В колеснице-ладье мы по ветру летим и летим
В пустоту и безбрежность, не ведая, где их предел.[428]
Конечно, в комнате не было никакого «водного простора», но ощущение, что вокруг меня вода, было. Пусть она не колыхалась, но я чувствовал ее безбрежность… И вот спустя полвека, в Фошане, это впечатление (или галлюцинация?) вновь охватило меня. Время словно сделало оборот, и я вернулся в прошлое пятидесятилетней давности.
Чтобы провести время в Фошане интересно и с пользой, мои друзья запланировали несколько экскурсий. Меня везде сопровождала Ханьюнь, а еще очень любезная, искренняя, простая и энергичная женщина по имени Сюй Линлин – глава объединенных офисов городской управы. Мы с ней сразу подружились, она называла меня дедушкой, и все смеясь, говорили, что я обзавелся еще одной внучкой. Также к нашей компании присоединились господин Лян Вэньчи (он был заместителем главного руководителя Фошаньской библиотеки, но мы сократили длинное название его должности и обращались к нему просто «главрук Лян»), глава библиотеки города Наньхай Чэнь Чжидун (ее мы звали «главрук Чэнь»). Нашим бессменным и очень ответственным водителем был Хуан Сижун из Художественного музея Ши Цзинъи и Лю Цзыин. Он был человеком добрым, чистосердечным, немногословным и очень внимательным к другим. Мы называли его «Хуан-младший». Таким образом, наш «экскурсионный отряд» составлял не менее шести человек. Находясь в машине или на улице, мы радостно общались, постоянно звучали веселые голоса и смех – все наслаждались поездкой, которую я запомню навсегда.
Каждый день в установленное время мы выезжали из резиденции для почетных гостей и отправлялись осматривать достопримечательности. Перед этим обязательно нужно было разыграть короткий спектакль, местом действия становился пруд в зале для приемов. Линлин просила нарядных сотрудниц отеля приносить корм для карпов, и я каждый раз с удовольствие кормил этих жизнерадостных рыбок. Яркие и подвижные карпы, кажется, понимали человеческий характер: стоило нам только подойти к краю пруда, как они тут же, махая хвостами, подплывали и почтительно ожидали нашего подаяния. Как только первые крупинки корма касались поверхности воды, рыбы принимались толкаться, стараясь урвать кусочки побольше, и те, что посильнее, могли даже отнять еду у более слабых. По воде шли волны, брызги разлетались во все стороны – зрелище было крайне занимательным и заканчивалось, как только у нас в руках ничего не оставалось.
Времени праздно гулять по улицам Фошаня у нас не было, и если перефразировать старую поговорку о том, что иногда приходится «любоваться цветами на скаку», то мы «любовались цветами из машины». Во время поездки в Тайбэй в начале этого года я писал «Зарисовки улиц Тайбэя» буквально через окно автомобиля. «Зарисовки улиц Фошаня» также основаны на том, что мне удалось рассмотреть из машины. Виды эти совершенно превзошли мои ожидания. Поначалу я думал, что Фошань – не более чем отдаленный поселок городского типа, который совсем недавно появился в южно-китайской глуши, цветущий и немного превосходящий по размеру обычные деревеньки. Побывав здесь, я понял, что совершенно не прав. Фошань ничем не уступает оживленным старинным городам, которые я во множестве повидал на родине и по всему миру. Возможно, дороги здесь не такие широкие, как в Пекине, но тем не менее автомобилей и народа тут – как карасей в реке. Люди идут плечом к плечу, толпятся, наступают друг другу на пятки. Не преувеличу, если сравню это скопление с толпами на улице Ванфуцзин в Пекине или Нанцзинлу в Шанхае [429].
Приезжая в новый город, я всегда первым делом обращаю внимание на лавочки, расположенные вдоль дороги. Фошань в этом мало чем отличался от других мест, разве что не было продавцов орехов бетеля, которые встречаются в Тайбэе на каждом шагу. Климат здесь субтропический – влажный и душный, а в остальном я так и не понял, чем же один берег Тайваньского пролива отличается от другого. Множество ресторанов и баров – так же, как в Гуанчжоу, – заманивали клиентов предложением «самых свежих морепродуктов». Поистине, стоит только добавить слово «свежие», как вывеска сразу привлекает внимание, а само заведение приобретает солидность. За долгие годы я усвоил одну истину: если северянин садится за стол в провинции Гуандун, как только блюдо подано, нужно смело тянуть палочки, храбро хватать пищу, открывать рот, пережевывать ее большими кусками и ни при каких обстоятельствах не спрашивать, что это. В противном случае в ответ можно услышать, что это черви или змеи, какие-то насекомые или прочая живность, обитающая в воде. Все это великолепие чаще всего шевелится, не особо радуясь перспективе быть съеденным, и главное тут – не поддаться страху, иначе есть все шансы остаться голодным.
Где бы я ни оказался, мое внимание всегда привлекают местные цветы и деревья. Всю жизнь я провел в Северном Китае, где, стоит только поднять голову, увидишь сосну, а оглянешься кругом – заметишь ивы. Повсюду пышное многоцветье, но длится оно, увы, не круглый год. Экая досада! Когда я приехал в Фошань, на севере уже началась зима, а здесь еще царило лето с его волшебным буйством красок: тут и ярко-красный, и изящный фиолетовый – смотришь и не можешь нарадоваться. Однако меня всегда огорчало мое незнание ботаники – названия растений оставались для меня тайной. Когда известный китайский поэт Ли Сычунь приехал в столицу цветов город Париж, он написал стихотворение, и там были такие строчки: «Глядя на луну, думаешь о том, сколько сейчас времени на родине, видя цветок, вспоминаешь его китайское имя»[430]. Сейчас я в Фошане, мне нет нужды думать о том, сколько времени сейчас на родине, или вспоминать цинские названия цветов, я и современных-то их названий не наю. Поэтому я, пожалуй, немного изменю эти строки: «Глядя на луну, нет нужды думать о том, сколько сейчас времени на родине, видя цветы, тяжело спросить их название». Опираясь на свои чувства, я судил о целом, исходя из частного. Все, что мне оставалось, – это любоваться красотой цветов и не задумываться о том, как они называются.
На улицах Гуанчжоу очень много мопедов, уж точно больше, чем в Пекине – я сразу это заметил. Теперь, оказавшись в Фошане, я понял, что здесь их количество сравнимо разве что с Бангкоком. Ситуация с многочасовыми пробками в столице Таиланда известна всему миру. Помню, как, томясь в ожидании, я от скуки начинал воображать, что заперт в старинном замке и не могу вырваться на свободу. Сердце наполняла героическая решимость, как вдруг откуда-то появилась птица Рух [431], поймала облако, взмыла в небеса, но повредила крыло, рухнула оземь и не могла пошевелиться… И чего только не придет в голову во время такого длительного сидения в машине.
Зато мопеды сновали между плотно стоящими автомобилями подобно юрким лодочкам. Мне даже вспомнились две строчки из стихотворения периода Тан: «Тысячи лодок на плаву, пусть одна тонет. Мириады деревьев весной в цвету, пока одно болеет»[432]. Разумеется, мотоциклистов в Фошане меньше, чем в Бангкоке, а вот в Пекине движение затрудняют еще и велосипедисты, кстати, здесь они почему-то редкость, но иногда они могут ехать прямо по тротуару, как в Японии. Мопеды же сначала ползут в хвосте длинной очереди легковых машин, а затем быстро и стремительно, легко и грациозно петляют в щелях между ними: промелькнут справа, уклонятся влево, не успеешь и глазом моргнуть – а они уже умчались далеко-далеко. На всех водителях – защитные шлемы, и с первого взгляда не различишь, где мужчины, где женщины. Иногда, выглянув из окна машины, я краем глаза замечал, что на педали стоит нога, обутая в туфлю на высоком каблуке, а подняв глаза, видел, что из-под шлема выбиваются пряди длинных волос, и ветер играет ими. Это меня поражало: водитель – юная цветущая девушка, бравая и элегантная, однако в ней не меньше, чем в мужчине, чувствуются сила и авторитет. Она – точно Линь Сынян [433], которую прозвали «Нежным полководцем». Подобные картины вызывают восторг и даже в некоторой степени зависть.
Мои познания в географии оставляют желать лучшего, но я с детства слышал о городе Цзиндэчжэнь провинции Цзянси, где производят фарфор. Фошань также славится на весь мир своей керамикой, поэтому посещение местной фабрики фарфора – это святая обязанность для всех туристов.
Разумеется, мы не упустили такую возможность и отправились на экскурсию: сначала осмотрели небольшой храм предков, после чего все вместе друзья поехали на фарфоровый завод. Так как Линлин занимала высокий пост в местной администрации, наш кортеж везде встречали с особым почтением, всюду включали зеленый свет, и руководители лично выходили поприветствовать нашу делегацию. Мы, конечно, были этим польщены и чувствовали, что к нам проявляют теплоту и добросердечность.
Производственные цеха обычно закрыты для посетителей, но у нас, особых гостей, была привилегия там побывать. В просторном зале за столами сидели специалисты, большей частью молодые девушки. На столах громоздились куски черной глины, размоченные водой, – именно из нее создавались скульптуры (хотя это слово, вероятно, здесь не слишком уместно). Мастера разминали глину в руках, а затем лепили из нее маленьких животных, фигурки людей и многое другое – готовили изделия для обжига в печи. Север Китая известен поделками из теста, вот и сейчас лучше употребить слово «лепка», но сотрудников этого гигантского цеха нельзя назвать «лепщиками». Они вели себя непринужденно, одна девушка даже ела грушу, на ее лице сияла улыбка.
Мы прошли в выставочный зал, такой же просторный, как цех. Здесь вдоль стен тянулись ряды деревянных полок, на которых стояли уже готовые и довольно крупные изделия из цветного фарфора – их выразительные формы поблескивали и переливались разными цветами. Я узнал в некоторых статуэтках известных бессмертных и будд, почитаемых китайским народом. Особенно привлекал внимание Майтрейя