– Девочки мои, – сказал Макс, – я так рад, так счастлив, что мы снова нашлись! Мы теперь одна семья, навсегда! Больше не расстанемся никогда! Теперь будем часто видеться, и чем чаще, тем лучше! Я очень люблю вас! У нас теперь все впереди!
На нашем столике лежали открыточки с видами ресторана, которые дирекция дарила клиентам, а также предлагала для возможных отзывов о качестве обслуживания. Максим взял одну их них, достал ручку и что-то написал на ней. Затем, многозначительно улыбаясь, положил ее перед Алинкой. Я сидела рядом с ней и увидела, что на ней была одна и та же фраза на трех языках – русском, английском и французском: «Я люблю тебя!» и подпись: «Papa». Алинка вспыхнула и засветилась от счастья, переводя восторженный взгляд попеременно с открытки на папу. А он взял другую открытку, надписал ее и пододвинул ко мне. На ней была фраза по-английски: «Nina! I think we should be together. It will be well, а? Max».
Алинка увидела надпись. Смеялась и заговорщицки улыбалась, подмигивала папе. Собезьянничала – схватила новую открытку и написала по-французски: «Мама, я тебя очень люблю. Это было в ресторане. Алина». Максим шутливо выхватил ее у дочки и приписал под ее именем «Папа». Мы все дружно рассмеялись, все это получилось непроизвольно и очень забавно. Мне показалось, что Максим ждал от меня какой-то реакции, ответа на свою фразу. Но что я могла ответить, кроме как «спасибо» – улыбкой, глазами? Я не забывала, что он был женат.
В ходе вечера Макс вспомнил о своем великом отце, Исааке Осиповиче Дунаевском.
– Сегодня годовщина со дня его рождения! Мама с Ориком, наверно, сейчас где-то празднуют в ресторане!
Мы пригубили бокалы в память об Исааке Осиповиче. Алинка чокнулась с нами кока-колой.
Вечер подходил к концу. Перед уходом Максим начал строить планы на будущее.
– У меня сейчас будет много работы в Москве, а в отпуск, в августе, вы приедете ко мне в Лос-Анджелес! У меня там есть квартира. Повезу вас повсюду – на океан, на пляж, в американский Диснейленд. Алинка, мы отметим там твое одиннадцатилетие! Мои друзья очень хотят познакомиться с вами, я рассказывал им про вас. Так что не будем расстраиваться, расстаемся ненадолго! Все теперь в наших руках!
Сделав несколько фотографий, мы покинули ресторан. Быстро поймали такси и прокатились по ночному Парижу. В очередной раз полюбовались праздничной подсветкой домов на небережной Сены, роскошным мостом Александра Третьего, величественным собором Нотр-Дам, невольно вспомнив Виктора Гюго.
Дома я предложила Максу позвонить Зое Ивановне, поздравить с юбилеем Исаака Осиповича.
– Не нужно! В Москве уже поздно, да и ее наверняка нет дома. Все равно я завтра увижу ее.
На следующий день я вызвала Максу такси. Он горячо прощался с Алинкой, у которой глазки были на мокром месте, без конца обнимал и целовал ее. Снова говорил очень хорошие, такие важные для дочери слова. Даже мне они вошли в сердце, растрогали меня чуть ли не до слез. Представляю, что происходило в ее детском сердечке.
– Ничего, лапонька, мы расстаемся ненадолго! Скоро снова приеду к вам, а нет, так вы приедете ко мне! Я собираюсь через несколько месяцев в Лос-Анджелес, постараюсь сделать транзит в Париже. А завтра позвоню вам! Вот мой номер телефона и факса. Вы тоже пишите и звоните! Алинка, а ты слушайся маму! Я вас очень люблю, девочки мои! Мы больше никогда не расстанемся, мы теперь одна семья!
Алинка молча кивала, впившись глазами в его глаза. Мы проводили Максима до двери. Прежде чем выйти, он наклонился ко мне, поцеловал в щеку. Затем робко произнес:
– Нинулечка, знаешь, у меня сейчас финансовые трудности… Не обижайся, я не могу помогать вам материально. Но как только смогу, тогда конечно… А пока ты как-нибудь сама, хорошо?..
У меня в голове вспышкой всплыл его недавний рассказ о шубах. Я улыбнулась.
– Хорошо, Максим, я понимаю… Главное – не забывай, пожалуйста, Алинку, очень прошу тебя!
Что делать, раз так… Принять решение присылать дочери денежную помощь на питание или учебу, даже совсем немного, мог только он сам. Я не могла просить и тем более настаивать. Не могла рисковать, чтобы из-за денежного вопроса он прекратил отношения с дочкой, которая узнала и уже полюбила его. Которая отныне думала, что у нее есть настоящий папа и навсегда.
Максим, казалось, искренне удивился моим словам, воскликнул:
– Ну, что ты, конечно нет! Как я могу забыть? Вы моя семья! Раз уж мы нашлись, то больше уже никогда не расстанемся! Я постараюсь каждый раз летать в Лос-Анджелес транзитом через Париж и обратно. Так что обязательно скоро снова увидимся и будем видеться часто!
Он снова прижал к себе Алинку, расцеловал. Взглянул на нас своим, таким привычным мне, долгим прощальным взглядом и вышел. Дочка бросилась в свою комнату, высунулась в окно, кричала ему вслед «папа» и махала рукой. Затем снова погрустнела. Я обнимала, успокаивала ее – скоро папа приедет снова.
От нашей с Максимом встречи у меня осталось странное чувство. Ощущение «дежа вю» – те же слезы на глазах, те же объятия, поцелуи, обещания, как и девять лет назад. Только для Алины все это было внове. Она была счастлива оттого, что встретилась с родным отцом. Поверила ему и ни на секунду не сомневалась в том, что теперь папа у нее на всю жизнь. Ведь ОН так сказал. Да и мне, несмотря ни на что, очень хотелось в это верить.
На следующий день Максим позвонил нам. Он был очень спокоен и сосредоточен, но не весел, как обычно. После небольшой паузы глубоко вздохнул, затем медленно произнес:
– Нинуля, тут такое дело… Мама умерла… позавчера. Ее сбила машина, как раз в день рождения отца… Сейчас мы занимаемся организацией похорон. Орик вчера не захотел звонить в Париж, чтобы не портить мне последний день пребывания у вас. А в аэропорту, по прибытии, мне сразу сообщили эту печальную новость…
Я пришла в полный шок, мурашки забегали по коже. Мы ведь только на днях с ней разговаривали!
– Какой ужас! Как это произошло?!
– Вечером 30 января они с Ориком отмечали в ресторане годовщину рождения отца. После ужина, возвращаясь домой, переходили темную улицу где-то у метро «Белорусская». Орик вышел вперед, а мама отстала на два шага. Тут вдруг из-за поворота вылетела машина и сбила ее, насмерть…
У меня перехватило дыхание.
– Макс… мои искренние соболезнования… просто не хватает слов…
– Ничего не поделаешь… Объясни Алинке, как-нибудь помягче, что произошло. Теперь только вы мои самые близкие люди! Лия тоже очень переживает, постоянно спрашивает об Алинке. Она сразу как бы заняла место мамы. Очень хочет познакомиться с Алинкой и снова увидеться с тобой… Нинуля, знаешь, о чем я тут подумал… как хорошо, что мама попросила у тебя прощения перед смертью! Что она успела!
За секунду до его слов я тоже невольно подумала об этом – какое совпадение… Возможно, она предчувствовала…
– Макс, держись, пожалуйста! Мы с Алинкой в мыслях рядом с тобой… Если мы хоть чем-то можем помочь тебе, то скажи!
– Спасибо! Скоро увидимся. Целую вас!
Я повесила трубку. По щекам катились слезы. Долго не могла прийти в себя. Было до боли жаль Зою Ивановну. Мы ведь так хорошо поговорили по телефону – она со мной и с Алинкой… Зоя Ивановна мужественно нашла в себе силы попросить у меня прощения, это было благородно. Не каждый человек способен на это. Все уладилось. И вот, несколько дней спустя, в день рождения ее любимого мужчины, она ушла к нему в одно мгновенье! Как будто ее больше ничего не удерживало в этом мире… Как будто в мыслях она шла к нему, чтобы соединиться с ним навеки… Как это одновременно красиво и трагично…
Мы с ней строили планы, собирались встретиться в Москве. И Алинка надеялась, что бабушка приедет в Париж и придет на ее спектакль. И вот такое… Что происходит? Сначала Мишель, а теперь Зоя Ивановна. Две смерти за одну неделю! Как нелепо, как несправедливо! И как объяснить все это ребенку?
Поколебавшись, я решила сказать дочке правду. «Мягко», как просил Максим. Объяснила, что это был несчастный случай. Сказала ей, что бабушке теперь хорошо и спокойно «наверху», в небе, а мы всегда будем помнить ее. Алинка расплакалась и долго не могла успокоиться. Мы обе очень переживали, в особенности за Максима. Ведь всегда тяжело именно тем, кто остается.
Позднее я случайно натолкнулась на пару статей о И. О. Дунаевском биографического характера. Там, а также в книге Дмитрия Минченка, подаренной Женей, указано, что Зоя Ивановна погибла 30 января 1991 года. Но это какая-то непонятная ошибка. Я знаю достоверно, что мама Максима ушла из жизни в январе 1994-го, в тот момент, когда ее сын находился во Франции, у нас.
Мысли о Мишеле также постоянно возвращались ко мне. Зачем он сделал это? Неужели жизнь так опостылела ему? Произошло что-то, чего он не захотел рассказать мне? Теперь я поняла, почему он позвонил мне в последний раз накануне приезда Макса. Попрощаться! Подвести итог… поставить точку. Но при этом умолчал о своих намерениях, не желая волновать, шокировать меня. Ведь ясно одно – свое решение он принял уже тогда. «Скоро ты услышишь обо мне…». Получается, я «услышала» еще до звонка жандарма, когда накануне задала Максу неожиданный для всех нас «мрачный» вопрос? Мишель думал обо мне в тот страшный момент?… Безумно жаль – такой молодой мужчина, он смог бы еще столько сделать в жизни! Я размышляла, пытаясь понять. Видимо, Мишель находился в крайнем отчаянии – «коснулся дна» и больше не смог «всплыть». Не видел выхода, как подняться на поверхность. И странное совпадение – он сделал это в тот момент, когда у нас только что возобновились отношения с Максимом. Как будто, символически, навсегда уходил в сторону, возвращал ему его дочь… Эх, Мишель… бедный Мишель… Я мысленно горячо желала его душе обрести мир и покой хотя бы теперь и там, куда он ушел.
После всех этих потрясений наша жизнь постепенно входила в нормальное русло. Я вышла на работу. Алинка ходила в школу и в консерваторию. Я забирала ее после вечерних занятий в десять вечера. Наскоро поужинав, дочка садилась за домашние задания. Уроки всегда были у нее приоритетом. Иногда я присутствовала на ее занятиях балетом в консерватории. Мсье Тома всегда относился ко мне очень доброжелательно. А после того как Макс сказал ему по-английски, что дружит с танцорами Большого театра Екатериной Максимовой и Владимиром Васильевым, то он и вовсе стал предлагать мне приходить на его уроки в любое время, когда мне захочется.