Внезапно Джимми разозлился, вспылил.
– Это я примитивный?! Такого мне еще никто не говорил! Ни одна женщина так не вела себя со мной! Ты не только отказываешь мне, но еще и смеешься надо мной! А может… ты просто расистка? Аааа, теперь я понял, тебе не нравится, что моя мать – марокканка?! Ты предпочитаешь стопроцентных французов, не так ли?!
– Ну что за чепуха! Примитивным я назвала не тебя, а говорила про уровень нашего разговора. Ну, а ты, Джимми, конечно, красивый и умный, даже чересчур! И расизм тут ни при чем. Я абсолютно ничего не имею против марокканцев, но имею против женатых мужчин, которые всеми правдами и неправдами пытаются заманить меня в постель. Скажу тебе откровенно: ты далеко не первый, кто мне делает подобные предложения и кому я отказываю. Надеюсь, что мое признание утешит твое самолюбие. Меня все это не интересует, понятно? У тебя есть большой выбор среди тех, кто не отказывает. Так что ищи, пожалуйста, в другом месте!
Джимми мрачно замолчал и продолжал молчать всю оставшуюся дорогу, до самого моего дома. Выходя из машины, я как ни в чем не бывало тепло поблагодарила его. В ответ он смерил меня тяжелым взглядом. Мрачно проговорил:
– Я был готов на все ради тебя! Ты еще пожалеешь…
Захлопнув дверцу, я ушла, ничего не ответив. Он становился очень неприятен мне. Просто неприличная настойчивость, никакого «класса». Только поверхностный лоск, как у всех этих «нарциссов». А копни поглубже… Открывая ключом входную дверь, я поморщилась, вспоминая наш разговор.
Прошла неделя. В один из рабочих дней ко мне обратилась коллега, молодая девушка. Одна из тех, которые «млели» от Джимми. Мы дружили, и она часто откровенничала со мной, рассказывая мне о том, как ее влечет к нему, что она была бы совсем не против узнать его «ближе к телу».
И вот вдруг она отвела меня с загадочным видом «в уголок».
– Нина, мне нужно что-то рассказать тебе. Свершилось! Вчера вечером Джимми напросился ко мне в гости… и конечно, я не смогла отказать ему! Два часа любви! Какой мужчина! Вспоминаю все, и до сих пор замирает сердце! Вот только одного не могу понять. В конце, перед уходом, он спросил меня: «Тебе было хорошо?» Я ответила: «Да, очень!» Он: «Ты счастлива?» Я: «Да!». Он: «Тогда расскажи об этом Нине». Ты что-нибудь понимаешь?
– Нет. Но это неважно. Главное, что ты счастлива.
Меня разбирал смех. Какой дурачок – переспать с кем-то, чтобы отомстить мне! Согревал себя мыслью: «Она не знает, что потеряла, она еще пожалеет!» Классика. Но он даже не понимает, насколько мне это безразлично! Джимми еще ниже упал в моих глазах. Как глупо иногда ведут себя такие самоуверенные мужчины…
На какое-то время он исчез, больше не появлялся на работе. Наши дамы запаниковали, начали волноваться: «Что случилось с Джимми? Не заболел ли наш мальчик? Неужели он перестал работать с мсье Сарачем?»
Шеф успокаивал их: «Он занимается неотложными делами, скоро появится».
Джимми действительно вскоре «всплыл». Необыкновенно милый и любезный, приветливый и улыбчивый со всеми работниками.
Мрачный и неприязненный со мной! Он начал откровенно избегать меня.
Приближался август, когда я должна была уходить в отпуск. Мы собрались сначала поехать с Алиной и Жаком на Лазурный Берег, а затем в Кабур, где Алина должна была пройти балетный стаж – перед началом нового учебного года.
В мой последний рабочий день мсье Сарач попросил меня «разгрузить» Джимми – составить для него по-английски письмо для одного американского клиента. Я перевела текст и с дружелюбной улыбкой протянула его Джимми. Он взял его с мрачным видом, с ледяным «мерси».
Перед концом дня меня вызвал мсье Сарач. Обсудив какой-то рабочий вопрос, он затем спросил меня:
– Нина, Джимми сказал мне, что в тексте, который вы перевели, были одни ошибки. Может быть, вы немного подзабыли английский язык? Хотите по возвращении из отпуска пойти на краткосрочные курсы по усовершенствованию? У нашего предприятия есть льготы в вопросах учебы работников.
Я поняла, что Джимми уже встал на стезю мелкой мести. Давно подозревала, что этим кончится, поэтому даже не удивилась.
– Мсье, в Санкт-Петербурге я закончила английскую школу с изучением ряда предметов на английском языке. Затем Московский университет, где я продолжала изучать английский язык пять лет. Позднее, в Париже я снова несколько месяцев повторяла и усовершенствовала английский на курсах. Затем прошла тесты по международной программе TOIC без единой ошибки. Так что новые курсы мне не нужны. А если Джимми не устраивают мои переводы, то в следующий раз он будет делать их сам. Пожалуйста, передайте ему это от меня!
Шеф опешил, озадаченно смотрел на меня.
– Нина, что-то случилось? У вас с ним произошел конфликт? Я заметил, что он говорил о вас с большой запальчивостью.
– У меня с ним нет никакого конфликта! Но, может быть, у него со мной есть. Спросите у него сами.
Спрашивал ли мсье Сарач что-то у Джимми или нет, я так и не узнала. Я уехала в отпуск на море с Алинкой и с Жаком и старалась не думать ни о работе, ни о Джимми. Нашей маленькой компанией мы прекрасно проводили время – ездили на машине по всему берегу – по живописным, утопающим в зелени деревушкам, на острова, в монастыри. И также прогулки на катерах были прекрасны.
Рядом с нашей квартирой находились хорошие рестораны, в которых мы лакомились свежей рыбой. А также пляжи и мое такое любимое море, которым я бесконечно любовалась, медитировала, вглядываясь в даль. Находясь в другой «стихии», я, естественно, начисто забыла о существовании Джимми.
Но в середине августа мне неожиданно позвонил один из парижских коллег, Гарбис. Я очень удивилась – у нас не было принято беспокоить людей во время отпуска. Сразу почувствовала, что произошло что-то важное.
– Нина, извини, но тут такое дело… Умер мсье Сарач. Остановка сердца. Мы не хотели мешать твоему отдыху, но потом подумали, что все же нужно сообщить. На всякий случай, похороны через два дня.
Я очень расстроилась. Ситуация достаточно деликатная. Раз он говорит о дате похорон, значит, предполагает, что я приеду. Но найти билет в разгар курортного сезона, чтобы срочно вернуться, почти невозможно. Кроме того, через несколько дней у Алины должен был начаться балетный стаж. Все уже оплачено. Пропадут деньги, и, главное, дочь очень расстроится. Неужели мне придется все отменять и испортить отпуск ей и Жаку?
– Гарбис, это большое несчастье… Светлая память мсье Сарачу! Я хотела бы быть на похоронах, но не знаю, найду ли билет. Ты же знаешь, что в августе все заранее распродано… Но сейчас же пойду на вокзал, все узнаю.
– Нина, не волнуйся! Спокойно заканчивай свой отпуск. Тебе совсем не обязательно приезжать. Это ничего не изменит. Если захочешь – сходишь на кладбище по возвращении. Еще раз извини, но мы не могли не сообщить тебе такое. Я обзвонил всех, кто сейчас в отпуске.
– Да, конечно, Гарбис, ты прав. Спасибо!
Я решила немедля навести справки, отправилась в кассы – ради своей совести. Как я и предполагала, билетов не было. Вопрос решился сам собой. Но стало очень грустно после такого известия, конец отпуска был подпорчен. Было тяжело от мысли, что больше не увижу шефа – он стал для меня и моей семьи близким человеком.
Алина успешно прошла балетный стаж в Кабуре, маленьком уютном городке на побережье Атлантического океана, в Нормандии. Отпуск закончился.
Мы возвращались на машине в Париж. По дороге заезжали в многочисленные прелестные деревушки с церквями, которые мы с удовольствием осматривали. Франция очень богата такими зелеными, необыкновенно уютными деревнями-городками. Каждая обладает своим собственным шармом и неизбежно вызывает желание помечтать о приобретении маленького домика в ней.
Чистота, покой, умиротворение. Самобытная природа, ощущение счастья и умиротворения. Другое измерение, другой мир, кажущийся нереальным по сравнению с привычным для меня индустриальным городом Парижем, дышащим пылью, газами и стрессом.
По возвращении домой я купила живые цветы в большом глиняном горшке и открытку. Надписала ее, приложила к цветам. Жак отвез меня на кладбище и ждал в машине. Я поставила горшок с открыткой на длинную могильную плиту, помолилась и ушла с чувством легкости в душе. Мне казалось, что мсье Сарач сверху смотрел на меня и порадовался моему приходу.
На работе все встретили меня хорошо. Но общее настроение было несколько подавленным, тревожным. Люди терялись в догадках, что будет с фирмой, со всеми нами после кончины шефа. Оказалось, торговой палатой были назначены два администратора, которые должны были принять радикальное решение, если не найдется покупателя для нашей фирмы. А пока, официально, она еще продолжала существовать. Именно существовать, а не работать. Так как работы практически не было – с новой маркой дела не шли, продукция «Carven» не пользовалась спросом. По престижности она не имела ничего общего с маркой «Nina Ricci». Хотя качество было тем же самым, так как продукцию изготовляло то же самое ателье. Просто марка не была грамотно «раскручена». Это как во всем.
В первый же день работы я столкнулась «нос к носу» с Джимми. Он прошел мимо меня с каменным лицом, не поздоровавшись, как будто не заметил меня. Но, похоже, тщательно вынашивал коварный замысел. В обеденный перерыв он внезапно громко и жестко обратился ко мне в общем зале, явно стараясь привлечь внимание всех окружающих:
– Нина, я сильно поражен, что вы не сочли нужным приехать на похороны мсье Сарача! Отпуск для вас оказался важнее! А ведь он так хорошо относился к вам, оказывал вам услуги! Какая неблагодарность!
Я промолчала – не хотела отвечать на явную провокацию. Просто проигнорировала его, как будто не слышала. Но вмешался один из сотрудников. Он встал на мою сторону, говоря, что это нормально – все равно я не нашла бы в августе срочного билета. А еще кто-то видел на кладбище мои цветы с открыткой и тоже сказал об этом. Джимми пришлось замол