчетное выступление женского ансамбля дуньхуанского танца. За десять лет жизни в Европе мне довелось увидеть немало балетных выступлений, бывал я и на концертах различных танцевальных школ Индии, однако по-прежнему страдаю от «танцевальной безграмотности». Несмотря на это программа студенток Института искусств подарила мне огромное эстетическое наслаждение. Я почувствовал, что изучение истории возникновения дуньхуанских фресок, их исследование и осмысление имеют безгранично широкие перспективы, что очень вдохновляет. Ланьчжоу предстал передо мной прекрасным городом с богатой культурой. В Древнем Китае говорили: «На небе есть рай, а на земле есть Ханчжоу и Сучжоу». Сегодня эту фразу можно изменить: «На небесах есть рай, а на земле есть Гаолань»[318].
8 сентября 1983 года
На берегу реки Фучуньцзян в сказочной стране Яолинь
Несколько лет назад я написал эссе «На реке Фучуньцзян», в котором цитировал строки из «Письма к Чжу Юаньсы» поэта У Цзюня: «От Фуяна и до Тунлу около ста ли пути, здесь места редкой красоты, каких не встретишь больше нигде в Поднебесной». Однако из Фуяна мы сразу повернули в Ханчжоу, «места редкой красоты» остались позади, что вызвало у меня вполне понятную досаду. Конечно, и в том, что достойно сожаления, есть нечто волшебное, это чудо таится внутри – не теша себя иллюзиями, я понимал, что возможность еще одного подобного путешествия весьма туманна. Волшебные воды этой реки полюбили