Рождество мы по традиции отпраздновали каждый со своими детьми – Жак с дочками, а я с Алиной и с моей мамой, которая приехала погостить к нам на новогодние праздники. Дедушка, к нашему большому сожалению, не смог приехать вместе с ней – его «финансы пели романсы». И у меня не было возможности оплатить ему поездку.
На Новый год Жак пригласил нас троих в хороший ресторан – устанавливал «дипломатические» отношения с моей мамой. Ему это вполне удалось – он покорил маму своей галантностью. Алинка продолжала участвовать в благотворительных праздничных спектаклях, а также регулярно устраивала нам с бабушкой и друзьям, приходящим в дом, домашние, так как друзей и знакомых у нас становилось все больше.
Время шло незаметно. С начала нового года прошло несколько месяцев. Бабушка вернулась в Москву, и мы снова остались с Алинкой вдвоем. Накануне моего дня рождения неожиданно позвонил Максим и сказал, что его знакомый француз Артур, работающий в Москве, возвращается на время во Францию. Что он передаст мне подарок. Он познакомился с Артуром через Дюльбару и Мишу Телесов, но они к тому времени уже иммигрировали в Австрию. А мужчины продолжали поддерживать отношения. Артур действительно вскоре позвонил мне, и мы пересеклись в центре Парижа. Он вручил мне небольшой сверток и письмо. Приехав домой и развернув аккуратный белый пакет, я замерла. Кольнуло сердце. Там лежала… бело-голубая блузка – та самая, которую Макс когда-то купил для Зои Ивановны! К ней было приложено письмо.
«Ниночка! Поздравляю тебя с днем рождения! Желаю тебе… Не знаю, чего пожелать. Задумался… Я не вижу явных белых пятен в твоей нынешней жизни. Люди бывают здоровы и богаты и… несчастны. Ты выглядишь вполне счастливым человеком, хотя и у тебя бывает плохо на душе – как же без этого. Короче, будь сама собой всегда: такой же обаятельной, умной, решительной, женственной, привлекательной, горделивой, любящей, доброй, тонкой, эстетичной, внимательной, теплой, жертвенной (не для всех), русской, французской и сексуальной. И тогда счастье всегда будет с тобой – куда оно денется! Целую тебя много раз. Твой старикашка. P. S. Извини, что не на праздничной открытке (ты как истая парижанка все любишь эстетичное). Но ты ведь меня знаешь: я, конечно, не успел ее вовремя купить и сейчас нужно срочно ехать к Артуру передавать посылочку. Ты не обижаешься? Кстати, я решил подарить тебе именно то, что тебе нравилось. Ты ведь сказала: «Я заберу эту вещь, если твоей маме не понравится». Ей бы наверняка понравилось, но кроме тебя на эту вещь больше никто не имеет права. Носи и вспоминай».
Подарок и в особенности письмо очень растрогали меня. Максим не забыл мой день рождения, хотел сделать мне приятное. Пусть он не помогает дочери материально, но зато тепло, душевно относится к нам обеим. Деньги все же не главное в жизни. Долг за теннис я постепенно отдам. А для Алины сделаю то, что смогу сама. Может быть, у ее папы действительно трудное положение и нет лишних ста долларов, чтобы ежемесячно отправлять дочке? Так или иначе, я гнала от себя мысли о деньгах, как о нечто второстепенном и даже недостойном наших отношений.
Вскоре Максим сообщил, что снова собирается в Лос-Анджелес и по пути заедет на неделю к нам. Он всегда проездом останавливался у нас. Алинка танцевала от радости. Наша встреча прошла, как всегда, очень тепло. По приезде Макс рассказал, что собирается разводиться с пятой женой и что в связи с этим у него много расходов. Что ему придется оставить ей квартиру. Таким образом, он снова оставался без жилья. Я искренно сочувствовала ему, но никогда не высказывала своего мнения и не давала советов. «Советчик не плательщик», – говорит французская поговорка. Это была только его частная жизнь, и его решение не обсуждалось. Наши отношения перешли в такую стадию, что я смотрела на Максима как на члена семьи, на близкого родственника. Его радости и его переживания стали для нас с Алинкой нашими общими радостями и переживаниями – мы просто всегда стремились поддержать его морально. От души желали ему счастья в личной жизни.
Я тоже поведала Максиму о наших недавних событиях. Об Алинкиных успехах в консерватории и в теннисном клубе. Мсье Тома относился к ней все более и более внимательно, давая ей дополнительные упражнения – для работы дома. Как-то он вызвал меня и сказал, что считает, что «Алине нужно идти в профессионалы», так как «у нее есть все от большой балерины, будущей звезды». Он неоднократно говорил мне об ее ярко выраженном артистизме, о «говорящих» руках, о том, что ей нужно лишь продолжать нарабатывать технику. В теннисном клубе тренер также советовал мне отдать ее в спецшколу при теннисной федерации. Но средств на это у меня, естественно, не было. Я рассказала об этих отзывах Максиму. Он поздравил Алинку, похвалил, сказав, что гордится ею. Посоветовал продолжать делать усилия. Дочка сияла от счастья – ей ничего другого не было нужно, раз папа так говорит о ней!
Прислушавшись к своему внутреннему голосу, я не стала поднимать вопроса о долге за теннис, несмотря на то, что мне было нелегко отдавать его – приходилось во всем ущемлять не только себя, но и ребенка. Сам Макс ничего не предложил, а мне интуиция подсказывала, что этот вопрос мог испортить наши отношения, отбить ему желание общаться с дочерью. Предпочитала думать, что раз сам он не предложил, то, значит, по-прежнему «не мог». Я всегда старалась понять его и найти оправдание его действиям.
На вопрос Алинки о пуантах «от Кати Максимовой», о которых она мечтала, Максим ответил дочке, что «не получилось». Предложил поиграть с ней на парижских теннисных кортах.
– Нинуся, было бы хорошо снять корт, поиграть нам с Алинкой! А еще лучше – провести небольшой матч, если бы набралось четыре человека. Как бы это осуществить?
Сам он был заядлым теннисистом, профессионально владел этой игрой и в поездках неизменно возил с собой теннисную ракетку. Подумав, я предложила познакомить его с Жаком и с Мишелем. Идея Максу очень понравилась. Так я сначала познакомила его с Жаком, объяснив, что это человек, с которым я встречаюсь. Мне показалось, что у мужчин возникла взаимная симпатия. Во всяком случае, будучи оба людьми «с понятиями», они проявили вежливость и доброжелательность. Я очень порадовалась – теперь мы могли общаться, дружить все вместе.
Мужчины договорились по-английски, сняли на два часа корт неподалеку от нас. Мы вволю побегали, с задором порезвились. Алинка играла с папой, а моим напарником был Жак. А вечером Макс решил пригласить нас всех в «хороший» ресторан. Заранее попросил меня найти ему такой. Я знала в нашем районе один «буржуазный» ресторан, в котором мы с Жаком уже неоднократно ужинали. Ресторан был очень приятным во всех отношениях, с «шиком», с изысканными кухней и интерьером. В котором по вечерам ненавязчивым фоном играла джазовая музыка. В тот вечер мы прекрасно провели там время за интересными разговорами, со смехом и шутками. Я переводила с русского на французский и «vice-versa», одним и другим. Алинка сидела рядом с папой и почти не ела, без конца «пожирая» его влюбленными глазами. С того дня у нас остались хорошие фотографии. Максиму ресторан очень понравился. Когда в конце вечера он захотел оплатить ужин, поскольку пригласил нас, Жак настоял на том, чтобы поделить счет. Дело в том, что он ранее как-то спросил меня, платит ли Максим дочке алименты. Я ответила ему откровенно, что «нет», сославшись на финансовые трудности Максима. Жак был человеком с понятиями и с моральными принципами – он не мог допустить, чтобы человек в трудной материальной ситуации платил за него. Этот жест со стороны Жака еще раз показал мне его благородство.
А на следующий день у нас состоялся теннисный матч с Мишелем, уже на другом корте. Мы снова с удовольствием побегали-повеселились, а затем Максим пригласил нас в маленький ресторанчик бельгийской сети «Leon», знаменитый мидиями с картофельными фритами и пивом. Мишель сделал там парочку фотографий, где радостная Алинка сидит, нежно прильнув к папе.
Дни пролетели, как ветер. Накануне отъезда Максим поехал с дочкой погулять по Елисейским Полям. Я осталась дома, занимаясь своими делами, оставив их пообщаться наедине. По возвращении дочь с восторгом рассказывала мне, как замечательно они гуляли. Что папа даже зашел с ней в магазин молодежной одежды «Naf Naf» и купил ей там что-то в подарок, объяснил, что до приезда в Париж у него не было на это времени.
– Папа такой хороший и добрый! – девочку переполняли эмоции.
Снова отъезд Максима. Снова грустное прощание, нежные слова, признания в любви и обещания – он оставался верен себе. И мы с Алинкой также неизменно верили и доверяли ему. Верили в то, что все непременно так и будет.
И правда, Максим продолжал регулярно звонить нам. А мы посылали ему письма факсом, как он предложил. Приезды в Париж прекратились – теперь он почти все время находился в Лос-Анджелесе: жил и работал там. Когда от папы какое-то время не бывало вестей, Алинка очень волновалась, писала ему об этом. Тогда он перезванивал, объяснял, что «много работы» или что у него «снова неприятности», но «это не телефонный разговор». Обещал, что как-нибудь приедет-расскажет. Алинка терпеливо ждала – я объясняла ей, что раз у папы проблемы, то не нужно ему мешать. Позвонит сам, когда сможет. Действительно, вскоре, на двенадцатилетие Алины, Максим позвонил поздравить ее. Дочка воспряла духом. «Ниточка» не обрывалась, несмотря на большое расстояние между нами.
А незадолго до Алинкиного дня рождения произошел маленький, но запавший мне в душу эпизод. Это был день рождения у ее подруги, Виржинии. Моя доченька, приглашенная на праздник, грустно и задумчиво промолвила, вернувшись вечером домой:
– Мама… как повезло Виржинии… У нее много родственников – мама, папа, бабушки и дедушки, тети и дяди! И каждый раз у нее на день рождения масса подарков… А у меня всегда лишь только один…
Эти слова больно царапнули меня. Да, конечно, у Виржинии была другая, лучшая жизненная ситуация. Но ничего не поделаешь – что есть, то есть. Я не была в состоянии «изобрести» дочке большую семью. И все же брошенная ею фраза болезненной занозой глубоко засела мне в сердце. Я задумалась. И в итоге на двенадцатилетие дочери решила сделат