У Максима в то время были приглашения на шоу поэта-песенника Ильи Резника в Temple «Beth Israel», который тоже находился в Лос-Анджелесе. Он предложил мне пойти туда, и я сразу согласилась. Мне было бы приятно снова встретиться, пообщаться с этим умным и интеллигентным человеком. И заодно было любопытно узнать, сумел ли он вспомнить, где мы с ним когда-то познакомились. Хотя, ясное дело, что не вспомнил, но это было бы поводом для новых шуток. И на этот раз я бы искупила свою вину за прошлую шалость и чистосердечно рассказала бы ему все. Но, к сожалению, в последний момент Максим передумал, сказав, что мы приглашены на ужин к Гринбергам, что он предпочитает пойти туда.
А на следующий день у нас состоялась встреча с Юрием Чернавским, талантливым композитором, эмигрировавшим из России сначала в Германию, а затем в Лос-Анджелес. Максим договорился встретиться с ним на Hollywood boulevard – поговорить и выпить пива. А мы с Алинкой были рады новому знакомству. Юрий мне очень понравился – интересный, умный и образованный человек. И, наконец, красивый мужчина. Мы сделали на память все вместе несколько фотографий на ночном, освещенном бегающей разноцветной рекламой, бульваре.
В Лос-Анджелесе произошло еще одно маленькое, но важное для Алинки событие. В один из дней Максим отвез ее в промтоварный магазинчик «méli-mélo» одного старого еврея из Одессы. Там ей прокололи ушки. Это было давним желанием дочки. Владелец магазина принял нас очень радушно. Наше общение прошло очень весело, и иногда мы с Максом переглядывались, едва удерживаясь от того, чтобы не покатиться со смеха – было впечатление, что мы и вправду попали в Одессу! Тот же говор и те же речевые обороты, те же шутки-прибаутки. Та же атрибутика в его колоритном магазинчике. После торжественной церемонии выбора «специальных» сережек и прокола ушек, операция свершилась, и мы снова тронулись в путь, поблагодарив симпатичного «хирурга». В машине, пока Макс вез нас осматривать «русский» квартал города, Алинка постоянно подпрыгивала с писками восторга, чтобы посмотреть на себя в смотровое зеркальце.
– Нинусь, смотри, можно подумать, что здесь мы находимся не в Лос-Анджелесе, а где-нибудь в Малиновке! – громко смеялся Максим, показывая мне рукой на маленькие домики, прилепленные к обочине дороги. Действительно, здесь все напоминало русскую культуру. Не хватало лишь старушек с семечками на лавочках. Да, русские умеют повсюду пустить свои корни и внести свою «лепту».
Сам же Максим проживал в современном комфортабельном комплексе, который в Америке называется «кондоминиум». На закрытой территории кондоминиума располагались два теннисных корта, бассейн, джакузи, зал с тренажерами и бильярдная. Дом день и ночь охранялся командой техников, сидящих перед пультом с двенадцатью экранами, связанными с камерами, расставленными повсюду на территории. Да, в этом доме можно было чувствовать себя в безопасности. Кроме того, персонал был очень приветливым, и мне нравилось при каждом удобном случае болтать с работниками по-английски, совершенствовать свой язык.
– Hi! – каждый раз видя нас, обращались они с широкой, чисто американской улыбкой. Белые и черные – все одинаково.
– Hi! – вторила им я, растягивая рот до ушей, «работая» под американку. Вспоминая русскую поговорку: «С волками жить, по-волчьи выть». Пока мы в Америке, нужно жить по-американски. «Выть» так же, как и милые приветливые американцы. Мне было приятно чувствовать себя одной из них. Это создавало у меня ощущение, что я немножко у себя дома.
Максиму тоже очень нравилась эта американская улыбчивость.
– Ты заметила, стоит здесь подойти к совершенно незнакомому человеку на улице, спросить адрес, и он тут же поворачивается к тебе с широчайшей улыбкой! Как будто знает тебя давно и счастлив видеть! В Москве такого не увидишь!
Да, это было так. Американцы просто расцветали улыбкой. «Приветливая» американская культура. Возможно, и коммерческая. Но искренне или не искренне, это уже неважно. Как мы говорили еще в Москве: «Хоть и врешь, а все равно приятно слушать!»
Как я уже сказала, у Максима была уютная квартира с балконом. На этом балконе мы втроем провели немало приятных минут и даже часов по вечерам за разговорами, потягивая из трубочки коктейли. Надо сказать, что Макс хорошо готовил коктейли и делал их с удовольствием. Безалкогольные – для Алинки, а мне он обычно приготовлял джин с тоником и ромовый коктейль «Pina Collada», которых я до того времени не пробовала – как-то не случилось. Мне они очень понравились. Он так меня приучил к ним, что позднее, вернувшись во Францию, я уже не могла принимать гостей, не приготовив такие коктейли для них и для себя, доставляя всем большое удовольствие. В этом несомненная заслуга Максима.
Часто по вечерам, уютно устроившись в креслах на его балконе, мы своей маленькой компанией наблюдали за ночным густым небом Лос-Анджелеса и за бесконечными огоньками-звездочками подлетающих к аэропорту самолетов. Папа с дочкой торжественно и весело чокались высокими стаканами с напитками «хорошего настроения», «по-американски» закинув ноги на верх металлической решетки балкона. Со смехом кричали мне «cheers!», пока я снимала их кинокамерой. Атмосфера в воздухе была очень теплой и пьянящей.
Почти каждый день начинался с того, что Макс с Алинкой шли играть в теннис на корты, находящиеся на территории кондоминиума. По утрам корты, как правило, были свободны. Дочка очень быстро освоилась с ракеткой и с правилами игры. Относясь к папе с явным обожанием, она с радостью выполняла все его указания. И, нужно отдать должное Максиму, он проявил себя хорошим учителем – спокойным и терпеливым.
– Нинуль, у Алинки совершенно очевидный талант к теннису! Видишь, как быстро она все схватывает? Ей нужно обязательно серьезно учиться в теннисной школе!
Я видела. Сидела, наблюдала за ними и болела за каждого, когда они устраивали маленькие забавные матчи. Иногда я тоже немного перебрасывалась мячом с Максимом. Но большей частью по утрам уходила поплавать в бассейне. Оставляла их вдвоем на корте или в уютной биллиардной, где они также оба любили забавляться. Пианино у Максима в той квартире не было, но была большая японская клавиатура. Иногда он начинал наигрывать Алинке что-то из своих песен, и тогда она замирала, слушая его как завороженная, глядя на папу широко раскрытыми мечтательными глазами. А я, верная своему обещанию, снова снимала их.
К дочке Максим относился, как мне казалось, с искренней любовью и нежностью. У меня радовалось сердце, глядя на них, видя, что им хорошо вместе. А у нас с ним сложились добрые дружеские и, можно сказать, родственные отношения. Как, например, у брата с сестрой. И это было замечательно, так как что могло быть лучше в нашей ситуации? Максим даже намекнул мне, что я могла отвечать на знаки внимания двух мужчин, появившихся в нашем окружении. Они по очереди попытались ухаживать за мной, услышав от Максима, что я его «бывшая жена», – он представлял меня всем именно так. Один из них жил в том же доме, что и мы, и я познакомилась с ним в бассейне. Бизнесмен итальянского происхождения, Паоло усиленно приглашал меня к себе в гости «to have a drink» или в ресторан, пытался уговорить меня переехать жить постоянно в Лос-Анджелесе. Но я отказалась от предложений выходить куда-то с ним, хотя Максим предлагал мне «выйти развлечься, если есть такое желание». Говорил мне, что это «не проблема», если мне самой приятно. Я, конечно, оценила либерализм его взглядов, но сочла, что с моей стороны это было бы неэтично, неуважением к нему. Я приехала туда не для знакомств с мужчинами, а на каникулы с дочкой к ее папе, «по-семейному». Поэтому посчитала подобное неуместным.
Кроме того, я уже жалела, что, по настоянию Рене, оставила ему телефон Макса. Он названивал мне практически каждый день, ведя долгие разговоры-расспросы, чтобы не называть их допросами. Хоть Максим говорил мне, что ему это не мешает, но мне самой это было неприятно – Рене как будто постоянно контролировал меня. Такая назойливость становилась просто неприличной. Он явно стремился к тому, чтобы я не забывала о его существовании. В конце концов я попросила Макса ответить ему по-английски, что нас с Алиной нет дома.
Каждый день мы с дочкой открывали для себя в этом удивительном городе что-то новое и увлекательное. Мне нравилась атмосфера, царящая в нем, ощущение пространства и свободы. Очень интересно было также исследовать захватывающие дух небоскребы в центре города – Downtown, в которых мы «в мгновенье ока» взлетали в стеклянных лифтах на самую высоту. Уютные маленькие кафетерии и просторные холлы с комфортабельной мебелью в них – все было создано для отдыха и комфорта. Иногда мы останавливались перекусить в одной из таких маленьких «кафешек». И тогда папа с дочкой вдвоем дурачились, как маленькие дети, рассматривая меню и отпуская шуточки в адрес официантов. Я тоже от души веселилась, глядя на них, и иногда успевала заснять их камерой.
В один из дней Максим отвез нас осмотреть и французскую булочную, основанную иммигрантом-французом. Его багеты и круассаны пользовались у американцев бешеным успехом. Булочная была фешенебельной, и чувствовалось, что бизнес шел на «ура». Мы купили багет и три круассана. Но, попробовав их, я убедилась, что они все же «не дотягивают» до тех, что пекут во Франции – там есть свои секреты. То ли мука была не той, то ли не хватало умения. Возможно, именно поэтому булочник и добился успеха именно в Америке – там людям было не с чем сравнивать. Но сам факт наличия такой булочной мне очень понравился – повеяло «домом». И было очень приятно, что на нашем пути там частенько появлялся «кусочек» то русского, то французского быта.
Однажды мы долго бродили по Аллее Звезд. Фотографировали достопримечательности. И я, в порыве энтузиазма, решила обратиться к двум полицейским, стоящим поблизости, – попросила их сфотографироваться со мной и Алинкой. Сказала о своем намерении Максу. Он уверял меня, что они откажут, так как не имеют на это права, находясь на работе. Но я все же послушалась своей интуиции. Поздоровалась, обратилась к ним с «американской» улыбкой. Объяснила, что мы – турист