Это она была хозяйкой положения и вволю пользовалась этим.
После того как Алина много лет не видела отца, ей нужно было как будто снова знакомиться с ним. И не только с ним, но и с его нынешней семьей, которую она никогда не видела раньше, но с которой она искренне надеялась подружиться. Поэтому со своей стороны делала все, что могла, чтобы избежать конфликта, – терпела унижения и насмешки Марины – ради папы.
Конечно, Алина порядком приуныла от неприятия – погрустнела, стала скованной. Старалась лишний раз промолчать, не отвечать Марине на ее колкости и провокации, чтобы не обострять с ней отношения. Главным для нее было, чтобы встречи с отцом продолжились, чтобы она смогла в будущем снова приехать повидать его.
– Максим сделает все, что я ему скажу! – жестко заявляла ей Марина. – Он ничего никогда не сделает для тебя без моего согласия!
Похоже, именно так оно и было. Алина недоумевала и, видя неприязненность жены отца, замыкалась в себе.
Что же касается отца, то, по словам дочери, он проявлял гостеприимство – приветливо относился к ней и к Давиду. Показывал город, прокатив их на машине. Пригласил в ресторан и в театр, а также к себе на дачу. Вчетвером – Марина всегда находилась с ними.
Несмотря на сложности с Мариной, Алина очень радовалась возобновлению отношений с папой. А стоило ему сказать дочери, что у нее хороший голос, интересный тембр и прекрасный слух, как все колкости папиной жены отходили на задний план. Вечером, когда Максим приезжал домой, все было гладко. Он умел сглаживать острые углы. А однажды даже вспылил, когда Марина при нем двусмысленно произнесла, что ей непонятно «в кого у Алины вьющиеся волосы? У Максима таких никогда не было…».
– Марина, прекрати! У меня в юности тоже вились волосы!
Алина была очень признательна отцу за защиту и прирастала к нему душой все больше и больше.
– Папа действительно очень хороший человек! – позднее неоднократно говорила мне дочь.
Как-то, будучи занятым в выходные дни, Максим предложил Алине с Давидом съездить на уик-энд в Санкт-Петербург, посмотреть город. Алина очень обрадовалась этой идее – она никогда до этого не была на моей родине, в этом прекрасном городе-музее, о котором я ей много рассказывала.
Неожиданно Марина вызвалась поехать туда вместе с ними. Алина обрадовалась, подумала, что это будет приятная возможность сблизиться и подружиться с папиной женой по-родственному.
На месте все прошло хорошо. Погуляли по городу, посмотрели достопримечательности и затем возвращались ночным экспрессом обратно в Москву. Перекусили в вагоне-ресторане. Там Марина заказала для себя графинчик водки, выпила содержимое и… «завелась» – принялась снова подтрунивать над Алиной. Но дочь старалась не реагировать на провокации, только улыбалась. Вероятно, это взбесило Марину.
Сцена произошла, как только они втроем вернулись в купе. Совершенно неожиданно и без какого-либо объяснения Марина вдруг накинулась на Алину – яростно принялась обвинять ее в корысти, утверждала, что видит ее «насквозь».
– Я знаю, зачем ты приехала к отцу – ради денег и наследства! Но имей в виду: ты ничего не получишь, все достанется моей дочери!
Требовала от Алины, чтобы она «призналась». Обвиняла ее так же голословно, как и когда-то меня в своем интервью в одной московской газете. По-видимому, выпитый алкоголь явился катализатором взрыва накопившейся враждебности, которую она испытывала к падчерице. А Максима, к сожалению, не было рядом, чтобы пресечь это. Мне все же кажется, что даже он не потерпел бы такого откровенного бесчинства.
Дочь разрыдалась и попыталась объяснить Марине, что она ошибается, что все это не так. Что она очень истосковалась по отцу за годы разлуки, что любит его, поэтому и приехала, когда он пригласил в гости. Но ее слова, казалось, еще больше распаляли Марину.
– Все будет моей дочери Полине! – не слушая Алину, продолжала кричать она.
Вероятно, забыла, что ее муж еще жив, и уже хотя бы поэтому было крайне неприлично, недопустимо поднимать подобную тему.
Совершенно очевидно, Марина воспринимает Алину исключительно как своего конкурента. Видимо, ей трудно понять, что человека вообще и тем более отца можно любить не ради денег, а просто так. И она постаралась убедить в этом Максима.
Нет необходимости описывать тяжелое моральное состояние дочери после этой агрессии в поезде. По возвращении в Москву, после долгих колебаний, она все же решила рассказать отцу, что произошло. Объяснить ему, что Маринины подозрения неправильны, что она ехала к нему с совершенно чистыми намерениями. Что подобные, циничные мысли даже никогда не возникали в ее голове.
Обычно Марина постоянно находилась рядом с ними, но в тот момент, когда она долго разговаривала по телефону, Алине удалось рассказать отцу про эпизод в поезде. Максим расстроился, посоветовал: «Не обращай внимания… просто она была пьяна…». Так-то оно так, но только не зря народная мудрость гласит: «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке»!
Похоже, после того, как все разошлись на ночь по комнатам, Максим объяснился с женой по поводу происшедшего. Так как в тот приезд Марина больше открыто не атаковала падчерицу. А через несколько дней Алина с Давидом улетели обратно в Париж. Дочь решила ничего не рассказывать мне и попросила об этом также и своего друга.
В последующие три раза она возвращалась к отцу одна – раз в год, на неделю или десять дней. По-видимому, эти встречи совсем не планировались отцом, так как каждый раз Алине приходилось очень подолгу уговаривать его о новой встрече.
Подобных сцен со стороны Марины больше не было, но Алина все же постоянно ощущала ее неприязнь – по ее отдельным фразам, насмешкам, намекам, уколам.
При каждом удобном случае жена отца критиковала ее внешность – лицо и фигуру, а также манеру одеваться и ее вокальные данные.
Не удержалась от этого даже во время торжественного банкета, посвященного шестидесятилетнему юбилею Максима. Тогда, в 2005 году, дочь ненадолго приехала поздравить отца. В разгар празднования, после многочисленных тостов, Марина почему-то принялась изучать Алинино лицо, а затем сказала ей с саркастической улыбкой, указывая на одну из молодых женщин, присутствующих в зале:
– Смотри! Вот, например, у нее, можно сказать, с внешностью все в порядке. А у тебя маленькие глаза и большой нос!
Алина по-прежнему молчала, не зная, что ответить на это – не привыкшая к атакам, тем более касательно внешности человека, которая ему дается свыше. Она больше привыкла к комплиментам в свой адрес, и ей было совсем удивительно услышать такое от папиной жены. И не понимала, почему, за что Марина постоянно стремилась задеть, «сломать», унизить ее, причинить ей боль? К тому же Марина ведь венчалась с мужем в церкви. Тогда как можно жить, культивируя зло, попирая заповеди Божьи? Конечно, Алина не смогла бы обсуждать эти вопросы во время праздника, посвященного ее отцу.
Поэтому дочь снова смолчала, но ее настроение было испорчено в который раз.
О себе же хозяйка дома всегда отзывалась в превосходно-возвышенных тонах, давая понять Алине, что они с ней находятся на разных социальных, эстетичных и прочих уровнях.
Однажды в разговоре Марина сказала, что она в России считается «звездой».
На Западе такое звание предполагает какие-то достижения в артистической или в смежной области, а дочери было известно, что Марина не работает, является домохозяйкой. Алина подумала, что, возможно, она недавно создала какой-то творческий проект. Поэтому искренне поинтересовалась, в какой именно области она является «звездой». Этот вопрос Марине почему-то не понравился, она обрезала: «Звезда и все!». Алина так и не поняла, почему ее естественный вопрос вызвал такую резкую, негативную реакцию. Но не стала заострять на этом внимания, продолжала относиться к жене отца уважительно и дружелюбно.
Узнав, что отец в своем интервью назвал Марину «музыкантом», и в надежде найти общие интересы, Алина как-то попросила ее что-нибудь сыграть на стоящем рядом белом рояле в гостиной. Марина отказалась, сославшись на свои ногти, которые ей «мешали». Обычно музыкантам они не мешают и тем более на домашнем уровне.
Были и другие эпизоды, по которым было понятно, что папина жена установила дистанцию и не хочет идти Алине навстречу даже в мелочах, которые ей ничего не стоят. Одним словом, все попытки дочери хоть немного сблизиться с женой отца потерпели фиаско. Добрых, доверительных отношений не получалось.
Однажды днем, когда Марина отлучилась в салон-парикмахерскую, находящуюся в их доме, Алине, наконец, впервые удалось по-настоящему поговорить с отцом. Задала ему вопрос, который мучил ее уже долгие годы: почему папа в свое время не признал ее своей дочерью официально, документально? Что в ней «не так»? Чем она хуже других его детей?
Вначале Максим ответил дочери, что «сразу после рождения признал ее документально, зарегистрировал в отделении загса» (!). Но на вопрос дочери: «В каком именно загсе, папа?», он так и не смог «вспомнить» в каком. Что естественно.
Затем попытался все свалить на меня. Мол, во всем виновата я – лишила его дочери, а дочь лишила отца, так как «предпочла уехать с французом».
Услышав такой ответ, Алина, конечно, опешила, но не стала докапываться до истины, чтобы не перечить ему. Ответила только, что не хочет «вмешиваться в отношения родителей», «судить» того или другого.
Вернулась Марина, и они с Максимом ушли ужинать в какую-то компанию, оставив ее дома с няней и с маленькой Полиной. Ускользнув от них, расстроенная Алина решила позвонить мне. Не поздоровавшись, дочь быстро, полушепотом, проговорила срывающимся от волнения голосом:
– Мама… я не буду обижаться и упрекать тебя… но скажи мне правду… зачем ты сделала это?! Почему ты заставила папу отказаться от меня?!
От шока и ужаса от услышанного у меня зашлось сердце. Я объяснила дочери, что это неправда. Но она не верила мне!
– Мама, но не может же папа выдумать такое! Невозможно! Это слишком важно! Поклянись мне, что все это так, как ты говоришь!