анизовать, где поселить, что показать. Вот тут мог очень пригодиться просторный дом Жака.
По возвращении в Париж воодушевленная Алинка принялась писать песни для нового альбома, а на своих страничках в социальных сетях поставила фамилию Дунаевская.
– Папа сказал, что теперь я могу повсюду подписываться фамилией своей семьи! – радостно улыбалась она.
Время шло. Дочь продолжала звонить отцу, просила о новой встрече.
Вторая поездка в Москву состоялась ровно через год. На этот раз Алина летала туда одна. Вернувшись неделю спустя во Францию, дочь радостно сообщила мне по телефону:
– Мама, мы разговаривали с папой «по душам», и он сказал, что признает меня дочерью официально, через суд. Ездили для этого к его адвокату, и тот попросил прислать несколько оригиналов документов – свидетельство о рождении и еще что-то – дал список. Нужно, чтобы ты их разыскала, я заеду за ними!
Я собрала, что было указано, а Алина переслала все отцу и принялась терпеливо ждать.
Мне казалось, что Максим искренне решил восполнить все пробелы, как обещал когда-то. Проявить отцовские чувства и серьезность его отношения к дочери. Но проходили месяцы, а затем и годы, а дело с признанием почему-то затянулось на неопределенный срок.
Тогда я еще ничего не знала и даже не догадывалась почему.
С одной стороны, складывалось впечатление, что у отца и дочери восстановились добрые отношения. Алина всегда говорила о нем в восторженных тонах и выражениях. А с другой, какие-то моменты, о которых дочь мимоходом упомянула мне в телефонных разговорах, показались мне странными.
В течение четырех лет общения с отцом Алина всегда звонила ему сама. Дома жена папы Марина большей частью отвечала, что его нет дома. Тогда Алина, из вежливости, беседовала с ней и девочками, а когда их не было, с няней или с домработницей. Всем оставляла сообщения для папы с просьбой позвонить ей, но он никогда не перезванивал. Ей приходилось подолгу дозваниваться до него домой и на мобильный, пока папа, наконец, не отвечал ей. Тогда они снова разговаривали продолжительное время. Отец никогда не предлагал перенабрать ее, а она не осмеливалась попросить его об этом.
Дочери каждый месяц приходили «весомые» телефонные счета. Поскольку Алина все еще была студенткой, то их, естественно, приходилось оплачивать мне.
За четыре года общения отец позвонил дочери в общей сложности три или четыре раза – на день ее рождения. И даже когда он поздравлял ее несколько дней спустя после события, Алина все равно с восторгом сообщала мне это.
– Все-таки папа вспомнил, что у меня день рождения! И не важно, что с опозданием…
С 2004 до 2008 года Алина видела отца ровно 4 раза. Я с некоторым удивлением констатировала, что так же, как и в случае с телефонными звонками, к их совместным встречам стремилась только дочь. Она как-то проговорилась мне, что каждый раз ей приходилось по несколько месяцев «уговаривать папу», чтобы он согласился на ее приезд в Москву. Сам же он отказывался приехать в Париж или принять ее на Лазурном Берегу, в Италии, когда с женой приезжал туда в отпуск.
Очень скучая по отцу, Алина продолжала регулярно звонить ему и просить о новой встрече. После длительных переговоров он, наконец, соглашался, чтобы она приехала на неделю. Тогда дочь снова начинала «летать на крыльях», в ее глазах снова появлялся счастливый блеск.
Я не чувствовала искреннего интереса отца к дочери, но ничего не говорила ей, по-прежнему считая, что свое мнение должна держать при себе. Тем более, что Алина всегда говорила мне, что ее пребывание у папы проходит хорошо. Вообще, дочь всегда очень дозировала информацию, и я чувствовала, что она недоговаривает мне. Но я доверяла ей и не задавала лишних вопросов, надеясь, что если понадобится помощь, то она сама обратится ко мне.
К тому же у меня была своя многообразная жизнь и свои заботы – работа, дом, мама, Жак, друзья, поездки…
Что касалось моей профессиональной деятельности, то я продолжала работать для разных престижных марок, но уже только по временным контрактам. Так как в связи с растущими кризисом и безработицей во Франции фирмы практически перестали давать постоянные.
Им было гораздо выгоднее постоянно менять людей или предлагать человеку один-два временных контракта, прежде чем распрощаться с ним, наняв другого на тех же условиях.
Это было рискованно для работающих – не было никакой уверенности в завтрашнем дне. Лишало чувства безопасности, которое всем нам так важно.
Это только со стороны кажется, что во Франции «рай». «Соседская лужайка всегда кажется более зеленой». На самом деле жизнь во Франции совсем не простая и очень дорогая. Здесь гораздо более приятно провести отпуск, чем жить постоянно.
А налоговые инстанции здесь просто «душат» людей, как говорят сами французы, ежегодно увеличивая проценты. Поэтому многие люди, в особенности располагающие большими средствами, переезжают жить в другие, «менее обремененные» поборами страны.
Но все же у каждой медали есть оборотная сторона, и во временных контрактах тоже. Они создавали мне некоторые удобства. По окончании контракта у меня появлялось право на пособие по безработице. Помимо этого, в перерыве между двумя контрактами я могла свободно перемещаться. В частности, регулярно приезжать в Москву, что для меня всегда было очень важно.
Обычно у меня не было очень больших перерывов в работе. Работая, я параллельно продолжала искать новый контракт. А найдя его, действовала по проверенному принципу – работать в полную силу и по возможности лучше других, не считаясь со временем, чтобы получить рекомендательное письмо.
И это приносило свои плоды – некоторые фирмы продлевали мне контракты или позднее звонили мне снова, предлагая новый, уже хорошо зная меня.
Особенно мне запомнились три года работы в знаменитом отеле «Ритц» на Place Vendôme. Этот отель всегда славился своими легендами. Там работал признанный самым лучшим в мире, бармен-англичанин Коллин, готовящий исключительные коктейли. О нем часто писали в газетах. Простой и милый человек, он часто приглашал меня в свой бар «Хемингуэй», который когда-то открыл в «Ритце», угощая изысканными безалкогольными коктейлями или не менее чудесными сортами кофе с крошечными птифурами.
Оттуда в далекий трагический вечер вышла на улицу Cambon и села в черный «Мерседес» английская принцесса Диана c Доди Аль Файедом, сыном владельца отеля, так нелепо погибшая в тоннеле под площадью Alma.
Там проживала знаменитая, мифическая Габриэль-Коко Шанель, в апартаментах которой я побывала. В них, помимо статуэток лягушек и львов (она была Львом по знаку зодиака), стилизованных снопов пшеницы, предметов из горного хрусталя и ширм китайского мастера Короманделя, мое внимание особенно привлекла русская расписная шкатулка, очень похожая на палех, подаренная несравненной Габриэль-Коко композитором Игорем Стравинским, переехавшим в ту эпоху со своей семьей во Францию. Он был очень влюблен в эту необыкновенную женщину, а она, принимая его знаки внимания, всячески поддерживала его и даже помогала материально. Русским иммигрантам «первой волны» приходилось тяжело зарабатывать себе на жизнь. Хотя, конечно, и не только «первой».
В отеле «Ритц» постоянно останавливались голливудские звезды и даже коронованные особы со всего мира, с которыми мне было любопытно пообщаться. Каждый раз это был новый культурный и эмоциональный штрих, обогащающий мой опыт деятельности в этой магической обители, наполненной своим совершенно особым, уникальным духом. Там я познакомилась с очень приятными людьми, русскими клиентами, ставшими впоследствии друзьями.
Там мне довелось пообщаться с моей любимой актрисой, чувственной Кейт Винслет, с нелюбимой Мадонной, с импозантным Карлом Лагерфельдом, с милой и непосредственной Кейт Мосс (агент которой выпросил ей в подарок платье «Валентино» из моего бутика), с эксцентричным Жан-Полем Готье, с озорным Джонни Деппом, переодетым в пирата, с харизматичным Робертом Редфордом, с вечно женственной Катрин Денев, с обаятельным Ричардом Гиром, с харизматичным Жаком Шираком, который каждый раз при встрече радушно жал мне руку, и со многими-многими другими публичными личностями, артистами и политиками.
В «Ритце» у меня был постоянный рабочий контракт, но, к сожалению, он автоматически закончился, когда отель закрылся на длительный ремонт, борясь за звание «паласа». И что-то говорит мне, что его владелец, Мсье Аль Файед, сделает все возможное и невозможное, чтобы добиться этого.
Шел 2008 год.
К этому времени Алина получила университетский диплом и устроилась на работу. Но продолжала писать песни для нового альбома и репетировать по вечерам – днем нужно было зарабатывать на жизнь. Меня беспокоило то, что она слишком много работала, очень уставала. Но, видя какое удовольствие ей приносила работа над своими песнями и концерты, понимала, что это был ее выбор, который меня не касался. Я старалась не мешать, а поддерживать ее по мере возможности.
В августе моей доченьке должно было исполниться 25 лет. Во Франции эта дата называется «Quatrinette» («четвертинка»), считается очень важной и отмечается особо торжественно. Поэтому Алина решила отпраздновать ее дважды – 10 августа со мной, с бабушкой и с моим другом, а 11-го со своей музыкальной группой и с многочисленными друзьями.
День рождения в узком семейном кругу прошел, как обычно, очень весело.
Я «организовала» красивый и «вкусный» стол c массой деликатесов. Очень хотелось, чтобы этот день навсегда запомнился дочери.
Алина без конца открывала свой мобильный телефон – читала приходящие смс-сообщения от друзей «с четырех концов света». Но под конец вечера дочь заметно опечалилась, и я сразу поняла почему. Не пришло лишь одно сообщение – от папы.
Но через три-четыре дня она радостно сообщила мне по телефону, что «папа только что позвонил и поздравил» ее. Сказала также, что он согласился принять ее – отметить эту знаменательную дату вместе с ним. Но не в августе, а позже, в октябре. Намекнул даже, что на этот раз собирается подарить ей машину – то, что он уже неоднократно говорил, но не смог сделать в прошлые годы.